Друг по переписке (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

— Пф-ф. Нет, самая известная поэтическая строка в истории «Я яйца с ветчиной не ем. Я не люблю их, Вот-так-Сэм»15. Это доктор Сьюз, на случай, если твое чтение не продвинулось так далеко.

Он поднимает голову и смотрит на меня, его глаза полны обожания, а улыбка ослепительна.

Улыбаясь ему в ответ, я говорю:

— Так вот что такое рай, да? Вращающиеся колеса и вращающиеся звезды?

— В любом случае, так было для Данте.

— Как ты думаешь, что такое рай?

Его улыбка исчезает. Его энергия медленно меняется от светлой к темной, как и его взгляд. Глядя глубоко в мои глаза, он мягко говорит:

— Ты.

В этот момент я, наконец, отпускаю свое прошлое и свои страхи и падаю — прыгаю — лечу сломя голову в свою любовь к Эйдану.

Я обвиваю руками его шею и вкладываю все это в поцелуй.

Потому что это Эйдан, и он возвращает мне в тысячу раз больше.

~

С той ночи мы неразлучны. Мы проводим вместе каждое мгновение бодрствования и сна. Следующие несколько месяцев — это то, из чего состоят мечты, сказка, ставшая явью.

Затем наступает канун Нового года.

И вместе с этим — конец.

40

КАЙЛА

Канун Нового года

В свете свечей лицо Эйдана прекрасно, как у ангела.

— Почему ты такой красивый? — бормочу я, проводя пальцем по его скуле, а затем вниз к челюсти.

Его темная борода мягкая и пружинящая под моими пальцами.

Мы лежим в постели у меня дома, лицом друг к другу, бедра к бедрам, грудь к груди. Мои ноги зажаты между его икрами. Моя голова лежит у него на руке. Он использует другую руку, чтобы крепко прижать меня к себе.

Глядя на меня мягким взглядом, Эйдан говорит:

— Это неправда. Ты просто еще немного не в себе после оргазма.

Мой смех низкий и хриплый.

— Это как когда все девушки вокруг красивые после пива, только вместо пива секс?

— Именно. Оргазм затуманил твое зрение. На самом деле я выгляжу как бородавочник.

Улыбаясь, я целую его в кончик носа.

— Ты действительно поразительно похож на бородавочника. Я пыталась пощадить твои чувства, не поднимая эту тему.

Уткнувшись носом в мою шею, Эйдан шепчет:

— К слову о темах, которые поднимаются…

Он сгибает ноги, прижимая свой возбужденный член к моему бедру.

Я снова смеюсь, чувствуя себя счастливой и безрассудной, как будто я стою на вершине высокого утеса и вот-вот свалюсь с края.

— Ты никогда не слышал о рефрактерном периоде?

— Я слышал, но мой член нет.

— Очевидно.

Эйдан приподнимает бровь.

— Ты жалуешься?

Это заставляет меня ухмыльнуться.

— Нет, сэр. Я люблю это.

Он переворачивается на меня сверху. Опустив голову, Эйдан нежно целует меня, шепча мне в губы:

— Скажи это еще раз, зайка.

— Часть, где «сэр», или часть, где «люблю»?

— Обе, — его глаза темнеют, а голос понижается. — Но убери «нет» и «это».

Мне приходится подумать об этом мгновение. Когда я понимаю, что он хочет услышать, мои щеки вспыхивают.

Но я даю ему то, что он хочет. Без оговорок и сожалений, так, как ему это нужно.

Я гляжу ему в глаза. Мое лицо горит, а сердце колотится, пока я шепчу:

— Я люблю, сэр.

Эйдан облизывает губы. Его дыхание становится прерывистым. Тяжелый и теплый на мне, он ощущается как якорь, который удержит меня на плаву, и гавань, которая защитит меня, каким бы сильным ни был шторм.

Медленно проводя большим пальцем взад-вперед по моей щеке, он говорит хриплым голосом:

— И я люблю мою милую маленькую зайку, которая заставляла меня быть благодарным за каждый день моего прошлого ада. Потому что этот темный путь в конечном итоге привел к ней.

Я выдыхаю тихий всхлип, но он заглушает его, целуя меня.

Мне казалось, что Эйдан собирается войти в меня, но вместо этого он перекатывается на спину, увлекая меня за собой, так что я оказываюсь на нем сверху. Убирая мои волосы с лица, он небрежно говорит:

— Сегодня в полночь должен быть фейерверк.

— Ух ты.

— Что?

— Поговорим о разочаровывающем переходе. Я думала, ты собираешься снова заняться со мной любовью.

Он усмехается.

— Я хотел, но потом мне пришла в голову гениальная идея взять лодку, чтобы в следующий раз, когда я заставлю тебя кончить, над головой взорвался фейерверк.

— О. Да, это был бы незабываемый способ отметить Новый год.

Мы улыбаемся друг другу. Эйдан говорит:

— Я купил шоколад и шампанское. Просто на случай, если ты согласишься.

— В какой вселенной я не согласилась бы, чтобы ты накормил меня шоколадом и напоил шампанским под небом, наполненным фейерверками, после того, как подаришь мне умопомрачительный оргазм?

— О, так я тебя теперь еще и кормлю? — он закатывает глаза в притворном смятении. — Я должен делать всю работу.

Я прижимаюсь поцелуем к его губам и шепчу:

— Бедный малыш.

Эйдан бросает меня на спину и рычит:

— Осторожно. Бородавочники едят заек на ужин, — затем он кусает меня за шею и щекочет, заставляя кричать.

Смеясь, он поднимается. Я с улыбкой наблюдаю, как Эйдан забирается в шкаф. И вот он уже одет.

— В твоих же интересах быстрее одеться, — говорит Эйдан, одаривая меня порочной ухмылкой, когда выходит из комнаты. — Я жду тебя внизу.

Я вскакиваю с кровати и одеваюсь так быстро, как только могу, натягивая джинсы и толстый свитер поверх рубашки с длинными рукавами. Сегодня вечером дождя нет, но при температуре ниже десяти на воде будет холодно. Я засовываю ноги в ботинки и, ухмыляясь, спускаюсь вниз.

Странно, как от радости тело становится легким. Если бы я сконцентрировалась, держу пари, что смогла бы оторваться от земли.

Я нахожу Эйдана на кухне — он загружает шампанское, шоколад и пару бокалов в корзину для пикника. Я поддразниваю:

— Посмотри на себя, такой домашний.

— Я думаю, что слово, которое ты ищешь, «романтичный».

Я подхожу к нему сзади и обнимаю за талию. Прижимаясь щекой к широкой спине, я бормочу:

— На самом деле, слово, которое я ищу, «потрясающий». Нет, «замечательный». Нет, это тоже не то. Хм…

— «Великолепный», — добавляет Эйдан, поворачиваясь, чтобы обнять меня. — И я не против «поразительного».

— Еще бы ты был против.

Эйдан целует меня, обхватывая мое лицо руками. Это сладкий поцелуй, но он быстро становится жарким. Я вырываюсь из его объятий, смеясь.

— Ладно, Бойцовский клуб, давай уже поедем, или мы никогда не выберемся из кухни.

— Такая властная, — говорит Эйдан, качая головой. Он пытается нахмуриться, но не совсем справляется с этим.

— Я принесу пару одеял. Встретимся у задней двери.

Я оставляю его на кухне и отправляюсь рыться в бельевом шкафу в гостевой спальне в поисках сложенного стопкой белья. Выбрав два толстых и мягких одеяла, я накидываю одно на плечи, а другое несу туда, где Эйдан стоит в ожидании у двери с плетеной корзинкой в руке.

Когда я набрасываю одеяло ему на плечи, он корчит гримасу.

— Ты понимаешь, что бородавочники не мерзнут, верно? Мы слишком круты для этого.

Я отмахиваюсь от него.

— Помолчи, мачо. Ты поблагодаришь меня, когда мы будем на воде.

Мы пересекаем лужайку и спускаемся к каменистому пляжу к «Эвридике», пришвартованной в конце причала. Воздух свежий и холодный. Он сильно пахнет сосновым соком, влажной корой и мхом. Над нами небо — чаша глубокого сапфирового цвета, усыпанная звездами. Здесь тихо и безмолвно, если не считать сверчков, поющих нам серенаду своей вечерней песней. Эйдан хватает мою руку и сжимает ее, глядя на меня сверху вниз и улыбаясь.

Если есть рай, я надеюсь, что он именно такой.

Эйдан помогает мне забраться на корму лодки, затем вручает мне корзину для пикника. Он перепрыгивает через край корпуса и отвязывает веревки от кнехтов на борту, пока я поднимаюсь по узкой лестнице на мостик. Возвышаясь над главной и нижней палубами, он дает неограниченный вид на воду.