За дверью - Антон Белозеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я замолчал и перевел дух. Говорил я настолько горячо, что никто не решился меня прервать. Зато теперь заговорили все одновременно:
— А ведь он прав!
— Да ничего он не прав! С такими рассуждениями мы скатимся в анархию и экстримизм.
— Но ведь историческая научная объективность…
— Ох, коллега, вам ли говорить об исторической науке? Можно подумать, вы не знаете, что история постоянно переписывается и подправляется в угоду новым правителям.
— И тем не менее это не доказывает…
— Как раз это и доказывает, что все в мире относительно, особенно государственные законы.
— А что удерживает нас от преступлений?
— Как что? Разумеется, страх перед наказанием.
— А как же честь и совесть?
— Честь и совесть — это такие же страхи. Страх перед обществом и страх перед богом, то есть страх перед наказанием в этой жизни или в жизни загробной. Не зря же о совестливом человеке говорят: «Он имеет страх божий». Для того все религии и придуманы: держать свою паству в страхе и повиновении.
Несмотря на оживленность споров, люди и боблины не прекращали пить и есть. Их дискуссия носила исключительно умозрительный, интеллектуальный характер и не затрагивала глубины души.
Боблин Ипсах Занкин, друг Мыстра по институту, сказал мне:
— Вы так решительно выступаете против законов, молодой человек, но ведь большинство жителей Колоссии вряд ли разделяют ваши взгляды. Я даже не уверен, что они вообще способны их понять. Кондрат прав: Мурава — это еще не вся Колоссия. Попробуйте втолковать какому-нибудь крестьянину из Тумповской губернии, что он свободная и независимая личность, а не винтик в государстве. Людям проще жить, когда за них все решает правительство или начальник. Они сами не захотят жить без законов, без приказов, без надзора.
— Вы не слишком-то высокого мнения о колосском народе, — ответил я. — А вы сами пробовали хоть что-нибудь объяснить этому крестьянину? Вы вообще-то хоть раз с ним разговаривали?
— Это не важно…
— Как раз именно это и важно. В течение многих поколений колосским жителям внушали, что сами по себе они — ничтожны, что только сильное и могучее государство делает их самих сильными. Людей превращали в безликую, серую массу. При царях они были бесправными рабами, во времена Уравниловки — боевыми или трудовыми единицами, сейчас они — наемные работники и, время от времени — избиратели. Вся мощь государственной пропаганды направлена на то, чтобы отучить людей мыслить самостоятельно. А теперь, с развитием средств массовой информации, из них вытравливают остатки личности и индивидуальности. Включите телевизор и посмотрите: идет целенаправленное превращение людей в безмозглых скотов. Реклама указывает людям, что надо есть, что пить, какие фильмы смотреть, за каких политиков голосовать, чем восхищаться, а что ненавидеть. Если вы, немногие разумные люди и боблины, не противитесь массовой обработке народного сознания, то не удивительно, что простые жители Колоссии вас не понимают. Вы просто говорите на разных языках.
— Что же нам, свою телепрограмму организовать? Кто же нам позволит? Да у нас и денег-то таких нет.
— Ну почему же сразу телепрограмму? Можно выпускать газеты и журналы, книги. В конце концов, существуют компьютерные сети, где можно свободно… пока еще свободно высказывать свои мысли.
— Да кто же о нас узнает?
— Не беспокойтесь, узнают. Сначала одни, потом — другие. На фоне откровенно лживой государственной пропаганды ваша правда привлечет людей и боблинов, как огонь костра в ночи привлекает заблудившегося путника. Что происходит сейчас? Холуи учат честности, подлецы рассуждают о благородстве, предатели разглагольствуют о верности. Причем все знают, что вот этот кинорежиссер, рассуждающий о любви к Родине — лизоблюд и хам; вот этот певец, исполняющий патриотические песни — посредник между бандитами и государственными чиновниками. Людей приучают мириться с подлостью и лицемерием. Более того — их уверяют, что преступники — это образцы для подражания. Кто живет в Колосии лучше всех? У кого роскошные особняки, машины, яхты, самолеты? У казнокрадов, взяточников и коррупционеров. А кто живет в нищете? Честные люди, не пошедшие на сделку со своей совестью!
— Вот, вот! — подхватил Демьян Фиолетов. — Я все никак не могу понять, каким образом вышло, что все фабрики и заводы, которые строили несколько поколений колосских граждан, вдруг в одно мгновение стали личной собственностью нескольких Воровковских? Как общенародное достояние — полезные ископаемые, леса, железные дороги, энергетическая сеть — вдруг перестали принадлежать всем гражданам, а превратились в источник сверхобогащения десятка непонятно откуда взявшихся «бизнесменов»?
Я уже знал, что «Воровковские» — это не имя собственное, а собирательное обозначение. Так называли тех боблинов, которые прибрали к рукам самые крупные и самые доходные Колосские предприятия и отрасли. Имя «Воровковские», как все имена и названия в Изначальном мире, четко и ярко характеризовало сущность явления и даже национальную (боблинскую) принадлежность новых хозяев Колоссии.
Я ответил:
— Вас грабят, обманывают и унижают ровно настолько, насколько вы это позволяете. Разве не вы позволили Воровковским прийти к власти?
— Но десять лет назад мы все были уверены, что свобода и демократия лучше, чем Уравнительная церковь…
— Так и есть! — вставил Кондрат Полуухов. — Теперь каждый может свободно заниматься любым делом и зарабатывать деньги в меру своих способностей.
— Каждый ли? — хитро прищурился Демьян Фиолетов. — Почему же ты не владеешь нафтелиновой компанией? Или интеллектуальные способности какого-нибудь Воровковского в миллиард раз выше твоих? Ведь именно в таком соотношении находятся ваши доходы?
— Ну-у-у, — смущенно протянул Полуухов. — Надо было оказаться в нужное время в нужном месте…
Фиолетов обрадованно воскликнул:
— Вот именно! Общенародная собственность перешла в руки тех, кто хитрее и изворотливее. Если в государстве воровство и обман считаются достоинствами, то самые ловкие воры и лжецы занимают самые высокие посты и должности. Вот этот молодой человек прав: мы сами допустили, что к власти пришли не самые честные и достойные, а самые подлые и лицемерные! И теперь никто не знает, как от них избавиться.
— Но ведь особенно-то никто и не хочет от них избавляться, — произнес Шемар Курасин. — Люди и боблины Колоссии вполне довольны своей жизнью. Несколько тысяч фанатиков-уравнителей и сепаратистов-экстримистов, разумеется, не в счет.
— Народ не доволен своей жизнью. Просто у него не хватает силы духа и смелости, чтобы изменить эту жизнь к лучшему, чтобы отстоять свои права на достойную и благополучную жизнь. Вот потому-то в Колоссии и процветают Воровковские.
— Во всем виноваты журналюги! — авторитетно заявил уже изрядно захмелевший Анисим Коловоротов (во время дискуссии он успел пропустить еще пару рюмок, не дожидаясь общих тостов). — Это они манипулируют нашим сознанием и заставляют нас действовать против нашей воли! Вот я, например, каюсь, на последних выборах сам проголосовал за Венценосца Статина. До сих пор этого себе простить не могу. Как будто на меня какое-то затмение нашло. И, главное, сам знаю, что Статина нам подсунули те же Воровковские, чтобы за ним, как за ширмой, продолжать разграбление Колоссии. И вот, на тебе, пошел и проголосовал за него.
— Да ты и на следующих выборах опять за него проголосуешь! — сказал Демьян Фиолетов. — Тебя ВЫНУДЯТ проголосовать за него. Выставят против него какого-нибудь страхолюдного Уравнителя типа Верховного Жреца Зюзюзюкова или словоблуда-либерала вроде Мудофанова. Вот и выбирай между ними!
— Да, политтехнологи не зря едят свой хлеб с черной икрой! — заметил Мыстр. — Главный специалист по оболваниванию народа Подловский обязательно придумает какую-нибудь гадость, чтобы заставить народ проголосовать за нужного Воровковским Венценосца.
— Значит, народ БУДЕТ ЗАСЛУЖИВАТЬ этого Венценосца. Раз верховная власть в стране принадлежит марионетке Воровковских, то пусть никто не жалуется на свою плохую жизнь!
— А что народ может? — воскликнул Демьян Фиолетов. — Что МЫ можем? Выйти на улицы и строить баррикады?
— А почему бы и нет? — тихо спросил я.
— Ну, это уж вообще ни в какие ворота не лезет! — развел руками Шемар Курасин. — Это что же, надо начинать гражданскую войну?
— Но ведь наказание преступников не называют «гражданской войной»? — я повернулся к нему. — А ведь в тюрьмах и лагерях Колоссии сейчас находится почти три процента населения. И наказание они несут за мелкие кражи и грабежи, на которые их вынудили пойти голод, нищета и недостаток воспитания. Между тем преступники, ворующие целыми поездами и танкерами, считаются в современном обществе уважаемыми бизнесменами. И наказание этих воров-бизнесменов почему-то называют началом «гражданской войны». Почему?