Магический перстень Веры Холодной - Елена Арсеньева

Она снова взглянула на Кирилла. Никогда она не хотела так ошибиться в своих выводах, как сейчас, когда смотрела на него. Но шансы, кажется, были практически равны нулю.

– Вот вы в этой истории вроде бы страдающая сторона. Вас гнусно оболгали, арестовали… Ну объясните мне, что заставило вас взять во временные союзники бывшего смертельного врага, который соблазнил вашу женщину и на все готов был, чтобы жениться на ней? Даже засадить вас в тюрьму? Пусть ненадолго, лишь бы хватило времени зарегистрироваться или обвенчаться с Лорой, но все же?!

– Соблазнил? – тихо проговорил Кирилл. – Как так? Додик, да ты куда лапы протягивал? Да ты…

Он двинулся было к распростертому на кровати Арнольду, но Алёна схватила его за руку, а Арнольд отвернулся и буркнул:

– Слей воду! Ты первый ее у меня отбил. Я всего-навсего хотел вернуть свое.

– И почти сделали это, – кивнула Алёна. – А потом передумали – потому что узнали: она больше не богатая невеста. Кирилл, да перестаньте вы дергаться! – с досадой прикрикнула она. – Время-то уходит! Я жалею, что сказала об этом, думаю, лучше, если бы вы вообще ничего не узнали или узнали от самой Лоры. Но если вы ее в самом деле любите, то простите. Арнольд мастер дурить головы женщинам, перед ним довольно трудно устоять, если…

Арнольд повернул голову и насмешливо взглянул ей в глаза:

– Если охота узнать, что такое настоящий, полноценный секс, да? Ну признайся, тебе было со мной хорошо?

– Надеюсь, и вам тоже, – высокомерно сказала Алёна. – Но насчет высокого качества своих способностей не слишком обольщайтесь, мне случалось испытывать и более незабываемые ощущения.

– Ох ты… – ошеломленно протянул Кирилл. – Ну надо же… наш пострел везде поспел! А я‑то обдумывал, как бы мне вас в постель затащить! И затащил бы, если бы удалось!

– Хм, – сказала Алёна, с трудом удерживая довольную улыбку, которая в данной ситуации выглядела бы недостойной такой поборницы справедливости, как наша героиня. – Но ведь это означало – изменить Лоре. И за это вы только что на нее жутко разгневались! Политика двойных стандартов, да?

– А! – безнадежно махнул рукой Кирилл. – Теперь все равно… какая разница, пусть спит с кем хочет!

– О‑о… – протянула Алёна. – Так, значит, и вам она была нужна только как родственница богатых греков?

Кирилл улыбнулся своими обворожительными глазами:

– Да, ведь любовь любовью, а жизнь сурова. О приданом позаботиться тоже не грех. Моих доходов пока что не хватит на двоих. Поэтому я погожу жениться. А шё такого?

Итак, она не ошиблась. Ужасно жаль…

– Абсолютно ничего, кроме того, что вы с Арнольдом ужасно похожи, – сказала Алёна печально. – Прямо как близкие родственники. И учились вместе, и темы дипломов были у вас почти одинаковые. Оба добивались одной и той же женщины, оба отказались от нее, когда выяснилось, что у нее нет денег, оба изменяли ей или не прочь были изменить при первом же удобном случае… Ничего удивительного, что вы оба устраиваете тайники в люстрах! И ничего удивительного, что вы оба…

Она хотела сказать: «Вы оба не имеете никакого понятия о жалости и о доброте!», но не успела. Дверь за ее спиной распахнулась.

– Милиция? Уже?! – со страхом простонал Арнольд.

Но это была не милиция.

А между тем «ауспиции» положения белых и союзников в Одессе делались тревожнее и тревожнее с каждым днем. Красные наступали, а в городе жалили, словно ядовитые слепни, подпольщики, объединившиеся с бандитами. Именно в это время в Одессу прибыл главнокомандующий французскими войсками на Востоке генерал Франше Д’Эспере, решивший лично ознакомиться с ситуацией. Он отстранил от должности военного губернатора генерал-майора Гришина-Алмазова, и низложенный диктатор отбыл в Екатеринодар, в распоряжение генерала Деникина. Этим была решена участь Одессы, где вскоре власть перешла к местному Совету.

Гришин-Алмазов был отправлен Деникиным со специальным заданием в Сибирь, к Колчаку. С ним, как всегда, были верные татары.

Плыть предстояло через Каспий на частном бакинском пароходике «Лейла», что означало «Чайка». Этот переход держался в строгом секрете.

Путешествие началось. Однако никто не знал, что красными был захвачен Форт-Александровский и находившаяся там радиостанция как раз в то время, когда туда поступило сообщение о скором прибытии Гришина-Алмазова…

Когда «Лейла» поравнялась с Форт-Александровским, наперехват вышли эсминцы красных. Из открытых иллюминаторов пароходика в воду полетели какие-то бумаги, несколько офицеров выпрыгнули за борт и поплыли к берегу… С мостика эсминца в рупор предупредили: «Немедленно закрыть все иллюминаторы, иначе пароход будет расстрелян в упор!» Предупреждение подействовало. С миноносца уже шла шлюпка с десятком вооруженных людей.

Едва взобравшись на палубу, они ринулись в кают-компанию. Оттуда раздались выстрелы из нескольких револьверов. Кто-то из моряков был ранен. Потом наступила тишина. Моряки снова бросились вперед, и в это время грянули еще несколько выстрелов… но не в дверь.

Когда красные ворвались в кают-компанию, они увидели, что Гришин-Алмазов, его адъютант и начальник личного конвоя, ротмистр Бекирбек Масловский, исполнивший свою клятву до конца, успели застрелиться. Кругом были разбросаны какие-то документы. Среди них нашли и запечатанный пакет с личным посланием Деникина адмиралу Колчаку, который так и не успел уничтожить Гришин-Алмазов… Оно содержало планы военной борьбы с Советами и совместного похода на Москву.

Да… наверняка вспомнил одесский диктатор свои ядовитые упреки Делафару, который не успел сжечь свои бумаги! Но застрелиться он, во всяком случае, успел.

С трупов были сняты все ценности: часы, кольца, ордена, медали и даже нательные крестики, которые были запакованы и опечатаны. Их было приказано доставить в Одессу.

А в Одессе в это время происходили удивительные события! Мишка Япончик явился в Особый отдел ЧК при 3‑й украинской армии и предложил организовать отряд из числа своих приверженцев «для защиты революции». Этот батальон набирался только из одесских бандитов, считавших своим атаманом Япончика. Их Мишка называл «боевиками». Это было время, когда Япончик воистину стал королем Одессы… Все ему было подвластно! И разве удивительно, что он узнал о трофеях, привезенных с пароходика «Лейла», и сумел заполучить перстень, снятый… да… с мертвой руки Гришина-Алмазова?

Это был миг такого же торжества, какое испытал Мишка, когда видел разорванного на части полицмейстера Кожухаря.

Впрочем, торжество Япончика длилось недолго. Уж больно ненадежным оказался он союзником! Кому такой нужен?!

Никому.

Кончилась история Мишкиной жизни тем, что его со товарищи расстреляли красные («отправили под конвоем на работу в огородную организацию», как афористично выразился какой-то «уездвоенком М. Синюков», составлявший сводку о его смерти). Может быть, сам Синюков, а может быть, кто-то другой стянул с пальца расстрелянного бандита золотой перстень со странным серым камнем…

И судьба его долгое время оставалась неизвестной.

Все воскресенье лило так, что Алёна не решалась нос на улицу высунуть. К тому же, нос этот почти беспрестанно чихал. Урок с аргентинским преподавателем пришлось отменить. Вообще много чего пришлось отменить. Весь день Алёна пролежала в постели, питаясь домашней колбасой и черешней, принесенными Танюткой. На прощальную милонгу она тоже не пошла: рано уснула, напоенная перцовкой и молоком с медом, которыми ее снабдила та же сердобольная Танютка.

Да, пришлось смириться с тем, что с танго в Одессе Алёне Дмитриевой не слишком повезло. Как, впрочем, и с погодой.

Ну и ливень разразился в воскресенье! Совершенно тропический! В местных теленовостях то и дело показывали сломанные по всей Одессе деревья. И даже выкорчеванные с корнем! Листва намокала так, что дерево начинало крениться – и тяжесть кроны выворачивала корни из земли. Печальная картина… Особенно когда такое дерево падало на автомобиль!

В понедельник солнца не было, небо оказалось покрыто тучами, но когда Алёна позвонила в аэропорт, ей сообщили, что все рейсы уходят по расписанию.

После Танюткиного лечения Алёна почувствовала себя гораздо лучше. Насморк – ну, насморк, впервой, что ли? Надоело сидеть в гостинице, хотелось прогуляться. И посетить наконец Художественный музей! По-хорошему, сделать это следовало бы вчера в полдень, но в это время Алёна была никакая.

Она оделась потеплее и пошла. Еще немножко кружилась голова, казалась какой-то слишком легкой и как бы опустевшей, а потому было очень просто не думать о том, о чем не хотелось думать, и не вспоминать то, о чем не хотелось вспоминать.