Право на счастье - Кейт Коскарелли

— Сотни…

— Мне нужна мощная доза и немного «красненького»[2], ладно?

— Ладно.

Финли повернулся и вышел прежде, чем она успела добавить хоть слово.

На следующий день в назначенное время Финли появился у ее дверей с маленькой коробочкой в руках:

— Здесь только на сотню.

Достав из кармана левой рукой сотенную купюру, Грэйс правую протянула к коробке:

— Спасибо, Финли.

«Надеюсь, этого хватит», — подумала Грэйс.

— Возьми немного «снежку»[3].

— Нет, спасибо. Я пришлю к тебе кого-нибудь, кому это понадобится. Ты все еще практикуешь среди голливудских?..

— Что-то стало слишком жарко, — сказал Финли, и глаза его забегали еще сильнее. — Скажи Руди, если чего-нибудь понадобится.

И снова исчез так быстро, что, если бы не коробочка в руках, Грэйс решила бы, что все ей только приснилось.

Сейчас, на борту самолета, потягивая мартини и сжимая рукой смертельный груз, Грэйс задумалась над тем, насколько странно устроена человеческая память. Ничто в жизни не происходит случайно. Когда-то, десять лет назад, она была на вечеринке в гостях у Эверарда Аллисона. Гостям предложили сочинить рассказ о самом надежном убийстве. Она помнила, что Аллисон предложил убийство путем сильнейшей стимуляции сердца. Такое убийство не может вызвать никаких подозрений, особенно если жертва подступила к опасному возрастному порогу. Забавно, что Грэйс это запомнила, как запомнила и название лекарства, которое упомянул Эверард.

Грэйс целиком доверяла этому врачу. Именно он привел ее в чувство после аварии. И если он сказал, что дигиталис сработает, значит, так оно и будет.

Ее прибытие в Чикаго ознаменовалось сильнейшей снежной бурей. Она уже позабыла, какими бывают зимы на востоке. Долгая утомительная поездка на такси в район, где жила сестра, показалась Грэйс нескончаемой. Тем не менее скользкое месиво под ногами и пронизывающий ветер, несущий мокрый снег, помогли Грэйс отключиться от мыслей о предстоящем.

Бланш была искренне рада сестре:

— Грэйс, ты прекрасно выглядишь! Господи, да ты вся дрожишь от холода!

— Это точно, Бланш! — подтвердила Грэйс, ставя чемодан; другой она оставила в камере хранения аэропорта. — Я уже давно отвыкла от такой погоды. Как ты только ее переносишь?

— Я уже привыкла. Мне даже кажется, что я скучала по холоду в солнечной Калифорнии. Снимай пальто и присаживайся у батареи. Это самое теплое место в доме.

Грэйс осмотрелась вокруг. Квартира Бланш состояла из спальни, маленькой, но уютной, крохотной кухни и душа. Бедные сестры, как мало хорошего видели они в жизни…

Бланш налила в чашки чай и поставила второй стул поближе к батарее. Грэйс обхватила дымящуюся чашку холодными дрожащими пальцами и посмотрела на сестру. Бланш для ее лет выглядела прекрасно. Волосы оставались такими же густыми, каштановыми, едва посеребренными сединой. На лице появились морщинки, но их было немного, а глаза все так же сверкали из-под толстых очков, которые она носила с детства. Грэйс вспомнила, как много лет назад Бланш цитировала Дороти Паркер:

Под очками прячешь глазки,

От мужчин не видишь ласки.

Подумать только, как этот глупый ехидный куплетик исковеркал жизнь сестры.

Позже, когда сестры пообедали и помыли посуду, Бланш принесла бутылку шерри и разлила по стаканам. Она пила, закатывая глаза и облизывая губы.

— Вот это — одно из удовольствий, которое я могу позволить себе благодаря твоим чекам. Каждый вечер после ужина я балую себя маленьким стаканчиком шерри.

Грэйс смутилась. Ей стало стыдно за то, что при всей своей обеспеченности не может ни в чем найти того удовольствия, которое Бланш находит в стаканчике вина.

— Бланш, бросай это все и переезжай жить к нам с Кейси. Мы будем тебе рады.

— Спасибо, но я правда не хочу. Прости меня, но это так. Всю свою жизнь я делала вещи, которые на самом деле делать не хотела. И вот в день похорон Элли я решила, что остаток жизни проживу для себя.

— Но, Бланш, у меня так много всего! Позволь мне поделиться с тобой тем, что имею: домом, деньгами, слугами, солнцем, наконец. Представь себе, ни одного промозглого вечера у батареи. Мы могли бы путешествовать…

— Нет, сестричка. Все это твоя жизнь, мой мир — здесь. У меня много подруг, большинство из них вдовы. По вечерам мы играем в бридж. Мы, конечно, не можем вести бурную ночную жизнь, но зато у нас есть телевизор, а у меня еще и немного шерри.

— Бланш, как получилось, что ты не была замужем?

Сестра долго не отвечала, и Грэйс начала волноваться, что была слишком бестактна, но тут Бланш ответила:

— Да, это вопрос вопросов. Не знаю, есть ли у меня на него ответ. Думаю, что мы с Элли все ждали прихода принца, но или он не нашел нас, или его попросту не существует. А потом мы перестали мечтать… Мы были нужны друг другу, и этого было довольно. Мы всегда жили душа в душу, не то что другие сестры. Я даже не припомню, дрались ли мы в детстве. Элли всегда была такой доброй, такой выдержанной, настоящая леди. Мы были счастливы вместе.

— Но разве ты никогда не думала… о сексе?

И снова Бланш медлила с ответом.

— Да, думала, но думала и о той беде, в которую секс вовлек тебя, моя младшая сестричка.

— То, что я попала в переплет, не означает, что это грозило и вам.

— Я имею в виду не это, — процедила сквозь зубы Бланш.

— Тогда я не понимаю тебя.

Бланш подняла голову и взглянула Грэйс прямо в глаза:

— Мы с Элли жили в одной комнате, спали в одной постели в течение тридцати лет. Мы любили друг друга и заботились друг о друге. Я знаю ее тело так же хорошо, как она мое.

Грэйс вздрогнула и уставилась на сестру. Такое признание ошеломило ее.

— Ты меня удивляешь… Никогда бы не подумала.

— Не подумала о чем? О том, что мы любили друг друга? Элли всю жизнь нуждалась во мне. Она была так ранима и так боялась жизни. Вначале я просто принимала ее полную зависимость от меня, а потом стала осознавать, что и сама столь же сильно нуждаюсь в ней. Мы никогда не осуждали друг друга… в этом смысле. Я никогда не смотрела на других женщин, и она — тоже. То, что мы делали, казалось нам вполне естественным проявлением любви, только и всего.

— Вероятно, ее болезнь легла на тебя тяжелым грузом.

— Да, но жизнь не стоит на месте. Каждый из нас когда-нибудь умрет. Одного я желала, чтобы страдала она поменьше. — Бланш вдруг замолчала. — Давай лучше спать. Уже десять, а они отключают отопление до шести утра.

Кутаясь в электрическое одеяло на кушетке возле кровати сестры, Грэйс думала над тем, как бы опечалились родители, узнай они правду о трех своих дочерях. Нет, Грэйс правильно сделала, не став отягощать их своими проблемами.