Мессия Дюны - Фрэнк Герберт

— Она срывает мясо с костей — сказал гхола, как будто ей нужно было объяснять, что это такое.

Ее страх перед ним ушел, ведь он так переживал за нее. Чани позволила гхоле помочь ей добраться до входа в съетч. Они добрались до извилистой перегородки, ограждавшей вход. Стражники открыли герметическую дверь и закрыли ее за ними.

Запахи съетча ударили ей в ноздри. Она помнила эти запахи — испарения многих тел, эфирный запах перегонных кубов, знакомые ароматы пищи… и поверх всего этого вездесущий спайс, повсюду меланж.

Она глубоко вздохнула: «Дома».

Гхола высвободил свою руку и стал в стороне в терпеливом ожидании, будто выключенный робот.

Чани задержалась у входа в комнату, удивленная тем, чему она не могла подобрать названия. Это ее настоящий дом. Ребенком она охотилась здесь за скорпионами при свете переносных глоуглобов. Но что-то здесь изменилось… — Не пройдете ли вы к себе, миледи? — спросил гхола.

И тут же сильная схватка пробежала по ее животу. Она попыталась скрыть это.

— Миледи? — сказал гхола.

— Почему Пол боится рождения нашего ребенка?

— Естественно, потому, что он опасается за ваше здоровье, — ответил гхола.

— А он не боится за ребенка?

— Миледи, он не может подумать о ребенке, не вспомнив вашего убитого сардукарами первенца.

Она изучала гхолу — плоское лицо, непроницаемые металлические глаза. Она поднесла руку к покрасневшей щеке. Действительно ли это существо является Данканом Айдахо? Друг ли он? Говорит ли он сейчас правду?

— С вами должен быть врач, — сказал гхола.

И снова она услышала в его голосе страх за нее. Неожиданно она почувствовала, что мозг ее не защищен, что он готов подвергнуться потрясающему вторжению.

— Хейт, я боюсь, — прошептала она. — Где мой Узул?

— Его удерживают государственные дела.

Она кивнула, вспомнив сопровождающий их правительственный аппарат целую стаю орнитоптеров. И вдруг она поняла, что поразило ее в съетче чужие запахи. Чиновники и адъютанты принесли с собой свои запахи, запахи своей пинки и одежды, запахи экзотической косметики.

Чани содрогнулась, едва сдерживая приступ истерического смеха. Даже запахи меняются в присутствии Муад Диба.

— Были срочные дела, которые он не мог отложить, — сказал гхола, неправильно истолковав ее реакцию.

— Да, да, я понимаю. Они летели с нами.

Вспомнив перелет из Арракина, она призналась себе, что не надеялась пережить его. Пол настоял на том, чтобы самому управлять своим топтером. Безглазый, он привел топтер сюда. После этого она поняла, что ее уже ничего не удивит в Нем. Новый приступ боли прошел по ее животу.

Гхола видел ее сдерживаемое дыхание, напряжение мышц.

— Ваше время… подошло?

— Я… да.

— Больше нельзя задерживаться. — Он схватил ее за руку и повел.

Она уловила его панический страх и сказала:

— Еще есть время.

Он, казалось, не слышал.

— Дзэнсунни так советует относиться к рождению, — сказал он, вынуждая ее идти еще быстрее. — Просто ждать в состоянии высшего напряжения. Не сопротивляйтесь тому, что должно случиться. Противиться — значит потерпеть неудачу.

Пока он говорил, они добрались до входа в ее покои. Он отбросил занавеси и крикнул:

— Хара! Хара! Время Чани пришло! Нужно позвать врачей!

Началась беготня. Среди всеобщей суматохи Чани чувствовала себя изолированным островом спокойствия… пока не началась следующая схватка. Вытесненный в коридор, Хейт проконтролировал свои действия. В их основе лежал страх. Страх вызывался не тем, что Чани могла умереть, а тем, что потом к нему придет Пол, обезумевший от горя… и скажет: "Она умерла…?

"Ничто не может появиться из ничего, — сказал себе гхола. — Откуда же во мне этот страх??

Он чувствовал, что его способности ментата притупились, чья-то материальная тень прошла над ним. В своей эмоциональной тьме он ждал какого-то особенного звука, треска сломанной ветви…

Собственный вздох ошеломил его. Опасность прошла, не ударив. Постепенно овладев собой, он вернулся к сознанию ментата. Вместо людей перед ним двигались призраки. Он — передаточная станция для всех данных, когда-либо полученных им. Его существо населено созданиями возможности. Они проходят перед ним, чтобы он мог сравнивать их и рассуждать.

На лбу его выступил пот. Он вдруг вспомнил, как сидел перед ним Биджаз у огня.

Биджаз!

Карлик что-то сделал с ним.

Хейт почувствовал, что качается на краю пропасти. Он продлил рассуждения ментата вперед, стараясь определить, что может произойти из его собственных действий.

— Принуждение! — выдохнул он. — Меня к чалму-то принуждают!

Одетый в синюю форму курьер, проходивший в этот момент мимо него, спросил:

— Вы что-то сказали, сэр?

Не глядя на него, гхола ответил:

— Я сказал все.

Глава 23

?Жил человек, такой мудрый.

Он прыгнул в песчаную пустыню

И выжег оба свои глаза.

И когда он понял,

Что его глаза погибли,

Он не стал жаловаться.

Он призвал свое видение

И превратился в святого".

Детское стихотворение. Из «Истории Муад Диба».

Пол стоял во тьме снаружи съетча. Видение говорило ему, что сейчас ночь, что слева от него на фоне луны силуэтом возвышается скала Чин. Памятное место, его первый съетч, где он и Чани…

«Я не должен думать о Чани», — сказал он себе.

Видение говорило ему о переменах вокруг — группа пальм неподалеку слева, черно-серебристая линия канала, несущего выводы через дюны.

Вода, текущая через пустыню! Он вспомнил реки Келадана — планеты своего детства. Тогда он не сознавал, какое это сокровище — водный поток. Даже мутное течение канала — сокровище.

С деликатным покашливанием сзади подошел помощник.

Пол протянул руку к магнитной доске с единственным листком металлобумаги на ней. Он двигался медленно, как вода в канале. Видение упорно плыло вперед, но он все с большей неохотой плыл вместе с ним.

— Простите, сир, — сказал помощник. — Сембульский договор. Ваша подпись…

— Я сам могу прочесть! — оборвал Пол. Он нацарапал «Император Атридес» в нужном месте и вернул доску, сунув ее прямо в протянутые руки помощника и чувствуя внушаемый им страх.

Помощник поспешно удалился.

Пол отвернулся. Отвратительная, голая земля. Он представлял ее себе залитой солнцем и жарой, местом песчаных склонов и темных ям, заполненных пылью, длинных дюн, протянувшихся через скалы и полные охранных кристаллов. Но это была и богатая земля.

Она требовала только воды и… любви.

Он подумал о том, как жизнь изменила эти грозные просторы, придала им грацию и движение. В этом было послание пустыни. Контраст ошеломил его. Он хотел повернуться к свите, расположившейся в съетче, крикнуть ей: «Если вам нужно кому-то поклоняться, поклоняйтесь жизни — всей жизни, а не только каждой мелкой ползущей частице. Мы все в этой красоте жизни объединены вместе».