Путь князя. Быть воином - Роман Злотников

— Я же обещал тебе, что ты будешь поражен в самое сердце.

— Ничего, — с легкой усмешкой ответил Пэрис, — мне не впервой. Ведь ты же уже играл со мной. Год назад. В моем пентхаусе.

Ники отшатнулся.

— Ты догадался, — зло прошипел он, и в его взгляде мелькнула растерянность. Он все время мучился вопросом, почему Пэрис так спокоен. Почему не визжит, вымаливая пощаду, или не пытается вырваться и бежать. И его постепенно охватило тревожное предчувствие. Похоже, что в Игре с хорошо знакомым и изученным до самый корней волос пентюхом-Пэрисом он где-то совершил ошибку. Чего-то не учел. Но… он не мог остановиться. Ибо зашел уже столь далеко, что пути назад не было.

— Это было нетрудно, — спокойно ответил Пэрис, — после того, что я узнал об Игре.

— Ну что ж, — Ники зло ощерился и поднял вверх руку со стрелкой, — можешь торжествовать по поводу того, что ты уйдешь в небытие, в глину и грязь, зная нечто такое, о чем другие даже не догадываются.

И он метнул стрелку.

8

Они подошли к воротам монастыря все вместе. Но на этот раз это не было похоже на случайность. Ибо все они встретились еще на посадочном поле. Порт на Игил Лайме был только один, поэтому Ирайр, прилетевший первым, не стал слишком удаляться от посадочного поля, а расположился рядышком, у покосившегося ограждения, чтобы дождаться остальных. Конечно, рассуждая здраво, можно было предположить, что кто-то не прилетит, а кто-то уже в монастыре. Но Ирайру не требовалось никаких рассуждений. Он просто знал, что он — первый, а все остальные уже на подходе. Вскоре появились и остальные. Лигда прилетела в сопровождении высокого красивого молодого мужчины, а Волк — грузного и пожилого.

Они обнялись, потом Лигда повернулась к своему мужчине (а в том, что это был именно ее мужчина, ни у кого не возникло никаких сомнений) и сказала:

— Ну вот и все Грайрг. Здесь мы распрощаемся.

— А можно я… — но она не дала ему договорить, мягко закрыв рукой его рот, а затем заменив руку своими губами.

— Все, Грайрг, иди, — повторила она, отрываясь от него. — Ты и так пропустил показ в «Бич палас» и биеннале на Кардонате. Ты проводил меня до конца, до того самого момента, пока это было возможно. Дальше я пойду сама. Вот с ними. Потому что они, так же как и я, прекрасно знают, куда и зачем идут. А ты — нет.

Он посмотрел на нее глазами побитой собаки. Но Лигда только еще раз поцеловала его и легонько оттолкнула.

— Иди. Я найду тебя, обещаю.

Он повернулся и покорно пошел, опустив плечи потерянно, как ребенок, которому велели немедленно отправляться в свою комнату и ложиться спать. И все проводили его жалостливым взглядом. Но каждый понимал, что иначе нельзя. Он был еще не готов идти с Лигдой, не выдержал бы того, что им предстояло. Ведь он еще не провел года в монастыре, да и неизвестно, захотел бы отдать год своей налаженной устроенной жизни, чтобы стать на шаг ближе к Лигде. До сих пор он не только так и не понял, почему она отказалась от всего, что он бросил к ее ногам, но и даже не попытаться сделать это.

— Ну вот что, парень, — раздался в тишине голос грузного человека, прилетевшего вместе с Волком, — пожалуй, я тоже пойду. Мне ведь еще добираться до Теребины… И вот о чем я тебя попрошу, — продолжал он. — Из-за того, что я не довез тебя до Теребины, у меня, конечно, будут неприятности. Но я с этим справлюсь. А вот ты пообещай мне, что не появишься на Теберине. А то окажется, что я зря влезал во все эти дела.

— Не могу вам этого обещать, сэр, — отозвался Волк. — Я сотворил много зла на Теребине, так что рано или поздно мне все равно придется там появиться, чтобы навести порядок во всех своих делах.

Собеседник недовольно поморщился.

— Ну хотя бы лет пять-шесть ты мне можешь обещать?

— Хорошо, — склонил голову Волк, — пять-шесть могу.

— Ну и ладно… — Пожав Волку руку, человек направился в сторону посадочного терминала. А Волк развернулся к своим товарищам и… улыбнулся. От удивления они онемели — никто раньше не видел, чтобы он улыбался так, во весь рот.

— Ну что уставились? — Волк явно наслаждался произведенным эффектом. — Как же я рад вас всех видеть…

И все четверо обнялись. Они действительно страшно соскучились друг по другу. Ну недаром же Господь привел их одновременно к воротам монастыря…

— Как провели время? — светским тоном поинтересовалась Лигда, когда они оторвались друг от друга, и выразительно посмотрела на залепленную нашлепкой щеку Ирайра и лицо Пэриса, покрытое какими-то странными шрамами, похожими на следы от уколов толстой иглой.

— Бурно, — усмехнулся Ирайр.

— Да уж, — с такой же усмешкой поддакнул Пэрис.

Когда в его тело вонзился первый дартс, он опустил глаза и посмотрел на него. Стрелка торчала чуть выше левого соска. Похоже, Ники метил в сердце, но чуть промахнулся. Было больно. Но у тех, кто прошел монастырь, свои отношения с болью. Они сами управляют ею. И не позволяют ей управлять собой.

— Знаешь, в чем твоя основная ошибка, Ники? — начал он, поднимая глаза, и тут в тело вонзилась следующая стрела. — Ты слишком одержим гордыней…

И еще один дартс вонзился рядом с первым.

— Ты считаешь себя богом, поскольку твердо уверен, что бога нет и богом может стать любой, повелевающий судьбами людей.

Следующий попал ему в щеку. Затем в подбородок и вонзился в кость.

— А Он есть. И в нашем мире, пусть даже и извращенном Врагом, по-прежнему есть люди, которые верны Ему.

Еще один пробил веко и, каким-то чудом не войдя в глаз, повис на тонкой кожице.

— Ты не видишь их в упор, потому что все, даже те, кто сейчас за твоей спиной пускает слюни в предвкушении своей очереди поучаствовать в Игре, для тебя всего лишь пешки, которые ты передвигаешь, как тебе заблагорассудится.

Еще один вонзился в мошонку. И сразу несколько снова в лицо. Рядом взвизгнула девица. Похоже, толпе надоело ждать, и она поторопилась вступить в Игру.

— Но у тех, у кого остался Господь в душе, осталась и воля. И именно они и остановят тебя…

— Да когда же ты заткнешься?! — взбешенно заорал Ники. Но его вопль тут же перекрыл голос, усиленный мегафоном.

— Полиция! Всем оставаться на своих местах!

Толпа изумленно выдохнула и в страхе развернулась. У дальней стены, по обеим сторонам пролома, выстроился одетый в экзоскелетные бронекостюмы полицейский спецназ с парализаторами в руках. А прямо в проломе стоял комиссар Сардоней и смотрел на Пэриса.

— Больно? — спросил он в наступившей ошеломленной тишине.

Пэрис усмехнулся.