Черный престол - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И куда ж он исчез, твой юный дружок Ярил? — язвительно усмехнулся Дирмунд.
— Он не мой дружок, Мечислава, — хмуро возразил Ильман Карась, стараясь не встречаться взглядом с друидом. — Мечислав тоже спохватился — три дня не объявлялся парень. Думал, может, я его куда послал? Так я не посылал.
— А сам он не мог догадаться? — хищно прищурился князь. — Догадался, заметил, что следят за ним, и на всякий случай сбежал, затаился.
— Вряд ли так. — Ильман покачал прилизанной головой. — Незадолго до пропажи видел я его, да и Неруч — соглядатай наш — видел. Весел был парень, как обычно, за столом в корчме шутковал да песни пел препохабные.
— Он мог всё это делать для вас, специально, чтоб усыпить бдительность, — возразил друид. — Скрывать свои истинные чувства весьма просто.
— Только не для Ярила! Уж слишком молод, едва шестнадцатое лето пошло.
— Да, пожалуй... — подумав, согласился князь. — Тогда, может, его убрали те, за кем мы следим?
Ильман Карась пожал плечами:
— Зачем им это? Тем более он им служит.
Друид лишь скривил губы в презрительной улыбке: не очень-то ему хотелось объяснять этому глупцу очевидные вещи. Причин для Хельги и его друзей убрать своего агента хватало, и самая главная — на всякий случай, чтоб не выдал, ежели что. Друид бы поступил точно так же. И скорее всего, это их рук дело.
Вот уж, поистине, послали боги помощничков! Что ни помощник — то дурак, каких мало. Взять хоть этого Ильмана. Вроде не сказать, что дурень, — хитер, хитер, бестия, коварен! Но вместе с тем и не умен нисколько. Ведь хитрость это совсем не то, что ум. О Мечиславе и говорить нечего — по рассказам Ильмана, туп, как полено. Однако ж с разбойничками своими неплохо управляется, так для этого не ум нужен, а кулак крепкий. Эх, вот был раньше слуга — Конхобар. Вот уж кто умен — не откажешь. Трусоват, правда, зато нюх — как у волка. За одно лишь то, что увел его Хельги, заслуживает молодой ярл смерти!
Теперь, имея в руках Камень, можно попробовать наказать предателя Конхобара. Но с ярлом не поможет и Камень! Друид заскрежетал зубами, вспомнив тот давний случай в Таре. Кто бы мог подумать, что сила волшебного Камня совсем не подействует на Хельги? Значит, кроме Камня, нужно что-то еще. Быть может, сила богов? Но богам нужны жертвы, настоящие человеческие — и не одна-две, а много, много больше! А для этого необходимо быстрее брать себе всю власть в Киеве, заставить киевлян и окрестные племена приносить обильные кровавые жертвы, для начала — хотя бы Перуну, и не хотеньем — так силой. Подчинить себе всех местных жрецов — волхвов. Вот где пригодился бы умный помощник типа Истомы Мозгляка. Да-а... Наверное, зря он, Форгайл Коэл, отдалил от себя Истому, сначала отправил его приглядывать за молодым ярлом в Ладогу и Хазарию, а затем, по возвращении, толком не обласкал, не уверил в собственной его, Истомы Мозгляка, значимости и нужности. Да уж, что имеем, не храним...
— Как там наш староста Мефодий поживает, Ильмане? — Дирмунд неожиданно для собеседника перевел разговор в другое русло.
— Мефодий? — вздрогнул Ильман. — Ничего себе поживает, хитрован толстый, жирует, можно сказать. Тем более серебришко теперь есть... Я б ему и засохшей корки не дал!
— Возьмешь еще серебра, — невозмутимо произнес князь. — Передашь, да скажешь — тот богатый господин, чье серебро, хочет встретиться да сговориться окончательно насчет обители дальней. Как там у него с Никифором дела?
— С каким Никифором? А! — Вспомнив, Ильман Карась ухмыльнулся. — Кажинный день ходит тот Никифор к Мефодию, да не по одному разу. Беседуют друг с дружкой умилительно, всё так, как ты и приказывал, княже.
Дирмунд одобрительно кивнул, жестом отправляя Ильмана вон.
— Да, осмелюсь просьбишку высказать, княже. — Тот вдруг остановился в дверях. — Не свою, Мечислава.
— И чего ж он хочет?
— Защиты. Забижают его, батюшка.
— Кто ж это его забижает? Он сам кого хошь обидит. — Дирмунд засмеялся.
— Незнаемые вои. Окольчужены, дерзки, в шлемах да масках-бармицах.
— Вот как? — удивился князь. — Окольчужены, говоришь? Что за воины? Вижу, ты что-то знаешь. Говори!
Ильман Карась замялся:
— Не знаю, как и сказать, князь...
— Говори, как есть, да не темни!
— Слушаюсь, — Ильман оглянулся на дверь, придвинулся ближе, зашептал: — Мы с Мечиславом мыслим — то старшая дружина шалит от безделья. Отсюда и оружье, и уменье воинское, и превеликая дерзость. Всех обидели, не токмо Мечислава. И квасных, и лошадников. А те — людищи серьезнее некуда, враз голову оторвут. Знать, те, кто грабил, за собою великую заступу чуют.
— Старшая дружина? — переспросив, нахмурился князь. — Если так, у них сильный заступник — князь Хаскульд!
— Аскольд, — на славянский манер повторил Ильман. — Тако ж мы и мыслили, с Мечиславом.
— «Мыслили»! — не удержавшись, передразнил Дирмунд. — Пришла весть от Лейва.
— Неужто уже и острожек выстроил? Успел? — удивился Ильман. — Так теперь надоть...
— Теперь надоть позвать ко мне Харинтия Гуся, — с усмешкой перебил его князь. — Пусть придет сегодня. Да тайным ходом, чтобы никто не видел. Мефодия тоже тайно проведешь, только его пораньше... Впрочем... Нет!!! — В черных глазах друида вдруг вспыхнул огонь ярости и азарта. — Первым пусть придет Харинтий... Мефодий — опосля. Будет у меня с ним важная беседа... Что там вы сболтнули пропавшему Зевоте?
— Как и договаривались, что большой караван отправится скоро к древлянам.
— К древлянам. Думаешь, он вам поверил?
— А как же! Уж про радимичей ни в жисть не догадается...
— Не догадается? Ну, иди, Ильман, действуй. — Дирмунд лично прикрыл за ушедшим разбойником дверь, усевшись на лавку, ухмыльнулся: «Не догадается! Это если такой же дурень, как вы... Так пусть догадывается. А мы поостережемся! Заодно посмотрим — на том ли свете предатель Ярил или еще на этом. Всяко может быть. И если на этом...»
Тонкие губы Дирмунда побелели, так крепко он их сжал от ненависти и злобы.
Харинтий Гусь, широко известный в определенных кругах Киева работорговец и людокрад, вышел от князя Дирмунда в недоумении. Договаривались об одном, а тут вдруг речь пошла про другое. Ну, он князь, ему виднее. Только к чему все эти сложности, когда можно просто?
Харинтий поправил шапку из собольего меха — старый пройдоха любил себя побаловать и имел слабость к богатой одежке. И порты у него были из зеленого аксамита, и рубаха из светло-синего шелка, и кафтан — по варяжской моде — с пуговицами переливчатыми, а плащ — тонкой фризской шерсти, цвета вишневого, и золотом по всему полю птицы да рыбы диковинные вышиты. Что и говорить — богато! Кожаные башмаки-постолы и те серебром тисненные.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});