Я дрался на танке. Продолжение бестселлера «Я дрался на Т-34» - Артем Драбкин

В июне и июле дрались постоянно. Обычно получали приказ занять оборону на определенном рубеже. Занимали, ждали немцев. Иногда они шли на нас, тогда дрались, иногда немцы обходили нашу оборону на другом участке, тогда приходилось отступать, чтобы избежать окружения. Но отступали только по приказу. Ни разу немцы не пробили, не смяли оборону нашего полка. Скоро наш танк подбили, и пришлось его бросить. Танк сгорел 9 или 10 июля в окрестностях Новоград-Волынского. Никто из нас даже не заметил, откуда прилетела болванка. Нам попали в борт, и танк загорелся. Мы выпрыгнули около железнодорожного переезда, у меня комбинезон горел. Рядом была канава с грязной болотистой водой, я бросился туда и сбил с себя огонь.

В июле же на станцию Федоровка пришел эшелон с пополнением для полка, в котором были танки БТ-7. Всего семь машин. Ночью «безлошадные» танкисты, в том числе и наш экипаж, которому тоже выделили танк, пошли разгружать эшелон. Каких-либо специальных приспособлений для выгрузки танка с платформы на станции не нашлось. Решили просто спрыгивать с платформы. Мотор у танка мощный, ходовая часть надежная, все танки удачно соскочили на насыпь. На БТ-7 удалось повоевать около трех дней. В очередной атаке немцы нас подбили, экипаж успел выскочить.

Отступали через Новоград-Волынский. Здесь я увидел то, что немцам простить не мог уже никогда. Мы прошли мимо расчета 45-мм противотанковой пушки. Дальше лежала молодая женщина, убитая при немецком налете, а рядом с ней ползал и кричал ребенок. Малышу было, наверное, чуть больше года. Куда нам этого пацана девать? Пошли стучать в ближайшие дома. Один, другой, нет никого. Потом нашли старушку, она забрала мальчика. После этого я так возненавидел немцев, что только с недавнего времени слово «немец» перестало вызывать у меня ненависть. Тогда в голове сидело одно — немец это враг, который должен быть уничтожен! И до конца войны пленных мы без особой нужды не брали.

Сегодня моя дочь живет в Калининградской области, по работе много общается с немцами. Удивляется: папа, почему ты все еще так не любишь их? Как ей объяснить?

Наши легкие танки по одному скоро выбили все. Пошлют 3–4 танка в атаку, и нет их.

Большинство танковых частей того времени были созданы на основе кавалерийских корпусов. Многие командиры, бывшие конники тогда командовали по привычке: аллюр «три креста» и вперед, лишь бы быстрей. Ведь танк — это не лошадь, его легко посадить в какой-нибудь ручей, овраг или болото, где он, неподвижный, становится легкой добычей для вражеских танков и артиллерии. При таких необдуманных играх в догонялки резко снижается эффективность танковых соединений. И главное — огневая мощь танка: его пушка и пулемет становятся малополезными. И вот половину пришедших из Житомира тридцатьчетверок в одной из первых атак посадили в болото и бросили. Очень жаль. Танк Т-34 в начале войны был мощным оружием, с которым немцам приходилось считаться.

Т-34 ходили как королевы. В полку оставался один танк, им командовал капитан, не вспомню фамилию, хороший мужик был, жизнерадостный. Он закрывал люки и выходил на горку, на открытое место. По нему немцы бьют, но броню пробить не могут, а он наблюдает, только где цель заметил, туда снаряд, и никто не шевелится, и никто к нему не подойдет. Так потом «Тигры» в 43-м воевали. У них пушка мощная была, 88 мм, дальнобойная, и оптика отличная. Но ловили мы и «Тигров». А тогда, в 41-м на Т-34 я с умилением смотрел. После боя подошли к нему:

— Ну, вам и попало, товарищ капитан!

— Да что попало! Видишь, все отскакивает, только считай.

Начали считать, вышло сорок четыре попадания! И ни одной пробоины, только лунки.

Смеется:

— Ну, а вы что, танкисты, в пехоту записались?

Записались. Танк сгорел. Дали винтовку, больше ничего, ни лопатки, ни хрена. Окопаться нечем. Воюем в пехоте. Но мы не бежали! Оборонялись люди стойко. Немцы обойдут где-то на другом участке, нам дают команду отходить, ночью отходим. Но когда на позицию вставали — ничего подобного. В ночной поиск ходили даже. Минометная батарея нам досаждала. Командир полка, полковник Владимир Исидорович Живлюк, с четырьмя шпалами в петлицах, ставит задачу: надо эту батарею найти и обезвредить.

В начале войны немцы довольно беспечные были, они же считали, что русские разгромлены и война закончится в считаные недели. Мы вышли на эту батарею ночью, перебили минометчиков, ни одного в живых не оставили. Взяли, сколько было, минометов. Минометы были ротные, 50-мм, маленькие, как игрушечные. Собрали и утащили к себе, доложили командиру полка. Потом разбирались с этими минометами, пробовали даже стрелять по немцам. Получается.

Однажды поймали «курощупов». Немцы, когда эту деревню заняли, на ночь в ней не остановились, а сидели в своих блиндажах, охранялись. А мы ночью слышим, в деревне куры орут. Пошли втроем посмотреть. Немец один на часах у забора стоит, а второй по двору кур ловит. Наш парень часового ножом в шею, раз! И готово. А второй фриц задом пятится, мешок с добычей тащит. Мы с Лешкой Куровым ему вещмешок на голову, и лямку затянули. Приволокли этого фрица вместе с оружием, со всем добром, в мешке на веревочке.

С Алексеем Куровым мы вместе призывались из Ленинграда и познакомились еще на призывном пункте, попали в одну роту. Он рабочий и я, сошлись характерами, подружились. Служили в одном полку, но Леша не был танкистом, и до того, как сожгли мой танк, мы виделись редко. Ну а теперь, в пехоте, мы стали неразлучными друзьями. Спали, постелив одну плащ-палатку на землю, а укрываясь другой, вместе. Шинелей к тому времени у нас уже не было. Пока стояло лето, побросали скатки, как лишний груз. Выбросили также противогазы, оставив только сумки из-под них. Эти сумки были удобные, мы использовали их как вещмешки. Что никогда не бросали, так это оружие и лопату. Лопата — это спасение. На войне если ты не окопаешься, то на ровном месте ты совершенно точно будешь убит, осколок тебя найдет. А в окопе есть шанс выжить. Лопаты никто не бросал, таскали с собой и саперные, и большие садовые лопаты, какими копают огород. Как только полк останавливался, сразу рыли окопы. Никто никого не заставлял, все работали с полной отдачей. Нам, танкистам, лопатки не выдали, поэтому во всех деревнях, которые мы проходили, бойцы обязательно искали лопаты и оставляли их себе. У нашего экипажа на троих была крестьянская лопата. Один устал, копает другой, так, сменяясь, мы довольно быстро отрывали себе окопы.

Мой друг, отличный парень Леша Куров погиб под Горшиком. Из-за глупого ребячества погиб. Стояли в обороне, обстановка была спокойная. Лешка вылез на железнодорожную насыпь и стал немцам показывать голый зад, издеваясь над ними. Фрицы по нему из пушки выстрелили и убили.

Примерно тогда же взяли в плен немецкого подполковника, начальника штаба пехотной дивизии, со всеми документами.

Прямо сквозь наши окопы шла железная дорога на Овруч. Впереди, на горке — деревня Горшик. На правом фланге местность была заболочена, дальше, на запад небольшой лесок и рокадная дорога, параллельно линии нашей обороны. Ночью мы перебрались через болото и отправились в ночной поиск, в направлении дороги. Надо сказать, что поиск — это не просто разведка, здесь участвует значительное число бойцов. Поиск можно сравнить разве что с разведкой боем. Нашей группой командовал лейтенант Оськин. Был еще один офицер, младший лейтенант из запасных, фамилию его, к сожалению, не помню. Мы его за веселый нрав клоуном называли. Никогда не грустил мужик, если видит, кто-то захандрил, подойдет, анекдот расскажет, рассмешит. Потом он выбыл по ранению.

Благополучно добравшись до дороги, мы разделились. Две группы отправились прикрывать фланги, а наша, центральная, расположилась в засаде. Вскоре послышался шум мотора, показалась открытая легковая машина, без охраны. В ней водитель и два офицера. Кто-то бросил гранату под колеса, и раздалось несколько быстрых выстрелов. Водитель был убит на месте. Один из офицеров, капитан, держась за раненое колено, выскочил из машины, второго, подполковника, выдернули мы сами. Ударили его по голове, накинули мешок и, через болото отвели на наш командный пункт. Раненого капитана пришлось застрелить.

За первые бои, в том числе и за этот эпизод, я получил свою первую медаль «За отвагу». Еще двое ребят получили. Один «За отвагу», другой Красную Звезду, батальонный комиссар орден Боевого Красного Знамени получил, комполка ничего не получил. Тогда награды не очень-то щедро раздавали. А эту награду я очень ценю. Получить медаль «За отвагу» в сорок первом — совсем не то, что в сорок пятом.

Уже больше двух месяцев мы воевали в качестве пехотинцев. Ни одного целого солдата не осталось среди нас. Все были ранены. Меня тоже по ноге хорошо зацепило, но на месте перевязали, дальше воевал. Новоград-Волынский, Федоровка, Овруч и до Чернобыля.