Корсары Балтики - Дмитрий Морозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шон покорно отступил, понимая, что этих двоих «власовцев» выковыривать из-за щитов придется до морковкиного заговения.
Гоблин несколько раз бестолково ударил по щитам своим ятаганом, но потом, улучив мгновение, выхватил из-за спины кистень и ударил навесиком, через верхний край щита.
Одна из голов на миг исчезла, и Шон решился. Он подпрыгнул, выпуская меч, схватился за какой-то канат, и двумя ногами ударил в щиты, одновременно разжимая пальцы.
Вес тела и сила инерционного удара сделали свое дело — один кнехт свалился на спину, второй устоял на ногах, но щит его укрутился куда-то за спину вместе с рукой, а восстановить стойку гоблин ему не дал.
Взмах ятагана, — и чуть пониже подбородка на черном подшлемнике расцвела алая полоса. Хрипя и хватаясь за горло, ливонец добрел до борта и перевалился через него.
К упавшему подскочил ирландец и прислонил к глотке засапожный нож.
— Это ты не мужик?
— Нихт, их бин дойч.
— Живи тогда, — Шон, внимательно глядя по сторонам, стал стягивать ему руки за спиной поясным ремнем.
В сущности, битва давно уже распалась на череду отдельных стычек. Кнехты выглядели вялыми и деморализованными, все время косились в сторону лоймы, откуда продолжала бить из лука Майя, отмахивались без энтузиазма.
— Ляг на бочок, — велел Шон связанному, — и жди окончания банкета.
Подобрав свой меч, он рванулся дальше. Навстречу выскочил кнехт с алебардой, замахнулся и тут же упал со стрелой в горле.
— Ну, Майка! — хотел было крикнуть ирландец, когда понял, что это уже бьет лучник из корзины на мачте «Адмирала Дориа».
Прямо перед ним Килька положил рослого ливонца, буквально изрубив его топором.
…Почему-то вспомнилось, как переживал Килька первую в их жизни настоящую битву со свенами. Тогда он тоже убил врага, но случайно, и даже советская милиция расценила бы тот удар двуручной секирой как самооборону, причем вынужденную.
— Они прижаты к правому борту, — прохрипел натужно Килька, и Шон понял, что гном серьезно ранен или ушиблен. — Теперь хана немчуре.
Как только ролевикам удалось зацепиться за «Левиафан», дело кнехтов можно было считать проигранным. Основные их силы сдерживали натиск Соболевского и новгородцев, тогда как вдоль левого борта стояло небольшое количество бойцов. Правда, Роже распорядился вернуть в строй раненых картечью, но они дрались совсем уж вяло и на рожон не лезли.
Майя, боясь попасть в своих, перебежала на нос лоймы.
Теперь ей представилась великолепная возможность помочь своим уже всерьез, по-взрослому. На идеальной для прицельного выстрела дистанции колыхались украшенные пышными гербами и скромными крестами спины ливонцев.
Майя колебалась не слишком долго.
— Что я, парень что ли? — спросила она у себя. — Нам, бабам, благородство ни к лицу…
И девушка принялась садить стрелу за стрелой в сгрудившихся плотной кучей кнехтов.
Собственно, дальше началась агония единственного боевого корабля Ливонии. Абордажная команда «Адмирала Дориа», очистив нос, посыпалась в центральную часть судна, приканчивая прижатых к правому борту.
— Теперь сдадутся, — уверенно сказал Филька, но Шон указал ему пальцем на еще одну кучку ливонцев, решивших дорого продать свои жизни.
Роже умудрился собрать на кормовом возвышении десятка полтора своих сторонников. Первый натиск ролевиков и людей Соболевского разбился о сомкнутые щиты, как об скалу.
Последовал второй, третий…
Бойцы обеих сторон уже не несли потери, даже не калечились, а лишь уставали. Драться в доспехе, даже в легком — страшная нагрузка. Не помогает никакая сноровка — больше десяти минут так рубиться нельзя, требуется отдых.
— Оставьте их! — прокричал Карстен Роде. — Сейчас подойдут лучники!
Появилась Майка и новгородец, что сидел в корзине впередсмотрящего на «Адмирале». Тщательно выбирая цели, они выпустили несколько стрел. Лишь одна пробила ногу ливонскому пикинеру, остальные ушли вскользь по щитам или преломились о доспехи Роже, в которого метили в первую очередь.
— Сукин сын даже в море вышел в турнирном до-спехе, — проворчал один из гоблинов. — Вот бы его за борт спихнуть!
— Есть лучшее средство, — сказал датчанин и направил на когг пару свободных бойцов.
Когда к кормовому возвышению подтащили резной деревянный ящик, немцы приуныли.
Сдаваться они, правда, не стали; только один раненый сложил руки на затылке и спустился в толпу врагов.
— Получайте, тупоголовые упрямцы! — крикнул Роде.
Залп органной пищали смел в море половину кнехтов вместе с изрешеченными щитами, клинки довершили остальное.
Целым и невредимым, по крайней мере на вид, казался капитан «Левиафана». Роже как раз отбился от двоих гоблинов, отогнав их на длину меча, и рывком прислонился к борту, отдыхая.
— Пора с ним кончать, — сказал Шон. — Майя…
— Не стану я в упор по контуженному стрелять, — задрала нос лучница. — Бери меч — и сам кончай с ним.
— Я на слабо давно не покупаюсь. — Ирландец сорвал с головы шлем и подшлемник, подставив ветру мокрую от пота рыжую шевелюру. — Любителей острых ощущений тут хоть отбавляй…
— Может, хватит, благородный рыцарь? — еще раз спросил Касртен Роде. — Не из мушкетонов же мне тебя расстреливать! Умей проигрывать…
Гуго рассмеялся и погрозил ему мечом.
— Чистый безумец, — поставил диагноз монах.
— Это сродни самоубийству, а самоубийство — большой грех.
Маня спокойно ходила по кормовому возвышению, едва не касаясь рыцаря, собирая свои и чужие стрелы. Была в ее поведении и определенная бравада, и толика провокации. Если бы рыцарю пришла в голову шальная мысль совершить тигриный прыжок и попытаться взять ее в заложники, Майя представляла, что именно станет делать. Все-таки — разряд по дзюдо…
Но Гуго не обращал на лучницу ни малейшего внимания, стараясь накопить силы для последней схватки.
— Давайте там его и оставим, — предложил Филька. — К вечеру он заржавеет, не сможет махать мечом, и мы вышвырнем его за борт.
— А как покарябает кого? — ответил вопросом на вопрос раненый гоблин, с ненавистью глядя на рыцаря. — Жаль, рука не работает — взял бы какую-нибудь открывашку типа моргенштерна, и добрался бы до розового мясца…
Рыцарь, похоже, успел отдохнуть и приободрился. Перестав жаться к борту, кавалер встал относительно прямо, опираясь на вонзенный в доски меч.
— Хорош, красавчик! — воскликнул гоблин. — Картина маслом и сыром — без фаустпатрона не подходить.
Роже поигрывая щитом, ждал нападения. Соболевский, кинув взгляд на измятый доспех Роже, надменно сплюнул и швырнул саблю в ножны.
— Меня засмеют на родной стороне за такую победу, — сказал он.
Карстен Роде попытался в очередной раз вступить с ливонцем в переговоры, но в ответ получил лишь проклятья и богохульную брань.
Тогда вперед шагнул Черный Хоббит.
На штурм «Левиафана» он пошел именно в том виде, за который получил свое прозвище: темная вороненая кольчуга из гройверных шайб до колен, глухой черный шлем-ведро с бутафорскими рогами, черный плащ с намалеванными черепами и костями за спиной.
— Что за оружие у тебя, рыцарь, — несколько опешил Роже, услышав, какую овацию устроили его сопернику победители.
— Сейчас узнаешь, консерва, — прорычал из под шлема Хоббит, поигрывая сплющенным с помощью молотка и газовой горелки трамвайным поручнем..
— Возьми щит и назови себя, — предложил Роже.
— Я воин из далекой страны Хоббитании, поставивший целью своей жизни опровергнуть ложь, распространяемую про нас людьми и эльфами.
— Я никогда не слыхал о такой стране, — сказал Роже.
— Не удивительно, консерва, книжки надо читать…
— В чем же состоит ложь и напраслина, возводимая на вас?
— Мы бреем ноги, причем очень даже часто.
— Какой странный обычай… Впрочем, пора начинать.
— Точно!
— Возьмешь ли ты, черный рыцарь, щит?
— А на фига он мне нужен?
Роже демонстративно отбросил свой треугольник с фамильным гербом.
— Болван, — прокомментировал ролевик и немедленно начал боевые действия.
Черный Хоббит совершил один из своих знаменитых бабуинских прыжков, приземлившись прямо напротив Роже, и принялся осыпать его ударами.
Вначале Роже пытался парировать их, но быстро понял, что лишится меча. Волшебное оружие врага переломит клинок как тростинку, случись рыцарю подставить его не очень удачно.
Тогда Роже попытался измотать врага, давая тому попадать в защищенные доспехом участки. Тактика, в общем, обычная для турниров в Ливонии, стала для Роже началом конца. Поручень проминал доспехи, срывал прочь, словно куски картона, наручи и поножи… Роже так били всего один раз — на околице деревни в ту памятную ночь, когда он сгубил свою душу.