Невеста - Карина Демина

Переломанные кости.

Перемолотую в железных челюстях руку.

И вспоротый живот.

— Рвали, — сказал служка, пусть бы его и не спрашивали. Но Виттар не одернул человека, поскольку тот был прав: гнали и рвали. Сначала — подстегивая интерес. Кровь пугает жертву, заставляет двигаться, и охота становится интересней. Но в какой-то момент игра закончилась.

Кто ошалел первым?

В зеленых пустых глазах мертвеца отражалось пламя. И Виттар закрыл их, отпуская душу. Вещи он осматривал столь же тщательно, как и альва.

Куртейка из дешевой ткани, некогда серая, но побуревшая от крови, изодранная в клочья. Рубашка. Штаны, явно перешитые... сумка с книгами.

Анатомический атлас, явно из лавки букиниста, завернут в холстину. Учебник по истории. И альбом. Виттар перелистывал страницы, разглядывая наброски, сделанные углем. Перекрестье улиц Уайтчепела. И старые конюшни, переделанные в торговые ряды. Открытые двери модной лавки и девица с веером, на лице которой застыло выражение вселенской тоски. А вот торговка рыбой, разопревшая на солнце. У нее веера нет, но имеется разделочная доска, которая вполне сойдет на замену.

Парень был талантлив.

Был.

— Завтра появится врач, — Виттар прикинул, кому мог бы доверить нынешнее вскрытие. — И с ним — мой человек.

Крайту тоже не мешает осмотреть тело. Вдруг да почует нечто, скрытое от взгляда.

— После того, как они закончат, позаботься, чтобы его... — казалось, мертвый альвин смотрит сквозь веки. — Привели в порядок.

Не дело матери видеть сына в подобном виде.

— Отправишь курьера к «Грибсону».

Похоронная контора имела репутацию понимающих людей.

— Расходы пусть запишут на мой счет... — Виттар открыл альбом на последней странице.

Набросок, пара ломаных линий за которыми просматривался тонкий девичий силуэт. Показалось — знакомый, но... нет, показалось.

У Торы совсем иная фигура. Более зрелая, женственная.

— Второго — к его матери.

— Сейчас?

Время позднее, но Виттар сомневался, что эта женщина спит.

— Сейчас. Пусть передаст...

Записку он написал на соседнем столе.

С женщиной стоило встретиться. Возможно, она знает что-то о девушке с последнего наброска. Или о старых пожелтевших синяках. Почему-то Виттару казалось, что эти два элемента взаимосвязаны.

Покинув морг, Виттар направился не домой, но на улицу Королевских гончих. Именно там, за бакалейной лавкой, и обнаружили тело.

В полицейском отчете утверждалось, что свидетелей не было, и лишь оказавшись в глухом тупике — даже окна домов, выходящие на эту сторону, были закрыты ставнями и решетками — Виттар отчету поверил. Пожалуй, если кто и слышал крики, то вряд ли решился бы выглянуть.

А уж вмешаться...

На мостовой сохранились пятна крови.

И резкая вонь лилейного одеколона, из тех, дешевых, что продают в аптеках на разлив. Людям они нравятся, а вот псам... кто-то явно спешил скрыть свой запах

Виттару это не понравилось.

А еще меньше ему понравилась тень этого же лилейного аромата, витавшая у ворот его особняка. Аромат был зыбким, таким, на который вряд ли обратишь внимание.

Совпадение?

Виттар распорядился усилить охрану.

А Тора не спала — играла. Нежная мелодия, колыбельная почти, и клавесин, купленный не понятно за какой надобностью — Виттар даже не мог вспомнить, как именно инструмент попал в его дом — был всецело покорен хозяйке.

Она же сидела спиной к двери.

Прямая. Строгая. И такая мягкая.

Ей идет домашнее платье из светло-зеленого ситца. Волосы гладко зачесаны, и видна длинная шея с белым шрамом, о котором она не любит вспоминать, но и забыть не способна.

Музыка оборвалась.

— Не останавливайся, — попросил Виттар.

В доме стало теплее, он словно ожил, отзываясь на ласку этой женщины. И... хорошо бы, если бы будущая жена Виттара тоже поладила с домом.

И с клавесином.

Тора подчинилась, но теперь музыка звучала иначе. Ровно. Выверено. Идеально. Только исчезло что-то очень важное. Что?

— Я не слышала, как вы вернулись, — Тора доиграла-таки, а Виттар не стал просить, чтобы она повторила пьесу. — Распорядится, чтобы подали ужин? Или вы желаете сначала ванну принять?

Она действует по правилам, безукоризненно вежливая, воспитанная девочка.

Хрупкая, как сегодняшний альвин.

И Виттар, взяв ее руки, повернул их ладонями вверх. Белые и узкие. Мягкие. С сильными пальцами, но все же не настолько сильными, чтобы защититься.

Умеет ли она рисовать?

— Тора, — если прижаться к запястью губами, то слышен ее пульс. — Я тебе говорил, чтобы ты не выходила из дому?

— Да, райгрэ. Я...

Не нарушила запрет.

— И повторю. Пожалуйста, ни при каких обстоятельствах не выходи из дому. Кто бы ни пожелал с тобой увидеться. Твои со-родичи.

Рука дрогнула. Ей все еще больно оттого, что ее бросили.

— Мои якобы друзья... хоть сам Стальной Король. Не выходи. Ясно?

— Да, райгрэ. Что-то случилось?

— Возможно, что и нет...

И вовсе был ли тот запах у ворот? И не могло ли случиться так, что Виттар попросту принес его за собой, как принес шлейф иных ароматов.

— Но... пожалуйста.

Ее слишком легко напугать, пусть бы Тора и старательно пытается этот испуг спрятать.

— Поужинаешь со мной?

Конечно, если на то будет его воля...

Ей и намека достаточно. Но хочется иного, а чего — Виттар и сам понять не способен. Тора ведь рядом, так чего еще желать?

Разве чтобы музыка при его появлении не менялась.

— Тора, тебя больше не обижают?

— Нет.

— Тебе не плохо здесь?

— Нет, — в ее голосе тень удивления.

— Может... тебе что-нибудь нужно? Или не нужно, но хочется?

— Спасибо, у меня все есть.

А с собственными желаниями Тора разобраться пока не способна. Она долго выбирала платья, не из-за того, что была капризна, но потому, что отвыкла делать выбор. И в конце концов пришла к нему.

Ей нужно было знать, что нравится Виттару.

Тора не желала ошибиться.

И сейчас вновь действовала по правилам.

Ванна и мягкие полотенца, наконец, избавленные от цветочной отдушки — Виттар и словом не упомянул, что она ему не по вкусу, но девочка сама догадалась. Столик, накрытый для двоих.

Свечи.

Белый костяной фарфор и столовое серебро.

Неторопливая беседа ни о чем, от которой, однако, становится легче. Его постель и свежее белье. Мягкий батист ее ночной рубашки. И такая уже привычная робость, словно каждый раз Тора наново принимает то свое решение. А Виттару нравится дразнить ее.