По слову Блистательного Дома - Эльберд Гаглоев

— Ходите невредимыми, люди, — приветствовал нас музыкант. — Эти неудачные дети своих матерей и вам преградили дорогу?

— Не очень успешно, как видишь, — указал я рукой на следы буйства товарища Унго.

— Не я ли говорил тебе не останавливать людей? — поинтересовался копьевозец у плененного нами. Тот угрюмо качнул головой. — Не я ли говорил тебе, что закончишь ты свой жизненный путь не оплаканный внуками? — вопросил он вторично. Дагобер заскромничал и промолчал. — Не говорил ли тебе я, что смерть ты примешь от моей руки, если будешь брать плату с людей, проезжающих этой землей? — возвысил он голос.

Повисла пауза. Я не хотел, чтобы конный бард изничтожал наш источник информации, но и драться с этим парнем у меня особого желания не было.

— Тебя наказали боги, — сообщил нашему пленнику незнакомец. — Ты спешен, обезоружен, пленен. И жизнь твоя принадлежит победившим тебя, — заклеймил он окончательно местного сотрудника ГАИ. Затем обратился к нам: — Эти странные люди потребовали плату за проезд. Я не хотел бить их, немного поучил копьем, но они оказались дурными воинами и умерли, упав на землю. Не стоит садиться на коня, если не умеешь падать с него. А еще одного мой побратим убил, пробив его голову стрелой. Тот оскорбил его. Плохие воины. Мы видели начало вашего боя с того кургана и поспешили сюда. Но помощь наша не понадобилась. Таким достойным людям эти вороны не помеха. Я видел твою атаку, воин, — обратился он к Унго, — ты полил мое сердце медом. Какой удар скакуном, какие чистые удары клинками. Прими мое восхищение, — приложил он ладонь к сердцу.

Польщенный Унго поклонился в ответ.

— Если ты отставишь свое варварское копье, я готов биться с тобой, — вдруг заговорил Дагобер.

— Ты не можешь биться со мной, — пояснил ему наш визави, — ты — пленник, и нить твоей жизни в руках у этих достойных. Они побили вас, смеясь.

— Я отпускаю тебя, — сказал вдруг Тивас пленнику. Тот недоверчиво посмотрел на него. — Да, отпускаю. Не буду накладывать на тебя заклятия. Но дам совет. Бери своих воинов и уезжай. Лорд не простит твоему Лагмару нападения на себя. Ты видел, как бьются лорды?

— Видел.

— Уходи. — И повернулся к нашему новому знакомцу: — Я — Тивас. Люди этой земли зовут меня Магом и Колдуном, но я целитель и изыскатель. Благодарю тебя за желание помочь нам.

— Я — Хамыц. Я — воин. Я — певец. Со мной мой побратим. Имя его Баргул. Он человек Шань. Он великий стрелок. Сейчас он смотрит на тех недостойных поверх своей белооперенной стрелы.

— И на нас тоже? — поинтересовался я.

— И на вас тоже, — не стер улыбки с лица Хамыц.

— Я — Саин, сын Фаразонда. Я люблю ехать верхом и смотреть на земли, что открываются мне.

— Я — Унго, — загрохотало сверху, — фавор… — Тут Унго в очередной раз перебили.

— Я вызываю тебя, — раздалось вдруг.

Мы повернули головы и увидели Дагобера уже верхом на гарцующей лошади и обвешанного воинскими аксессуарами.

— Извини, достойный Унго, — приложил длиннопалую ладонь к сердцу Хамыц. — Я дал слово этому человеку. Я вернусь быстро.

Скинул ремень заводного коня, поднял гнедого на дыбы, тот развернулся на месте и прыжком сорвался в галоп.

— Он самоуверен, этот воин, — задумчиво гуднул товарищ фавор.

— Сейчас увидим, насколько обоснованно, — сказал я, а сам подумал о том, что означенный Баргул из укрытия пока так и не появился.

Хамыц отъехал метров на пятьдесят и развернул коня.

— Ты просил, чтобы я бился без Высокой Сестры. Хорошо, — и вбил торцом копье в землю. — Я готов.

Предусмотрительный Дагобер вооружился как положено. Прикрыв грудь щитом, наставил копье и послал коня вперед. А Хамыц тем временем обнажил меч. Обнажение длилось долго и когда закончилось в руках его оказался длиннейший клинок ярко-синей стали. Он крутанул его. Раз. Другой. Дагобер промчался уже две трети расстояния, когда гнедой Хамыца, опять прыжком, бросился в атаку. Синий меч выписывал какие-то малопонятные фигуры, укрывая нашего певуна со всех сторон. Они встретились. Дагобер ударил. Дважды яростно блеснул меч, и копье превратилось в коротенький обрубок, четко срезанный как спереди, так и сзади. Злодей отшвырнул бесполезный обломок, но вместо того чтобы развернуться, пришпорил коня и погнал его туда, где стояла Высокая Сестра Хамыца. Тот как раз развернулся, люто гикнул, гнедой распластался в полете. Но злоумышленник уже достиг цели. Вырвал копье из земли и чуть не грохнулся с коня, перекособоченный жуткой тяжестью. Он выронил копье, и Высокая Сестра рассерженно зазвенела о камни. Но мститель был уже рядом. Дагобер успел выхватить клинок. Однако Хамыц уже ударил. Такие удары не отбиваются. Когда вас так бьют, единственное средство спастись — это быть как можно дальше от того места, где вас так бьют.

Конь присел от страшного удара и, шатаясь, выпрямился, а то, что было Дагобером, соскользнуло двумя кусками мяса по обе стороны седла, тоже почти разрубленного надвое. Хамыц как-то странно взмахнул мечом, с него полетели красные капли, с размаху сунул его в ножны и, наклонившись, подхватил Высокую Сестру.

Деятельные соратники Дагобера решили выйти из ступора и атаковали сокрушителя их военного лидера, но их порыв был пресечен самым решительным способом. Какие-то белые росчерки сверкнули в воздухе, и четверо атакующих почти одновременно вылетели из седел. Во мне окрепла уверенность, что Баргул один, как минимум, в двух лицах, но из-за деревьев показался невысокий крепкий конек, на котором как влитой сидел коренастый паренек в кожаном доспехе и римском шлеме, заляпанном, очевидно, в целях маскировки неизвестно чем.

— А вот и Брат мой, Баргул, — информировал нас подскакавший Хамыц.

Молодой, лет двадцати, паренек, свежая физиономия то ли смуглая, то ли немытая, веселые щелочки глаз, улыбка во все зубы. Не слезая с коня, собрал стрелы и подъехал к нам. Приложил руку к груди.

— Пусть ровной будет ваша дорога, достойные.

Баргул повернулся к лесу, пронзительно свистнул, и из-за деревьев, весело постукивая о землю копытами, вышла шестерка коней. Впереди бодро топотал конек-горбунок, маленький, коренастый, злющий, а за ним на поводу уныло покачивались остальные, придавливаемые тяжелым грузом.

— Не купцы ли вы, отважный Хамыц? — спросил Тивас.

Тот в ответ с удовольствием захохотал.

— Ай, правду ты сказал, чернолицый, ай, правду, — хлопнул себя ручищей по колену. — Купцы мы и есть. Только, бывает, золотом платим, а бывает, и сталью. Как случается, так и платим.

«Ну вот, — подумал я, — теперь и разбойников встретили, только опять каких-то неправильных».

— Зачем так грустно смотришь на меня, достойный Унго. Не разбитчик я, не думай. В балце мы с моим побратимом были. Теперь домой возвращаемся. Подарки везем. Вот брата моего женить хотим. А у них традиция есть — за жену подарок большой отдавать надо. К румам ездили, хорошую добычу взяли. Недавно коней хороших без седоков встретили. Вот с собой ведем. Будет Бейболат доволен. Отдаст за Баргула одну из дочерей своих. А, побратим?