Последний поцелуй (ЛП) - Клэр Джессика

Бросив пистолет, он тянет руку к подбородку и пытается укусить меня. Щёлкнув запястьем, разматываю цепь, отворачиваю его от Наоми и снова набрасываю цепь на шею. Одним движением я освобождаюсь от его рук и натягиваю цепь обеими руками.

Он цепляется за свою шею. Илоф – большой мужчина, но он слишком долго служил Елене. Молодой боец на улице, возможно, и смог бы противостоять уменьшенной силе, но не Илоф. Он задыхается от нехватки воздуха, но я только тяну и давлю ещё сильнее. Если он не умрёт так, возможно, я просто оторву его голову от тела.

Цепь в моих руках краснеет от моей крови, потому что звенья врезаются в мою кожу.

– Василий, на тебе его кровь, – замечает Наоми из гостиной.

Она приподнимается в своей лежачей позиции, но выглядит слишком слабой, чтобы стоять.

– Да, мне нужно будет принять душ после этого, – я сильнее напрягаюсь. – Вставай, возьми пистолет.

Она медленно поднимается.

– Который сейчас час?

Я качаю головой.

– Пистолет, Наоми.

– Мне нужно узнать время.

Она взволнована, но у меня нет часов, чтобы ответить ей. По крайней мере, она отвечает мне, значит, с ней всё в порядке.

– Ты тупая шлюха, – выдыхает Илоф.

В нём ещё много воздуха, как в мешке. Я поднимаю колено и бью его в спину.

– Не знаю, сколько времени, Наоми. Пожалуйста, дорогая, пистолет.

– Мне нужно знать время, – повторяет она.

Она не может себя контролировать.

– Мы вышли через два часа, – говорит мальчик с порога.

– О, это нехорошо, – отвечает она, и наконец, выходит из гостиной и подходит к пистолету.

Я маневрирую с Илофом вокруг неё, но когда, наконец, его тело сгибается, я отпускаю его.

– Но мы уходим. Это хорошо, – говорит мальчик.

Наоми вручает мне пистолет. Я стреляю из него в Илофа. Никто из нас даже не вздрагивает.

Я сгребаю её в объятия и прячу лицо в её волосы, чувствуя слабость в коленях от радости, что она жива.

– Ты ранена?

Я отстраняю её от себя и быстро осматриваю. Кажется, она не пострадала, но многие травмы не видны снаружи.

– Нет. Ты пришёл вовремя, но Дениэл приедет только через десять часов, – она трёт голову, как обычно делает это с кепкой. – Ты пришёл вовремя.

Я ничего больше не слышу, целуя её в макушку и в лоб. Мне требуется ещё одна минута, чтобы успокоиться и осознать, что она жива и здорова. Я целую её в губы, проникая в рот языком.

Она мгновенно отвечает и набрасывается на меня, разрушая изнутри.

Мы отрываемся друг от друга, задохнувшись от нашей страсти.

– Дениэл?

Наконец, её слова доходят до меня, но прежде чем она успевает объяснить, чувствую запах дыма.

Я проверяю магазин. Осталось шесть пуль. Дурак Илоф потратил на нас семь выстрелов. В коридоре я вижу дым, идущий из кабинета.

– Найди служебный лифт, – говорю я мальчику, и он убегает.

Дым пробирается в зал, но сквозь дверной проём замечаю, как на полу горит Караваджио.

– Нет, – кричу я, и бегу вперёд.

Прохожу сквозь пламя, но дыма слишком много, а картина старая и хрупкая. Рядом со мной раздаётся смех сумасшедшей женщины.

Повернувшись, я хватаю Елену и трясу за плечи, пока у неё зубы не ударяются друг об друга, но она продолжает смеяться.

– Что ты сделала? – требую я ответа.

Ужас охлаждает мою кровь, превращая меня в камень. Слышу ледяные слова Достонеева, провозглашающие, что богат, ленив и хочет картину. Эта глупая чёртова картина. Жизнь моей сестры зависит от того, отдам ли я ему картину. Я бы хотел убить Елену сто раз подряд.

Она снова хихикает.

– Ты так сильно хочешь картину, что пожертвуешь своей мужественностью? Что свяжешь себя с другой женщиной? Нет, – усмехается она. – Тебе достанется только пепел.

Я закрываю рукой её рот. Сделка, которую я заключил с Достонеевым ради безопасности моей сестры, горит прямо передо мной. А я наблюдаю, как пламя пожирает её жизнь, оставляя только дым и пепел.

Глава 34

Наоми

Я всё ещё чувствую действие транквилизатора, когда иду за Василием в заполненную дымом комнату. Елена сидит на одном из своих кресел и смеётся, как сумасшедшая, когда Василий спасает картину Караваджио, топча сапогом. На самом деле, это бесполезно, картине пятьсот лет, и она сделана из холста и масла. Если от неё что-то останется, то это будет чудо.

Предмет, который мы так долго искали, святой Грааль Василия, причина наших безумных скитаний по Европе – сейчас просто обугленная рамка со скрученными кусками холста. Всё кончено.

Ошеломлённая и сонная, я наблюдаю, как Василий поднимает картину за угол, обжигается и трясёт пальцем. Он навредит себе.

Нам нужен огнетушитель. Практичность берёт верх, и игнорируя сумасшедшую хихикающую Елену, иду на поиски огнетушителя, пока мой волк не уничтожил отпечатки своих пальцев. Выхожу из комнаты, переступаю через тело Илофа и мчусь по коридору. Во второй комнате я обнаруживаю знакомый красный баллон рядом с корзиной яиц Фаберже и срываю его со стены. Возвращаюсь в комнату и отрываю шланг от огнетушителя. Теперь горит одна из штор. Василий на полу пытается соединить края обгоревшей картины, а Елена просто улыбается ему, будто выиграла в лотерею.

Почему все бредят этой картиной, когда мир вокруг горит?

Я тушу горящую драпировку и другие участки огня. Теперь в комнате только дым и мы трое.

– Ты опоздала, – говорит Елена насмешливым голосом. – Караваджио превращён в пепел, как надежды бедного Васи на Братву.

Она снова начинает смеяться.

Она злит меня, поэтому я поворачиваюсь и направляю на неё шланг, запуская струю ей в лицо.

– Заткнись.

Елена кашляет и плюётся, а я подхожу к Василию с огнетушителем под мышкой. Смотрю на части, которые он пытается сложить, но ничего в них не указывает на то, что когда-то это был знаменитый триптих, созданный рукой настоящего мастера. Не разобрать ни волка, ни Мадонну. Теперь это похоже на мазню, которую оплакивает мой волк.

– Что теперь, Василий? – спрашиваю я.

Он игнорирует меня, и весь язык его тела сигнализирует о том, что этот человек побеждён. Я начинаю думать, что, возможно, эта картина символизировала больше, чем он может признать. Либо это, либо присутствие ужасной Елены сломало его желание лидерства. К сожалению, это не Василий, к которому я привыкла. Этот человек собирает сажу. Если так необходима неприятная картина, возможно, стоит купить другую. Может быть, даже с ослиным ублюдком.

Ослы в моём сознании в последнее время занимают много места.

Я созерцаю эту картину, когда кто-то набрасывается на меня сзади, сбивая на пол. Падаю на огнетушитель, и он врезается мне в рёбра, заставляя задохнуться от боли в лёгких. Я задыхаюсь на ковре, когда она поднимается надо мной, как злобная паукообразная обезьяна.

– Шлюха, – кричит она. – Тварь!

Должно быть, ей не понравилось, что я закрыла ей рот огнетушителем. Думаю, как это было тупо, пока пытаюсь отдышаться.

Она врезается ногтями в мою голову и тянет полосы назад, и я кричу от боли.

– Василий, – кричу я. – Помоги!

Я не сильна в физическом бою. Моё привычное оружие – боты, коды и скрипты. Беспомощно цепляюсь за ковёр, пытаясь скинуть с себя тяжёлую тушу.

– Василий!

– Отойди от неё, Елена, – говорит Василий, и слышу опасность в его голосе.

Я хватаю её за руки, но она тянет мои волосы назад так, что не могу шевельнуться.

Затем раздаётся громкий треск, и на мгновение задумываюсь, что она сломала мне спину. И я падаю назад, а она на меня сверху.

Кашляю и чувствую, как горят у меня рёбра. Может быть, они сломаны. Из меня вырывается стон, когда Елена отваливается от меня, а Василий своими большими руками помогает мне встать прямо. Он ласкает меня, передвигая руками по мне такими нежными движениями, что я узнаю эти прикосновения.

– Ты ранена, милая?

Я провожу рукой по своим рёбрам и прижимаюсь к его большой груди.