Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах - Валентин Рунов

…В первой декаде ноября Михаил Васильевич заболел. Вместе с супругой Анной Николаевной он выехал в Севастополь на лечение. Вскоре туда приехали дочери – Клавдия и Вера, сын Николай. Болезнь прогрессировала. Сказались, вероятно, бессонные ночи, сильное нервное напряжение, связанное с ненормальной обстановкой в Ставке, все усиливающейся неприязнью со стороны императорской семьи, особенно супруги царя Александры Федоровны.

Неприятности приносили также распространяемые слухи о причастности его к заговору, чему в немалой степени способствовали встречи генерала Алексеева с Гучковым, Коноваловым, Демидовым и другими общественными и государственными деятелями, зачастившими в Могилев. Насколько достоверными были эти слухи, сказать даже сейчас, спустя время, очень трудно. Во всяком случае, военный корреспондент при Ставке М. К. Лемке, весьма неплохо информированный, писал тогда: «Очевидно, что-то зреет … Недаром есть такие приезжающие, о целях появления которых ничего не удается узнать, а часто даже и фамилию не установишь, имею основание думать, что Алексеев долго не выдержит своей роли… По некоторым обмолвкам Пустовойтенко видно, что между Гучковым, Коноваловым, Крымовым и Алексеевым зреет какая-то конспирация, какой-то заговор, которому не чужд еще кто-то».

Мысль о заговоре развивает в мемуарах генерал А. И. Деникин. «В Севастополь, – писал он, – к больному Алексееву приехали представители некоторых думских и общественных кругов. Они совершенно откровенно заявили, что назревает переворот. Как отнесется к этому страна, они знают. Но какое впечатление произведет переворот на фронте, они учесть не могут. Просили совета. Алексеев в самой категорической форме указал на недопустимость каких бы то ни было государственных потрясений во время войны, на смертельную угрозу фронту, который по его определению «и так не слишком прочно держится», а потому просил во имя сохранения армии не делать этого шага.

Представители уехали, обещав принять меры к предотвращению готовившегося переворота.

Не знаю, какие данные имел Михаил Васильевич, – продолжал А. И. Деникин, – но он уверял впоследствии, что те же представители вслед за ним посетили Брусилова и Рузского и, получив от них ответ противоположного свойства, изменили свое первоначальное решение: подготовка переворота продолжалась…»

О зреющем тогда заговоре пишет и А. Ф. Керенский. «Он намечался, – по его мнению, – на 13 или 10 ноября. Его разработали князь Львов и генерал Алексеев. Они пришли к твердому выводу, что необходимо покончить с влиянием царицы на государя, положив тем самым конец давлению, которое через нее оказывала на царя клика Распутина. В заранее намеченное ими время Алексеев и Львов надеялись убедить царя отослать императрицу в Крым или в Англию.

На мой взгляд, это было бы наилучшим решением проблемы, поскольку все, кто наблюдал за царем в Ставке, отмечали, что он вел себя гораздо более раскованно и разумно, когда рядом не было императрицы. Если бы план удалось осуществить и если бы царь остался в Ставке под благодатным влиянием генерала Алексеева, он бы, весьма вероятно, стал совсем другим. К сожалению, в первой половине ноября Алексеев внезапно заболел и отбыл в Крым для лечения. Вернулся он оттуда всего за несколько дней до свержения монархии.

Всю эту историю, – отмечает Керенский, – рассказал мне мой друг В. Вырубов, родственник и сподвижник Львова, который в начале ноября посетил Алексеева, чтобы утвердить дату проведения операции. Генерал Алексеев, которого я тоже хорошо знал, был человек очень осторожный, в чем я и сам убедился позднее. Не произнося ни слова, он встал из-за стола, подошел к висевшему на стене календарю и стал отрывать один листок за другим, пока не дошел до 16 ноября.

Но к этому дню он уже лечился в Крыму. Во время пребывания там его посетили некоторые из участников заговора Гучкова, пытавшиеся заручиться поддержкой Алексеева, но тот решительно отказал им».

Тем временем по установившейся уже традиции в Шантильи, где располагалась французская главная квартира, собрались военные представители стран Антанты. Россию представлял генерал Жилинский. Инструкции ему были разработаны Алексеевым еще до отъезда в Крым.

Принятые на совещании резолюции сводились к решению комплекса задач. Во-первых, союзные армии должны были подготовить к весне 1917 года согласованные операции, которые способны были придать кампании целеустремленный характер. Чтобы воспрепятствовать противнику вернуть себе инициативу, в течение зимы, во-вторых, вооруженными силами всех стран должны были продолжены начатые уже наступательные операции. Предусматривалось также к первой половине февраля подготовить совместные наступательные действия теми силами и средствами, которыми к тому времени будут располагать союзные армии. В решениях оговаривалось, наконец, что, если обстоятельства позволят, то «общие наступательные операции с наиболее полным использованием средств, которые каждая армия будет иметь возможность ввести в дело, будут начаты на всех фронтах, как только окажется возможность их согласовать».

21 ноября генерал В. И. Гурко, временно исполнявший обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего, по согласованию с Алексеевым, довел до сведения командующих войсками фронтов результаты конференции в Шантильи и предложил им подготовить соображения относительно плана кампании 1917 года. Они начали поступать в Ставку незамедлительно. Копии предложений направлялись генералу Алексееву.

Командующий войсками Северного фронта генерал Н. В. Рузский считал, что наиболее целесообразно подготовить и провести наступательную операцию в полосе к северу от Полесья, использовав относительно выгодное стратегическое положение русских войск по отношению к противнику. Он высказался также в пользу нанесения удара смежными крыльями Северного и Западного фронтов с целью разгрома противника в районе Свенцяны. Если и этот удар из-за отсутствия необходимых средств осуществить будет сложно, то, по его мнению, Северному фронту следовало бы поставить ограниченную задачу – организовать наступление из района Риги в южном направлении вдоль железной дороги Митава, Крейцбург. Время проведения операций он предлагал определить в зависимости от погоды (конец апреля – начало мая).

Командующий войсками Западного фронта генерал А. Е. Эверт, излагая соображения о плане будущей кампании, также находил целесообразным наступление вести севернее Полесья, решая тем самым задачу «отвоевывать нашу родную землю», в случае успеха «создать возможность занять Польшу, угрожать Восточной Пруссии». Главный удар он предлагал нанести на одном из двух направлений: виленском или слонимском. Первое генерал Эверт считал более выгодным в стратегическом отношении, так как создавалась угроза тылу всей немецкой группировки в Северо-Западном крае. Оно позволяло выдвинуться на линию реки Неман и Бреста, приблизиться к границе с Германией. Лучшим временем начала операции он считал середину апреля – начало мая.