Затворник. Почти реальная история - Сергей Кузнецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только позволила ситуация, Стас снял и повесил на спинку стула пиджак, ослабил узел галстука и расстегнул две верхние пуговицы сорочки. Хотел закатать рукава, но подумал, что это будет перебор.
Около полуночи гости стали подниматься из-за столов, разбрелись по кораблю; ребята из «Бархана» вопреки обыкновению исполняли что-то лирическое.
Стас стоял, облокотившись о парапет, и смотрел на воду. Мысли были невеселые.
– Здравствуйте, – сказал женский голос.
Он повернул голову. Дама лет пятидесяти, приятной внешности, стриженная под мальчика, в модном легком платье цвета кофе с молоком, держала в руке бокал с шампанским и, близоруко щурясь, смотрела на него.
– А я смотрю на вас за столом и все думаю: вы это или не вы, – сказала она.
– Мы знакомы? – спросил Стас.
– Вы ведь Станислав Баренцев, хирург, – сказала она. – Осенью девяносто второго вы оперировали моего сына Колю. Никто тогда не надеялся...
– Я помню, – замороженно сказал Стас. – Коля Шатилов. Помню прекрасно. Как он сейчас?
– Хоккеист, – с нескрываемой гордостью сказала женщина. – Играет в НХЛ. Гордость команды. Своего первенца назвал Станиславом. Такой смышленый парнишка мой внук, даром что пока годик...
– Мир тесен, – сказал Стас.
– А вы здесь по приглашению Евгения...
– Вот ведь как бывает! – перебил ее Князев, подходя с двумя бокалами коньяка в руках, один из которых протянул Стасу. Тот взял. – Жил-был хирург, золотые руки, ас микрохирургии, одному мальчику восстановил кисть руки, оторванную при неосторожных играх с петардами... – Дама вспыхнула и хотела что-то сказать Вадиму, но передумала. – Оперировал в России и за рубежом, его приглашали работать в Медицинский центр при Администрации Президента. Ренат Акчурин[1] тепло отзывался о его таланте. А потом что-то произошло...
Дама со страхом смотрела на Вадима. Тот безжалостно продолжал:
– А что могло произойти? Ну, например, на операционном столе умирает во время операции, которой руководил наш герой, беременная женщина, жена его друга. Плод спасти также не удалось, а ведь он был довольно-таки взрослый, если можно так выразиться, около семи месяцев. И все. Человек наложил на себя своеобразную епитимью: бросил любимое дело, которому была посвящена его жизнь, и уехал куда глаза глядят. Не стало его. То есть он жив-здоров, но от прежнего осталась оболочка. Пшик. Сдутый шарик. Этот шарик перебрался в другую страну, устроился на работу водителем-экспедитором, а попросту говоря – грузчиком мебели. Ну, разве это справедливо?
– Жизнь вообще несправедлива, – сказал Стас.
Дама перевела на него ошарашенный взгляд. Стас улыбнулся и пожал плечами.
– Вы танцуете? – спросил Вадим даму и предложил руку. Она, словно в оцепенении, взяла его под руку. Уже уходя, Вадим обернулся и негромко сказал: – Главное, что сейчас ты и уйти не можешь. Если только в море...
В очередной раз мельком пожалев о том, что дал себя уговорить прийти, Стас поискал глазами Ольгу. Она стояла на сан-деке в окружении нескольких мужчин и заливисто смеялась.
Ребята из «Бархана» закончили выступление и отправились перекусить. Снова зазвучал Вивальди в исполнении струнного квинтета.
Мимо прошел Евгений Прохорович в компании женщин, сопровождаемый Вадимом. Юбиляр был под хмельком, но в меру. Оживленно жестикулируя, он рассказывал:
– Двадцать шесть календарей...
– ...лет, – посмеиваясь, «переводил» Князев.
– ...на Северном флоте... Матушке-России – верой и правдой... Не вылезая из «бидона»...
– ...подводной лодки.
– Вот-вот! Атомохода, между прочим! Количество автономок...
– ...походов на подлодке...
– ...считать перестал. Дослужился до капраза...
– ...капитана первого ранга...
– Вот-вот! А дальше – все! Как в анекдоте: у адмирала свои дети и внуки есть! И Саша Покровский[2], светлая голова, лучше всех нашу жизнь показал, бессмысленную и беспощадную, полную аллегорий. Книги его рассказов на моей книжной полке – на почетном месте... Но я, дорогие мои, без моря не могу. Ушел на пенсию и медленно чах. Спасибо Вадиму, вернул к жизни.
– Да будет вам, дядя Женя. Не верьте ему, девушки. Никого я никуда не возвращал, я не меценат. Взял на работу человека, профессионала. И знаю, что мой корабль в надежных руках.
«Святая Тереза» медленно двигалась вдоль побережья. Скалы в чернильной темноте ночи были почти не видны, лишь пенные барашки волн беззвучно – с такого расстояния – бились о берег. Ночь была пасмурная; кое-где между облаками подмигивали с неба звезды.
Стасу вдруг мучительно захотелось уйти – до такой степени, что он готов был прыгнуть за борт и вплавь добраться до берега... И что потом? От города корабль ушел довольно далеко, пешком по горам, ночью, мокрому, пришлось бы добираться не один час. И потом... Получится, что он обманул Ольгу: договаривались, что уйдут вместе.
Шуточные конкурсы с призами, которые вели двое специально приглашенных конферансье, похожих на карточных шулеров, горячее, танцы под выступление фигуристых девчонок из «Влаги», одетых в провокационные костюмы-ниточки (одну песню они исполнили вместе с Алексеем Беркутовым, после чего самая красивая солистка и московский актер исчезли в недрах корабля часа на два – Стас проводил их глазами и понимающе улыбнулся); огромный именинный торт с шестьюдесятью свечами, еще один салют... Ольгу Стас за всю ночь почти не видел, она пользовалась успехом не только у мужчин, но, как ни странно, и у женщин... Хотя нетрудно было догадаться, что через нее кое-кто из особо расчетливых девиц надеется добраться до Князева.
Ольга несколько раз подходила, навещала Стаса, но с ним, молчуном, ей быстро становилось скучно, и она убегала. Они даже ни разу не потанцевали. Он так и не понял, зачем она взяла его с собой.
Сам Баренцев ни с кем не разговаривал, так и разгуливал особняком, потягивая коньяк и почти не пьянея. Маму Коли Шатилова он больше не видел. Здесь был не его круг (в этом Вадим оказался прав); Стас с нетерпением ждал, когда «Святая Тереза» вернется назад.
Но за те несколько часов, что он провел на судне, Стас оказался в полной власти корабля, его магии, поэтому немного беспокоил момент расставания с судном. Судьба слишком редко преподносит подобные подарки. Этой ночью Стас встретился со своей давней мечтой и думал о том, что будет жить воспоминанием о встрече несколько лет.
В какой-то момент он задремал, развалившись в удобном мягком кресле в уголке с очередным бокалом в руке, а когда открыл глаза, поеживаясь от утренней прохлады, – светало, толпа на палубе изрядно поредела (многим были предоставлены каюты, а кое-кто прикорнул в обеденном зале и кинозалах на диванчиках); быстро и бесшумно снующие стюарды убирали грязную посуду, мыли палубу, сворачивали и выносили аппаратуру: действовали четко, слаженно и без суеты.
Один из стюардов, заметив, что Стас открыл глаза, улыбнулся ему.
– Не хотите ли пройти в каюту, господин Баренцев? – спросил он.
– Благодарю, – сказал Стас, зевнул, потянулся и поискал глазами пиджак; тот так и висел на стуле неподалеку. – Когда мы придем в город?
– Через тридцать пять минут. Может быть, чаю? Или кофе?
– «Карт нуар» есть у вас?
Стюард с достоинством кивнул.
– Сварите, пожалуйста. И одну ложку сахара.
В начале одиннадцатого утра, когда Вадим сидел в своем рабочем кабинете на корабле и просматривал бумаги, доставленные курьером, к нему без стука вошел Миха. Он был бледен и возбужден.
– Беда у нас, Вадим Юрьевич, – сказал он сипло. Князев поднял глаза от бумаг.
– Что случилось?
– Андрей Кириллович убит.
* * *...Мама в этом году на дачу не поехала, и в первых числах июня, в одну из не самых жарких суббот, Костя все-таки решил выбраться туда: посмотреть, как там и что. Ольга напросилась с ним.
Вопреки его ожиданиям, с домом ничего катастрофического не случилось. Два окна были выбиты (Костя подумал не о бомжах, а о Лизе, хотя сестра вряд ли опустилась бы до подобного варварства), в доме кое-какая посуда и утварь утащена, пахнет плесенью и гнилью, в печке обнаружилась полусгоревшая занавеска с террасы... Но, в общем, все не так страшно.
Ольга сразу по-хозяйски взялась за дело. Заставила Костю посмотреть и отремонтировать старенькую полуавтоматическую стиральную машину «Беларусь», зарядила в нее несколько стареньких занавесей из комнат. С Костей они, кряхтя и охая, с трудом вытащили из дома на солнце старый, тяжелый, но еще надежный и мягкий диван, и Ольга с полчаса долбила по сиденью и спинке найденной на чердаке тяжелой деревянной палкой, выколачивая пыль, потом разложила сохнуть на солнце. Она протерла пыль во всех комнатах, помыла полы, слазила в подпол, попросила Егорова починить там свет и долго вытирала и переставляла банки с компотами, вареньями и соленьями, закрученные Еленой Петровной, да так полностью и не вывезенные. При этом Ольга весело приговаривала: «С такими запасами, хозяин, ты еще долго можешь не работать и ничего не покупать, кроме картошки и хлеба!»