Затворник. Почти реальная история - Сергей Кузнецов

Парень сказал Косте, который внимательно наблюдал за нами обоими:

– Я предупреждал: пустая затея!

– Кость, можно я пойду? – осторожно спросил я. Не станут же они, в самом деле, удерживать меня силой?! Черт, сколько времени потерял!

– Что осталось? – спросил Егоров спокойно.

– Второе и последнее, – ответил парень. – Переход. Но я не уверен...

– Нужно предъявлять.

– Костя. Даже ты никогда...

– Мне и не обязательно. Кроме меня, должен быть кто-то еще. Лекс подходит.

Я неторопливо, стараясь не нервничать и не делать резких движений, поднялся с дивана.

– Костя, ничего колоть себе я не дам.

Он улыбнулся широкой, совершенно мальчишеской, располагающей улыбкой.

– Никто и не собирался! Дай нам еще десять минут, Лекс.

– Послушай...

– Ты ведь сам сказал, что я могу на тебя рассчитывать.

Я мысленно выругал себя, поклялся, что нахожусь в этой квартире последний раз, и посмотрел на часы:

– Десять минут, Костя.

– А вы чем занимаетесь по жизни? – с любопытством спросил парень, глядя на меня снизу вверх (но при этом было отчетливое ощущение, что глядит сверху вниз).

– Я журналист.

– А-а... – сказал он с такой интонацией, будто я признался, что я воинствующий атеист, разрушаю храмы и регулярно отстреливаю священников. Сказочники, мать вашу так...

Он легко поднялся и ушел в соседнюю комнату, плотно прикрыв дверь. Мы с Егоровым посмотрели ему вслед. Затем Костя сказал:

– Позови его, пожалуйста.

В комнате никого не было. Я даже зачем-то заглянул в шкаф, под диван и в узкую, темную кладовку. Подошел к окну: шестой этаж, высоковато... Внизу сразу асфальт, газона нет, а по стене никаких балконов рядом и пожарная лестница вне пределов досягаемости.

Стараясь не паниковать, я еще раз оглядел комнату и громко крикнул:

– Ну и где он, твой Копперфильд доморощенный?

– Никуда не уходи, – сказал Костя.

И я увидел.

По ковру на стене, на небольшом пространстве между диваном и книжным шкафом, вдруг разлилось легкое молочно-белое облачко, из которого шагнул человек в костюме песочного цвета. На несколько мгновений мне удалось разглядеть за его спиной пустынную летнюю улицу, уходящую в подъем, голубое небо без единого облачка и покосившийся домишко с распахнутыми настежь окнами. Картинка была немного нечеткой и без звука.

В следующую секунду все исчезло, остался только этот парень – Вадим.

Я все смотрел на вытертый и слегка поеденный молью ковер на стене, пытаясь разглядеть на нем что-то помимо приевшегося за долгие годы геометрического орнамента.

Вадим подошел ко мне.

– Доказательств больше нет, – сказал он и протянул руку. – Вы можете уехать.

Колени мои подгибались; в голове творилось черт знает что.

Игнорируя протянутую ладонь, как старик под тяжестью груза, только что легшего мне на плечи, я медленно двинулся в соседнюю комнату, обессиленно бормоча:

– Фокусники, вашу мать... Иллюзионисты. Мистификаторы...

– Кость, он, кажется, обиделся! – сказал сзади Вадим.

– Приходил еще Стас, – сказал Костя. – Но не думаю, что количество персонажей...

Я выпрямился, встретился с ним взглядом, подскочил, схватил его за плечи и потряс:

– Ну скажи! Скажи, что это неправда, фокус, механизм... Скажи! Я ведь тоже смогу так... якобы... шастать из одного измерения в другое! Скажи, что все это фарс!

– Полегче, – сказал Вадим. – Не растрясите мне папу. Он нам еще нужен, а здоровья-то паренек не богатырского...

Отпустив бледного, с ужасом глядящего друга, я без сил плюхнулся на диван и почти растекся по нему.

– Читал... – сказал я тихо. – У Кинга это любимый прием. Его персонажи так и носятся туда-сюда...

– Не надо было ему видеть... – вздохнув, сказал Костя.

– Иначе он бы ни за что не поверил.

– Мне кажется, он и сейчас не верит...

У меня очень болела голова, в ушах стоял звон.

– Кость, поеду, – сказал я с усилием.

– Погоди, пока голова пройдет. Сейчас дам таблетку.

Он ушел на кухню.

– Ну и зачем тебе это? – спросил я, не глядя на Вадима.

– Было интересно посмотреть... на создателя, – сказал он. – Сейчас пытаюсь убедить его взять у меня денег... Того гляди, загнется человек от истощения.

– А я не беру, – сказал вошедший Костя, неся в руке стакан с водой и таблетку. – Для меня это слишком – брать деньги у персонажа собственной книги.

– Да ведь это твои деньги, – сказал я, сунул таблетку в рот и запил водой. – Ты их придумал как атрибут героя... Все равно что карманы на его пиджаке... И почему бы ему не посодержать своего создателя? Ты дал ему жизнь! А он, мне кажется, относится к тебе несколько пренебрежительно, без должного пиетета.

Они переглянулись.

– Поверил? – спросил Костя – то ли меня, то ли Вадима.

– Нет, – сказал я. – В реальном мире этого нет и быть не может.

– Какой реальный мир ты имеешь в виду? – спросил Вадим. – Его не существует вообще. Мир таков, каким видит и воспринимает его каждый человек. Значит, их огромное количество, так называемых реальных, и каждый самую малость отличается от другого. Ибо нет двух одинаковых восприятий.

– Тем более, – сказал я. Боль понемногу начала отступать. – Так что, Костя, деньги ты все-таки возьми.

– Послушайся умного человека, – сказал Вадим.

– Я хотел, чтобы ты знал, Лекс, – сказал Костя.

– Это я уже понял. – Я осторожно поднялся, прислушиваясь к своим ощущениям. Комната немного плыла перед глазами. – Думаю, что к Толстому захаживал Андрей Болконский, а к Достоевскому – Порфирий Петрович и Митя Карамазов... Вряд ли он пускал на порог Раскольникова. Если все так, старик, то ты – гений.

– А я что говорил! – поддержал меня Вадим Князев.

Глава 15

«ДЕСЯТЬ СЕКУНД НА ПРОЧТЕНИЕ КАЖДОЙ ЧАСТИ СООБЩЕНИЯ», – замигала надпись в левом верхнем углу экрана лэп-топа, и немедленно появилась первая часть.

– Только не это... – негромко сказал Бахтияр, быстро прочитывая. – Что угодно – только не это.

Стас ненавидел весь мир.

Он был готов даже Ольге сказать, что... ее ненавидит (нет, на это не решился бы!), – лишь бы не идти на юбилей. Ненавидел страну, в которой прожил восемь лет, город, куда за эти восемь лет приезжал по делу и без дела бессчетное количество раз. Время года, море, горы... Он проклинал охранника Олежу за то, что тот не вытолкал его взашей в ночь, когда Стас привез в отель мебель; в результате он вытащил эту дуру и теперь тащится с ней, потея, во взятом напрокат смокинге

«Смоу-укинге! Вашу мать, подумайте – я в смо-оу-кинге!!!»

на сборище богатеев... День рождения старого капитана – это ведь только повод, верно?

Он совершенно забыл времена, когда смокинг или дорогой костюм-тройка не были ему столь обременительны... Последние годы он – грузчик, обыкновенный работяга, тягловая сила, и этот воротничок душит, режет его могучую пролетарскую шею!

Господи! Ну зачем, зачем он с ней потащился?! В какое-такое благородство решил поиграть?!

– Стас, я вижу – тебе плохо, – сказала Ольга. – Не ходи. Хочешь – вернись и ложись у меня спать. Я до утра все равно не вернусь.

«Да, конечно! Очень хочу! И немедленно вернусь...» – почти сказал он. Но смолчал, пыхтел и упорно шел рядом, ощущая себя в этой ломкой накрахмаленной сорочке и смокинге не по размеру, как в узком пенопластовом гробу.

Стас ненавидел весь мир... но еще больше, чем идти, он не желал отпускать Ольгу одну.

По набережной праздно шатались толпы народа – курортники, хозяева жизни, «калифы на час»; из окон кафе, ресторанчиков и забегаловок неслась разномастная музыка от русской попсы до, кажется, африканского этно, смешиваясь, переплетаясь, скрещиваясь и рождая некие совершенно поразительные звуки. Впрочем, прислушиваться было некогда – Ольга знала, что опаздывает.

Тем не менее она остановилась, повернулась к Стасу лицом и подняла голову. И он глядел на нее сверху вниз, поводя шеей и плечами и морщась.

– Последний раз, – сказала Ольга. – Не желаю, чтобы ты испортил праздник мне, имениннику или гостям. В первую очередь, конечно, дяде Жене. Он неплохо ко мне относится, но...

– Ты ведь сама позвала меня, – недоуменно сказал Стас. – Настаивала, чтобы я пошел. А теперь гонишь?

Стас предлагал ей выход и ждал, что она решит. Но она не стала его обманывать.

– Не гоню. Идем. Все, Стас, мы идем!

– Да ладно, – бормотал он уже на ходу, дыша, как раненый тюлень, – не волнуйся. Никого я не собираюсь огорчать, тем более портить пьянку... юбилей.

На набережной, на почтительном расстоянии от празднично иллюминированного судна, собралась большая толпа зевак: всем было любопытно, что происходит. Стас невозмутимо прорезал толпу, как огромный ледоход – льды, Ольга прошла за ним, и толпа немедленно сомкнулась.

У трапа гостей встречали матросы в нарядной форме, одного из которых Ольга узнала: Петя Шалашкин, тот самый, что нашел ее после опрометчивого бегства ночью с приема и ночевки в лесу за заброшенной лесопилкой.