Митридат против Римских легионов. Это наша война! - Михаил Елисеев

Много лет назад, когда Митридат впервые бросил вызов Риму и города Малой Азии восторженно встречали Нового Диониса, а его армии освобождали Элладу, он и познакомился со Стратоникой, дочерью бедного арфиста. Это были золотые дни, а красавица — девица незнатного происхождения, умудрилась тогда отодвинуть на второй план царицу Мониму и завоевать сердце царя. От Митридата у нее был сын Ксифар, а из всех многочисленных царских женщин, именно она имела влияние на Евпатора. Судя по всему, и он ей доверял, поскольку поручил в управление одну из крепостей, где находилась его главная сокровищница, и, как оказалось, зря. Когда к крепости подошел Помпей, она не только открыла ему ворота, но и поднесла много подарков, всячески демонстрируя свою покорность, что тщеславному римлянину пришлось очень по душе. Однако, перед тем как впустить Великого в крепость, она выдвинула ему условие, если ее сын попадется к нему в руки, то он сохранит ему жизнь, на что полководец ответил согласием. Помпей остался так доволен оказанным ему приемом и количеством без боя захваченных сокровищ, что разрешил Стратонике владеть всем ее имуществом, которое подарил ей Митридат. Казалось, все устроилось очень хорошо, но Стратоника, когда все это затеяла, упустила из виду одну простую вещь, не факт, что Помпей когда-либо сможет поймать ее сына и вообще с ним встретиться, зато в данный момент ее горячо любимый отпрыск находится рядом со своим грозным отцом. И думать надо было об этом, а не о том, что может теоретически произойти, потому что в том, что случилось в дальнейшем, ей, кроме самой себя, винить будет некого.

Глава VIII

Драма на Боспоре (65–63 гг. до н. э.)

Великие планы

Аппиан указал, что план повторного завоевания Боспора окончательно созрел у Евпатора в Диоскуриаде: «Там Митридат задумал не малое дело, и не такое, на которое мог бы решиться человек, находящийся в бегстве: он задумал обойти кругом весь Понт и скифов припонтийских и, перейдя Меотийское болото, напасть на Боспор и, отобрав страну, где властвовал сын его, Махар, оказавшийся по отношению к нему неблагодарным, вновь оказаться перед римлянами и воевать с ними уже из Европы». Таким образом, мы видим, что поход в Северное Причерноморье Митридат рассматривал как одну из составляющих его грандиозного плана борьбы против Рима, только как она будет проходить дальше, царь пока не решил. А пока, дав отдохнуть своим войскам и пополнив их местными контингентами, Митридат выступил в поход против мятежного сына, планируя прибыть в Пантикапей как можно скорее, он не знал, будет Махару помощь от римлян или нет. Понтийские колонны двинулись вдоль побережья, ломая сопротивление тех племен, которые рисковали встать у них на пути и оказать сопротивление. Ахейцев, которые попытались атаковать царские войска, ветераны Митридата обратили в бегство, со скифами частично удалось договориться, а частично усмирить понтийским оружием. Гениохи приняли Евпатора дружески, слава царя-воина давно гремела вокруг Понта Эвксинского и на Кавказе, «даже будучи беглецом и в несчастии, он вызывал к себе почтение и страх» (Аппиан).

Прибыв в регион Меотиды (Азовского моря), Митридат встретил там самый дружеский прием, местные вожди одарили великого воителя подарками, а тот, в свою очередь, не менее щедро отдарился, благо было чем. А затем последовала череда празднеств и пиров, царь заключал с правителями этих земель союзы, а за наиболее значимых вождей отдавал своих дочерей, которым необычайно льстило то внимание, которое оказал им величайший из царей своего времени. И вот здесь у Евпатора и возникла мысль о том, как он будет дальше воевать с Римом — мысль грандиозная и поражающая воображение. Подняв все варварские племена Причерноморья, через Фракию и Македонию вторгнуться в Пеонию, а затем, перевалив через Альпы, напасть на Италию. Очевидно, что Митридат пришел к выводу, что победить сыновей волчицы можно только в их логове — восстание Спартака, которое несколько лет бушевало на просторах Апеннинского полуострова, давало обильную пищу для размышлений, да и пример Ганнибала, много лет продержавшегося в Италии, вселял определенные надежды. Но самое главное, что Евпатор не был первым, кто придумал подобный план, — здесь пальму первенства надо отдать Филиппу V Македонскому, который в свое время задумал подобное мероприятие. Филипп тоже хотел поднять племена северных варваров и натравить их на Рим — для этого им был заключен союз с могущественным племенем бастарнов, а царская дочь стала женой одного из вождей. По замыслу царя Македонии, полчища варваров должны были пройти огнем и мечом по союзной Риму Иллирии, а затем, перейдя через Альпы, обрушиться на Италию с севера. Однако между планом Митридата и планом Филиппа была существенная разница — если Евпатор собирался сам встать во главе разноплеменных полчищ и вести их на Рим, то македонский владыка, пользуясь тем, что в Италии будет полыхать война с северными народами, хотел за это время изгнать римлян с Балкан. К сожалению, планам Филиппа сбыться было не суждено потому, что как только вся созданная им громада пришла в движение, он неожиданно для всех умер. Но прецедент был создан, и Митридат о нем наверняка знал, когда планировал свой поход.

Между тем, как только мятежный сын Евпатора Махар узнал о том, где находится с войском Митридат и что он вот-вот может появиться в Тавриде, как им овладела паника. Очевидно, царевич не был храбрым человеком, он мог ударить в спину, напакостить исподтишка, но сойтись с отцом в открытом бою было выше его сил. Да и воины понтийского гарнизона Пантикапея вряд ли стали бы сражаться против своего законного царя, стоило Митридату явиться перед ними, как войска сразу же перешли бы на его сторону. Заметавшись, Махар стал совершать непонятные поступки. Распорядился сжечь флот, который стоял в Пантикапее, а затем, вместо того чтобы бежать к римлянам, удрал в Херсонес. И если поступок с кораблями можно как-то объяснить, к примеру, тем, чтобы они не достались Митридату и тот не организовал за ним погоню, то бегство в Херсонес логике не поддается. А Митридат, судя по всему, взял корабли у меотов и ахейцев, погрузил на них свои войска и отплыл в Пантикапей — город сдался без боя и открыл ворота. Укрепившись на Акрополе, Евпатор тут же распорядился послать суда в погоню за Махаром, зря царевич старался, царь все равно привел за собой солидный флот. Зная отношение Митридата к предательству и не желая попасть к нему в руки, поскольку справедливо опасался, что граждане Херсонеса его выдадут, бывший наместник Боспора покончил с собой. И здесь вновь проявилась принципиальность царя — всех приближенных Махара, которых он назначил к нему советниками, Евпатор велел казнить, а тех, которые считались личными друзьями царевича и верно ему служили, распорядился отпустить на все четыре стороны.

А в скором времени на Боспоре завершился жизненный путь и другого сына Митридата, Ксифара, того самого, ради которого Стратоника открыла ворота крепости Помпею и выдала царские сокровища. Он не злоумышлял против отца и не плел заговоры в пользу римлян, а просто оказался заложником взаимоотношений между отцом и матерью. Частые измены родных и близких ему людей ожесточили Митридата, он отстранился от них, словно опасался нового предательства, и смотрел уже на свою родню, как на чужаков. Складывается такое впечатление, что он уже не видел существенной разницы между тем, кем ему приходится человек — родственник он ему или нет, для него он был просто подданный. А потому, когда он узнал, что Стратоника последовала за его войском через Кавказ и теперь находится на другом берегу Боспора Киммерийского (Керченского пролива), в Фанагории, то он послал ей приглашение явиться в назначенное время на берег. И когда жена явилась, то прямо у нее на глазах, на противоположном берегу пролива, по приказу царя был убит Ксифар, а тело его брошено непогребенным. «Так он не пожалел своего сына для того, чтобы причинить мучение погрешившей против него» (Аппиан).

После того, как Евпатор обосновался на Боспоре и почувствовал себя достаточно уверенно, он послал к Помпею послов с предложением выплаты постоянной дани, если ему вернут Понт. Но римлянин был непреклонен, он требовал безоговорочной капитуляции и личного появления царя в его ставке, на что получил ответ Евпатора, который гласил, что пока он остается Митридатом, то никогда на это не согласится. Для дальнейшего урегулирования вопроса царь обещал прислать кого-то из своих сыновей и советников, но дальше этого дело не пошло и заглохло. Зато все свое внимание Митридат уделил другим мероприятиям — по всей стране ковали оружие, изготавливали доспехи, собирали метательные машины, а также проводили набор в вой' ска. Брали не только свободных, но и рабов, а все население поголовно обложили новыми налогами, выколачивая деньги на грядущую войну. И все было бы ничего, но в этот ответственный момент царь заболел: «страдая какой-то болезнью — нарывами на лице, — он обслуживался тремя евнухами, которые только и могли его видеть» (Аппиан). И стоило ослабнуть твердой руке, как сборщики налогов начали творить беспредел, пошел поголовный грабеж местного населения, поскольку чиновники начали путать свой карман с государственным.