Лживые боги - Грэм Макнилл

— Новая вера.

— Умный ответ, — заметил Зиндерманн. — Если вы согласитесь мне помочь, я хотел бы больше узнать об этом.

— Правда? Я-то думала, что вы вызвали меня сюда, чтобы попытаться объяснить ошибочность избранного пути и отговорить от следования моей вере.

— Ничего подобного, моя дорогая, — заверил ее Зиндерманн.— Вы можете полагать, что обязаны хранить свои убеждения в самых дальних уголках сердца, но они все равно обнаружатся. Когда дело касается преклонения, мы становимся очень любопытными существами. Те вещи, что оказывают влияние на наше воображение, влияют и на нашу жизнь, и на характер. А потому надо быть крайне осторожным в выборе объекта поклонения, поскольку мы становимся похожими на того, кому поклоняемся.

— И как вы думаете, кому мы поклоняемся?

Зиндерманн с опаской посмотрел по сторонам и вытащил листок бумаги, в котором она немедленно узнала одну из листовок Божественного Откровения.

— Вот именно в этом я и хочу просить вашей помощи. Я прочитал этот текст несколько раз, и, должен признать, меня заинтриговало его содержание. Знаете... после тех событий в Шепчущих Вершинах... я не мог спать и тогда решил закопаться в книги. Я думал, если пойму, что с нами произошло, то смогу найти логические причины.

— И вам это удалось?

Он улыбнулся, но Эуфратия заметила, что в его улыбке сквозили отчаяние и усталость.

— Сказать честно? Нет, не удалось. Чем больше я читал, тем отчетливее сознавал, насколько далеко за годы поношения религии мы ушли от деспотического духовенства. К тому же, чем больше я читал, тем яснее понимал, что вырисовывается какая-то определенная структура.

— Структура? Какая же?

— Смотрите. — Зиндерманн обошел вокруг стола, сел рядом с Эуфратией и разгладил помятый листок. — Божественное Откровение повествует о том, что Император жил среди нас не одну тысячу лет. Правильно?

— Да.

— Ну вот, а в древних текстах — в основном это полная чепуха, старые сказки и устрашающие легенды о кровопролитиях и варварских обычаях — я обнаружил кое-что, соответствующее этой теме. Сияющее золотое существо появляется не в одном тексте, и, как я должен признать, этот герой очень похож на того, кто описан в этом тексте. Не могу сказать, какая польза от подобного открытия, но мне хотелось бы узнать о нем больше.

Эуфратия не знала, что ему ответить.

— Взгляните сюда, — продолжил Зиндерманн, пододвигая и поворачивая книгу. — Этот текст написан на одном из древних наречий человеческого рода, но я никогда не встречал его раньше. Я смог разобрать несколько отрывков, но текст довольно сложный, и без знания нескольких корневых слов и правил образования грамматических окончаний его почти невозможно перевести.

— А что это за книга?

— Я уверен, что это «Книга Лоргара», хотя и не имел возможности поговорить с Первым капелланом Эребом, чтобы удостовериться в этом факте. Если я прав, то эта книга может оказаться копией, подаренной Воителю самим Лоргаром.

— А почему это для вас так важно?

— Разве вы не помните, какие слухи ходили о Лоргаре? — спросил Зиндерманн. — Ведь он тоже поклонялся Императору, почитая его богом. Как я слышал, воины его Легиона уничтожали один мир за другим только из-за недостаточно почтительного отношения населения к Императору, а затем сооружали грандиозные памятники.

— Я помню такие слухи, но ведь это только слухи, и ничего больше?

— Возможно. А вдруг это правда? — Глаза Зиндерманна загорелись при мысли о возможности нового исследования. — Что если один из примархов — ни больше, ни меньше как сын самого Императора — посвящен в тайну, к которой мы, смертные, еще не готовы? Если до сего момента мои исследования верны, эта книга может рассказывать о рождении божества. Я должен знать, что это означает!

При мысли об открывающихся возможностях сердце Эуфратии забилось сильнее. Неопровержимое доказательство божественности Императора, представленное Кириллом Зиндерманном, высоко поднимет статус Божественного Откровения, и тогда новая религия распространится по всем уголкам Галактики.

Зиндерманн увидел отражение этих мыслей на ее лице.

— Мисс Киилер, — снова заговорил он, — всю мою сознательную жизнь я занимался пропагандой правдивых сведений об Империуме, и я горжусь проделанной мною работой. Но что если мы распространяем неверные идеи? Если вы правы и Император является божеством, значит, существо, увиденное нами в горах Шестьдесят Три Девятнадцать, представляет собой гораздо более страшную опасность, чем мы можем себе представить. Если оно действительно было злым духом, то мы как никогда раньше нуждаемся в таком божестве, как Император. Я понимаю, что слова не могут сдвинуть горы, но они могут привести в движение людские массы — история знает тому примеры. Люди всегда охотнее сражаются и умирают во имя слов, нежели ради чего-то другого. Слова формируют мысли, возбуждают чувства и приводят к действиям. Они убивают и оживляют, калечат и исцеляют. Если профессия итератора меня чему-нибудь и научила, так это тому, что люди слова — священники, проповедники и мыслители — играют в истории более значительные роли, чем военные лидеры или государственные деятели. Если мы сможем доказать существование бога, я даю слово, что итераторы огласят эту истину с самых высоких трибун всего мира.

Эуфратия с открытым ртом слушала, как Кирилл Зиндерманн переворачивает ее мир с ног на голову: этот почтенный проповедник мирских истин говорит о богах и вере? Глядя в его глаза, она поняла глубину сомнений и кризиса личности, пережитого со времени их последней встречи, увидела, как много он потерял за несколько прошедших дней и как много обрел.

— Можно, я посмотрю,— попросила она, и Зиндерманн развернул книгу перед ее глазами.

Текст был написан клинообразными значками, и строчки шли не горизонтально, а сверху вниз. Эуфратия моментально поняла, что не сможет помочь в переводе. Но некоторые элементы почему-то казались ей знакомыми.

— Я ничего не могу прочитать, — сказала она. — О чем здесь говорится?

— В том-то все и дело, что я и сам не могу сказать точно, — ответил Зиндерманн. — Я могу понять отдельное слово, но трудно понять смысл без грамматического ключа.

— Я видела это раньше, — сказала Эуфратия, внезапно вспомнив, почему значки показались ей знакомыми.

— Едва ли, Эуфратия, — покачал головой Зиндерманн. — Эта книга десятилетиями пылилась в Архиве. Не думаю, чтобы кто-то прочел ее после того, как она сюда попала.

— Не стоит от меня отмахиваться, Зиндерманн, я точно видела похожие надписи раньше.

— Где?

Киилер сунула руку в карман и нащупала катушку памяти из разбитого пиктера. Затем она поднялась со стула.

— Соберите свои записи, и давайте встретимся в Архиве через тридцать минут.

— Куда вы уходите? — спросил Зиндерманн, захлопывая книгу.

— Хочу получить то, на что вам будет интересно взглянуть.

Хорус открыл глаза и увидел над собой небо, затянутое облаками дыма, вдохнул застоявшийся воздух, пропахший химикалиями.

Запах был знакомым. Это запах его дома.

Он лежал на неровном плато, присыпанном черной пылью, а впереди виднелся вход в тоннель давно выработанной шахты. Осознав, что он оказался на Хтонии, Хорус ощутил болезненный укол ностальгии.

Дым далеких литейных заводов и неумолчный гул, доносившийся из глубоких шахт, наполняли воздух, и тоска по давним беззаботным дням усилила боль в сердце.

Хорус оглянулся в поисках Сеянуса, но, видимо, ярость бушующего в недрах Терры урагана не затронула его старого товарища.

Путешествие сюда оказалось не таким безмолвным и мгновенным, как остальные перемещения по загадочному царству. Силы, правящие в варпе, позволили ему заглянуть в будущее, и оно оказалось не слишком радостным. Злобные ксеносы захватили власть над огромными пространствами Галактики, и сыны человеческие впали в уныние.

Могущество славных человеческих армий было сломлено, Легионы расслоились и распались на отдельные группы, воины превратились в бюрократов, писцов и чиновников, люди влачили бесславное существование, не имея ни высоких целей, ни амбиций.

В этом мрачном будущем человечество не имело сил противиться диктаторам и бороться против режима, установленного Императором. Его отец превратился в божественный труп, который не чувствовал боли своих подданных и не заботился об их судьбе.

По правде говоря, уединение на Хтонии было почти приятным, пока мысли продолжали кружиться в безумном водовороте гнева и возмущения. Император пытался справиться с силами, далеко превосходящими его способности, и снова утратил контроль. Ради обещанного могущества он продал своих сыновей и теперь вернулся на Терру, чтобы начать все сначала.

— Я этого не допущу, — негромко произнес Хорус.

Едва он договорил, как опять раздался заунывный волчий вой, заставивший его вскочить на ноги. На Хтонии не было никаких зверей, хотя бы отдаленно напоминавших волков, и Хорусу надоела эта постоянная погоня в варпе.