Идеальность - Александр Александрович Матюхин

этом плане не угнаться. Она дала нож и объяснила, что такое самооборона. А еще сообщила, что если я уйду от мужа или убью его, то сразу надо звонить ей. Только сестра сможет меня защитить. Я ей поверила – и теперь я в безопасности.

Кончено. Кончено. Артем выбил мне зуб, схватил меня за волосы и принялся таскать по полу, как нашкодившую девку. Коленки сбила в кровь. Рыдала. Он смеялся. Потом выдохся, бросил и пошел на кухню, налить себе еще пива. Я же подползла к кровати, вытащила из-под матраса нож. Сразу скажу: плохо соображала, что делаю. Хотела дождаться, когда Артем вернется, дождаться, когда он схватит меня за волосы, и всадить нож по самую рукоятку ему в трусы, в пах, провернуть. Очень хотела. Но на кухне заработал телевизор, я поняла, что Артем в ближайшее время точно не зайдет. Тогда я добралась до телефона, написала Нате и начала собирать вещи. Бросала все подряд в красный чемодан на колесиках. Никогда им не пользовалась, а тут подвернулся в шкафу. Я мечтала, чтобы Артем вошел, увидел и бросился на меня. Самооборона. Но он не вошел. Ната написала: «Подъехала, поднимаюсь». Я вышла в коридор, катя чемодан перед собой. Нож все еще был зажат в руке. Артем увидел меня. Он развалился на стуле в кухне, одетый в трусы и тельняшку. Одна нога на другой, болтается тапочка. Я почему-то запомнила Артема именно таким. И выражение его лица: презрительную ухмылку. Он не верил, что я уйду. Спросил: «Хрюшечка, ты куда?» Я молча открыла дверь. На пороге стояла Ната, и у нее был пистолет. Настоящий пистолет, не шучу. В глазах – решительность и безумие. Я никогда у нее не видела такого взгляда. Ната зашла в квартиру и наставила пистолет на Артема. Сказала мне: «Выходи, машина сразу налево, за домом», протянула ключи. Я посмотрела на мужа и увидела, что он больше не улыбается. Он просто сидит в той же позе – с болтающейся тапкой на ступне – и очень внимательно смотрит на пистолет. Я вышла, услышав, как Артем спрашивает: «Ты умеешь им пользоваться?», а Ната отвечает: «Хочешь проверить?»

Не знаю, что происходило дальше. Я спустилась на первый этаж, но боялась выйти из подъезда. Сердце колотилось, тошнило. Очень хотелось в туалет. Поняла, что плачу, когда слезы закапали с подбородка. Но ведь уже все кончено. Без сомнения. Я сделала это. Через какое-то время появилась Ната. Она взяла чемодан и повела меня на улицу. Пистолет исчез. «Убери нож, – сказала Ната, когда мы подошли к машине. – Первое правило идеального преступления – не пались». Я решила, что она убила Артема. Готова была в это поверить. Ната могла. Каюсь, но я обрадовалась. И еще подумала страшную вещь: нужно заодно избавиться и от его ребенка. Ни одного воспоминания. Ни единой зацепки. «Подонок живой, – сказала Ната, рассеивая мои робкие надежды. – Может быть, ненадолго, но живой».

Нет сил думать о ребенке. Выпивали у Наты на кухне. У нее роскошный дом, но я бы не хотела в таком жить. У меня боязнь открытых пространств. Именно поэтому я прошу папу не торопиться с ремонтом. Не хочется его обижать, но большой дом не для меня. Я сказала Нате, что не буду рожать. Ребенок будет напоминать о пяти годах кошмара с Артемом. У меня нет материнского инстинкта. Ничего не чувствую. Разве что злость от того, какой стала: еще более толстой, еще более грубой. У меня постоянно лопаются капилляры вокруг глаз и на щеках, чешется в ушах и под мышками. О, этот непроходящий зуд! Я хочу, чтобы кошмар закончился. Мы напились до чертиков. Ната сказала: «Если не хочешь ребенка – делай аборт. Это твое тело, твой выбор». Она права. Я подумаю об этом. Но что скажет папа? Он очень хочет внука или внучку. Он запретит делать аборт. Папин гнев – это что-то ужасное, хуже, чем выбитый резец. Это на всю жизнь. Он будет меня презирать. Как Леру. А я не хочу быть как Лера. Никогда не хотела. Мы выпили еще. Смутно помню. Ната сказала: «Есть другой способ – выкидыш. У тебя стресс, развод, тебя избивал муж. Если случится выкидыш, никто не разозлится. Даже наоборот, тебя будут все жалеть. Представь, жила с мудаком, который вдобавок лишил тебя ребенка». Страшные мысли. Ребенок уже шевелится, я чувствую его. Но не могу о нем думать. Что-то в голове переклинивает. Сразу вспоминаю Артема и понимаю, что ношу его ребенка. Он будет похож на Артема. Внешностью? Поведением? Вдруг я рожу монстра, который так же будет избивать жену, когда вырастет? Вдобавок он мне изменял. За это, говорит Ната, отрезают яйца. Без сожаления. Мы бы так и поступили, трофейным ножом. Может быть, когда-нибудь. Измена не должна оставаться безнаказанной. Теперь это кровная связка: ребенок и Артем. Не могу избавиться от мысли, что ребенок мне не нужен. Наверное, Ната права.

Я сделала это. Благослови старшую сестру. Никто ничего не заподозрил. Выкидыш на почве нервного срыва. Напилась таблеток – раз. Массаж живота – два. Давила так, что едва сердце не выскочило, – три. Ладно, без подробностей. Никого не удивило, что Ната оказалась первой, кто приехал ко мне. Как будто случайно. На самом деле она все время была рядом и контролировала. Сколько крови! Я никогда не видела столько крови, придется отмывать гостиную. Теперь не так страшно привести сюда Артема для последнего разговора. Ната вызвала скорую помощь. Господи, какой крохотный младенец! Я его видела несколько секунд. Похож на куклу, только глаза закрытые. Очень, очень маленький. Мне кажется, на короткое мгновение я почувствовала тот самый пресловутый материнский инстинкт. Захотелось прижать ребенка к себе. Чтобы он запищал или начал двигать ручками. Я кричала там, в палате. Это был искренний крик. Мне было тяжело. Лучше бы родила. Короткая мысль, как удар током. Ната сжала мою руку. Ребенка унесли. Я даже не знаю, мальчик или девочка. Очень горько. Я убила человечка. Родного. Пусть бы он вырос монстром, но он был бы моим монстром. Тяжело. Надо выспаться и привести мысли в порядок. Надо продолжать жить.

Папка с названием «2016. Вика»

Удивительно, как коротка людская память. Прошло всего два года, а никто уже не вспоминает про моего бывшего мужа. Страсти улеглись, страницу перевернули, вопросов больше нет. Мы убили его. Ната говорит, что начало новой жизни