Империя проклятых - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Руссо? – спросил Жан-Франсуа.
– Ты не разбираешься в шахматах? – Габриэль моргнул.
– Пока нет, – улыбнулся вампир. – Я планировал овладеть ими лет примерно через сто.
– Это знаменитая тактика. Изобразить слабость, чтобы выманить противника с его позиции и заставить его поскорее покончить с тобой. И тогда ты наносишь удар. Риск высок. Но и награда высока. Оглядевшись, я понял, что талантливый игрок использовал именно эту тактику, чтобы вернуть контроль над партией.
Я кружил рядом с темным императором, наблюдая, как сверкают на его камне радужные прожилки. Гроза за окном напомнила мне о бурях, которые мы когда-то встречали дома на побережье, и теперь в моем одурманенном дымом и вином сознании горел маяк. Я прижал костяшки пальцев к глазам, и мне показались за спиной тихие шаги, беготня и смех, и, обернувшись, увидел ребенка, маленькую девочку с длинными черными волосами и бледной кожей, порхающую среди осколков. Я услышал, как она зовет меня «Папа́! Папа́!», как поет на кухне моя жена, перекрывая вой ветра и те три ужасных удара, которые положили всему конец.
Тук-тук-тук.
– Вот ты где, – раздался голос.
Я поднял глаза и увидел, что у входа стоит Диор, и при виде нее у меня снова потеплело на сердце, а призраки за спиной блаженно замолчали. Но, приглядевшись повнимательнее, я сильно заморгал, а моя улыбка погасла, как и их голоса во время бури.
На ней был надет украденный у Дженоа сюртук, но теперь под ним скрывалась длинная кольчуга. Когда мы расстались с Лакланом, она отдала ему свой клинок из сребростали и теперь заменила его мечом из местного арсенала, который был слишком велик для нее. Меч висел у нее на поясе в богато украшенных ножнах, волочившихся по полу, когда она вошла в комнату. Под мышкой она несла шлем, руки скрывались в латных перчатках, на голенях – тяжелые поножи. Немного сна пошло ей на пользу, но все равно она выглядела бледной. Бледной, испуганной и очень, очень юной.
– А зачем это ты так принарядилась?
– А ты как думаешь? – спросила она, с лязгом останавливаясь передо мной.
– По-моему, другой жилет шел тебе больше. И как же все то, на что ты была готова ради моды?
– Мода может подождать, Габриэль. Грядут Душегубицы.
– Да. – Я кивнул. – Но кольчуга не сильно поможет в битве против монстров, которые легко ее пробьют. Она слишком тяжела. Гремит. Замедляет движения. Даже если сшита по фигуре. А этот наряд сидит на тебе так же хорошо, как на мне – юбки монахини.
– А в чем еще, черт возьми, я должна сражаться?
– А кто сказал, что ты будешь сражаться?
– Я. Я сказала.
Я вздохнул, чувствуя смертельную усталость.
– Диор, ты этот меч едва ли сможешь удержать, не говоря уже о том, чтобы размахивать им. Тебе предстоит не игра со щенками, а бег с волками. Расправиться с порченым – это одно, но сражаться лицом к лицу с древними – совсем другое. Когда сегодня ночью на мост обрушится адский дождь, тебя и рядом не должно быть. И если в дверь ворвется ад, вряд ли тебе удастся устоять на ногах. Поэтому ты убежишь. Договорились?
Она глубоко вздохнула и нахмурилась.
– Знаешь, я ненавижу, когда ты так делаешь.
– Делаю что?
– Говоришь что мне делать, а потом задаешь вопрос, будто от моего ответа хоть что-то зависит.
– Возможно, мне следует оставить вопрос на потом и посмотреть, будешь ли ты на самом деле делать то, что тебе, черт возьми, говорят.
– Это, черт возьми, жирный шанс.
– Я, черт возьми, так и думал.
Девушка сжала свои кулаки в перчатках, бросив взгляд на каменные обломки вокруг нас.
– Селин рассказала мне о вашем споре.
По спине побежали мурашки, когда я вспомнил повисшие в воздухе слова, которые сестра произнесла на мосту. Я почти слышала шипение гадюки у себя за спиной.
«Ты опас-с-сен для Диор…»
– Разговаривать с ней наедине, Диор, неразумно. Селин – фанатичка. Фурия помешанная.
– Предполагается, что эта Матерь Марин, о которой она говорила, и впрямь внучка самой Иллии. Старейшей Эсани на земле. Ответы, которые нам нужны, должны быть в Дун-Мэргенне, но Селин сказала, что ты хочешь отвезти меня в Высокогорье.
Я сделал большой глоток вина.
– Верно.
Диор нахмурилась.
– Тебе никогда не приходило в голову спросить, чего хочу я?
– Диор, сейчас важно не то, чего ты хочешь. А то, что тебе нужно. Никто не сомневается в твоем духе, но ты даже не подозреваешь, что чудовищное гребаное зло дышит в дюйме от твоей шеи. И тот факт, что ты хочешь рискнуть своей шеей в сегодняшней битве, только доказывает это.
Я вздохнул, качая головой и глядя на витраж наверху.
– Да и откуда тебе знать? Ты же никогда его не видела. Ты же, черт возьми, еще совсем ребенок.
– О, мерси, – выплюнула она. – Папа́.
Мы стояли молча, хмурые и упрямые, и мне пришло в голову, что я совершенно не подхожу для всего этого. Пейшенс было всего одиннадцать, когда ее забрали у меня. А Диор с одиннадцати воспитывала себя сама, и одному Богу известно, что творила она и что получала в ответ. Она терпеть не могла, когда ей указывали, и в то же время отчаянно нуждалась в этом. Но кто я, черт возьми, такой, чтобы вообще что-то ей говорить? Она верно подметила, я не ее отец. Мне лишь иногда удавалось быть ей другом.
Диор отвернулась от меня, нахмурившись, и стала бродить среди шахматных фигур, чтобы успокоиться. Я сделал глоток вина и указал бутылкой на доску.
– Хочешь сыграть?
Она оглянулась через плечо, ее льдисто-голубые глаза потемнели от злости.
– Я не умею.
– Тогда давай играть на деньги?
Она невольно усмехнулась, опустив голову, чтобы скрыть улыбку за копной волос. Я громко рассмеялся, увидев это, Диор тоже рассмеялась, глаза у нее заблестели. Напряжение, возникшее между нами, немного растаяло, как роса весенним утром.
– Ты пьян, – сказала она, и это прозвучало почти как упрек.
– Я весел. – Я указал на другую сторону доски. – Иди вон туда. Буду тебя учить.
– Честно
