Слёзы Шороша - Братья Бри

Семимес замолчал. Мэтью и Дэниел продолжали рассматривать палку. Потом Мэтью сказал:

– Основательно сработана.

– Очень основательно, – подтвердил Семимес тоном знатока. – Сначала природой, потом человеком.

– Я поставлю её к стене? Пусть отдыхает? – предложил Дэниел.

– Поставь, Дэн, – улыбнулся Семимес. – И давайте-ка ложиться спать: нам тоже отдых не помешает.

Перед тем как уснуть, Семимес, глядя на Дэниела и Мэтью, которые то исчезали в переливчатом мраке век, то возникали в плывущем свете пещеры, едва шевеля губами, проскрипел угасающим скрипом:

– А вы, друзья мои, Мэт с Дэном, шкур зверья разного не знаете и прежде на них не почивали… А вот почему корявыри испугались моей палки, я так и не по… нял…

…Воображение Мэтью ещё некоторое время вертело палку Семимеса, пытаясь найти в ней и разгадать хитрый узел, соединявший корень, внешнюю и внутреннюю трубки. Потом он начал отвинчивать (против часовой стрелки) загогулину от остальной палки. Но резьба оказалась сбитой и вращение – тягостным и бесполезным. Тогда Мэтью принялся выкручивать внутреннюю трубку из внешней, но как только пальцы отпускали её, она как на пружинке возвращалась на своё место…

…Дэниел упорно сопротивлялся дремоте, силясь припомнить то, что он, запутанный приключениями минувшего дня, оставил в каком-то его закутке на потом, чтобы вернуться к этому… Но к чему этому?..

Глава четвёртая

Тайное слово

Пока хозяин горного жилища и проводник ребят живо беседовали в пещере (Семимес уговаривал Одинокого не провожать их ни до леса Садорн, ни даже до подножия Харшида; у Одинокого тоже были свои пожелания), утро прогоняло грёзы Дэниела и Мэтью. Они стояли на площадке: с одной стороны она примыкала к пещере, с другой – соседствовала с бескрайней плывущей в дымке тумана панорамой гор. Мир напитывался светом, который обильно ниспадал на всё, что оживало под будто перевёрнутым огромным сочным лугом, источавшим зелень, на всё, что было внизу, начиная с самых высоких горных вершин…

– Как ты, Дэн? – спросил Мэтью, нарушив долгое молчание.

– Когда я вышел из пещеры и окунулся в это хрустальное пространство… в это чужое-чужое пространство, мне захотелось позвать тебя (так стало тоскливо на душе), мне захотелось взять в руку то, что мы с тобой откопали накануне… тоже чужое, принадлежавшее, как я понимаю, этому пространству, и найти выход из него… и оказаться на какой-нибудь родной площадке… Я не знаю, почему я не сделал этого и не делаю сейчас. Не знаю почему. Я не знаю, что меня удерживает.

– Нет, Дэн, знаешь – твой дед. Он пришёл в наш Мир, в тот наш Мир, отсюда. Что-то мне подсказывает, что скоро мы увидим его родное местечко. Надо просто протерпеть это чужое. Ведь ты понимаешь, Дэн, что это небо, наполненное зелёным светом, такое же чужое, как и свет глобусов, сделанных твоим дедом. Это и чужое… и родное… для тебя родное. Твоя кровь, Дэн… родом отсюда.

– Мэт, я не так выразился. Я знаю, что связан с этим Миром. Но я не чувствую этого сейчас, в эти самые мгновения. Ещё вчера чувствовал, как и всё последнее время. А сейчас… этого чувства нет во мне. Оно покинуло меня этим утром.

– Тогда я скажу так, Дэн: я ушёл бы отсюда прямо сейчас. Но я не сделаю этого из-за тебя. Если мы сейчас уйдём, всю жизнь тебя будут мучить вопросы, которые ты унесёшь с собой из этого Мира. И ты сам снова не будешь знать, где ты.

– Дэн, Мэт! Друзья мои! – раздался бодрый скрип из пещеры. – Идите за стол – отведайте варёной рыбы.

После завтрака Одинокий дал ребятам на дорогу по мешочку баринтовых орехов и по фляжке руксового чая. И сказал:

– Ночью я слушал горы. Они скупы на слова. Но вчера их потревожили те, кто прежде опасался и сторонился их. Горы сказали мне, что корявыри были так же опрометчивы, как и дерзки – двое из них никогда не вернутся в своё логово…

– Это справедливо, очень справедливо, – вставил своё слово Семимес.

Одинокий продолжал:

– Один сорвался в ущелье Кердок, другой шагнул на выступ-призрак. Корявыри преследовали вас, повинуясь приказу своего Повелителя. Думаю, он ждал и ждёт появления в наших краях того, кого Слеза должна позвать и привести сюда.

– Слеза?! – вздрогнув, переспросил Дэниел и… вынул из кошелька на ремне шарик. – Так это и есть Слеза?

– Так и есть – Слеза. Помните? Я рассказывал вам о Слезах Шороша, а вы не очень-то верили моим словам, – сказал Семимес, не удивившись Слезе в руке Дэниела (он-то ещё вчера, перед тем как тронуться в путь, заприметил Её и угадал по рельефу кошеля, который не раз с того самого мгновения притянул его взор).

– Он ждёт… меня, – сказал Дэниел. – Вот чего боялся…

Мэтью понял, что его друг имел в виду своего деда.

– Не только Повелитель корявырей ждёт тебя, но и те из людей, которые помнят предсказание Фэдэфа, – пояснил Одинокий.

– Я говорил вам про Фэдэфа, – заметил Семимес.

– Но всему своё время, Дэнэд, – сказал Одинокий, положив руку ему на плечо, и добавил, взглянув на Слезу: – Я помню Её.

– Одинокий?.. – о чём-то хотел спросить Дэниел.

– Всему своё время, мальчик мой, – предупредил его вопрос Одинокий.

И Мэтью, и Семимеса очень удивило, как трогательно обратился он к Дэниелу, и они с удвоенным любопытством стали ловить каждый звук и взгляд, чтобы ухватить смысл.

– А теперь запомни вот что, – продолжал Одинокий. – Если ты найдёшь в себе Слово, которое однажды поведал тебе тот, с кем связывает тебя эта Слеза…

Глаза Семимеса и Мэтью округлились.

– …передай это Слово Фэлэфи. В Дорлифе её знают все: она – Хранитель. Судьбы многих будут зависеть от этого. И ещё: ты и твой друг Мэтэм можете всецело довериться отцу вашего надёжного проводника, Маламу.

При этих словах Семимес почувствовал, как лицо его наливается краской, и даже вообразил, что краска эта морковного цвета.

– Что же, мои юные друзья, Семимес, Дэнэд, Мэтэм, пора отправляться в путь.

– Одинокий, я хочу спросить, пока мы не ушли.

– Спрашивай, Мэтэм.

– Выступ-призрак, что это?

– Выступ-призрак? Стая летучих муравьёв. Ожидая свою жертву, они зависают в воздухе прямо у скалы. Они будто прилипают к ней. Невнимательный путник может принять такую стаю за удобный выступ и шагнуть на него. Муравьи начинают жрать несчастного, падая вместе с ним.

– Они нападают сами?

– Нет, Мэтэм. Они приманивают жертву (это может быть любой зверь) запахом, который зовёт её. Запах и облик тверди – их ловушка. Сами они не нападают, я не знаю ни одного такого случая.

– А как отличить выступ-призрак от настоящего выступа?

– Призрак выдаст себя едва заметным волнением. Если взор не окутан мечтами, он обязательно уловит это волнение.

– Следует проверять тропу палкой, – добавил Семимес.

– Верно, Семимес. Положитесь на вашего проводника и его палку, Мэтэм и Дэнэд, и дорога покажется вам не такой коварной и трудной. В добрый час, путники.

С площадки друзья вскарабкались по крутой стене на скалу, которая словно каменный шлем, покрывала пещеру Одинокого. Семимес огляделся и, прежде чем шагнуть на тропу, пустил впереди всех слово, ещё раз напоминавшее, кто здесь первый:

– Отсюда видно, что вчера нам пришлось больше подниматься на горы, чем спускаться с них. Сегодня нас ждёт долгий спуск, до самого подножия Харшида. Следуйте за мной, друзья мои. И помните: на тропе ступайте туда, куда нога Семимеса ступает, цепляйтесь за то, за что рука Семимеса цепляется.

– Где-то мы уже это слышали, не правда ли, Мэт? – с усмешкой подметил Дэниел.

– Где-то слышали, только не припомню где, – подтвердил Мэтью.

Семимес покачал головой, уловив подковырку.

– Сейчас, Дэнэд и Мэтэм, надо быть посерьёзнее: мы в начале, а не в конце пути.

…Они шли, почти не перебрасываясь словами, потому что слова каждого из них, возбуждённые словом Одинокого, были обращены к самому себе. В отличие от пути их, извилистого, но шаг за шагом забывавшего начало, слова эти ходили кругами, соединяя конец с началом, чтобы, оттолкнувшись от начала, вновь мучить мысль до самого конца.

«Не простых людей подобрал ты вчера на дороге, Семимес. Не простых людей ведёшь ты нынче в Дорлиф. Меж собой они друзья. Это и глазам видно, и разуму понятно. Очень понятно: секретов друг от друга не прячут, и то, что хранит в себе один, охраняет другой. Но главного делает главным то, что переполняет его кошель. Она… переполняет его кошель, и его рука вспоминала… о Ней. Легко ли досталась Она ему? И достоин ли он Её? Что ты, Семимес?! Что ты?! Для Неё… Да… для Неё все люди – люди. Для Неё все люди корявые. Любой человек корявый. Но даже корявый, самый корявый с Ней мог бы стать не просто человеком… Как он ему: „Всему своё время, мальчик мой“. Одинокий знает больше, чем говорит. Ему так начертано: знать больше, чем говорить. На то он и Одинокий. „Всему своё время, мальчик мой“. Если у тебя в кошеле Она, то слово „время“ вбирает в себя какой-то тайный смысл, магический смысл… судьбоносный смысл. Если у тебя в кошеле Она, тебе не скажут: загони козу в хлев в середине пересудов. Тебе скажут: всему своё время… Что-то связывает Одинокого с Дэнэдом. „Мальчик мой“. Очень связывает. Но этого не знает ни Мэтэм, ни сам Дэнэд. Не догадываются… Но Она-то знает это. Не быть бы Ей в его кошеле, коли бы не знала. Только Она знает это. Она знает всё… Слово… Слово… Слово… Как он ему: „Если ты найдёшь в себе Слово…“ Не простых людей ведёшь ты в Дорлиф, Семимес… Как он ему: „Судьбы многих будут зависеть от этого“… Но кто-то находит Слёзы и Слова, а кто-то выручает этих непростых людей из беды. Без тебя, Семимес, они… они бы стали лёгкой добычей орехо… корявырей… вместе с их Слезами и Словами, вместе с их слёзками и словечками… А как эти двое ухватились за твоё слово, Семимес: корявыри… корявыри… А как эти двое глянули на тебя, когда принялись за баринтовые орехи, и сразу отвели свои взгляды?! Корявыри… корявыри… А как они смотрели на тебя, когда ты придумал корявырей?! Они не отвели своих глаз. Зато ты, Семимес, не знал, куда тебе деться. Корявыри… И ты умеешь находить слова… и Слёзы… Нет… Нет, Семимес… не каждому проводнику случается подобрать на лесной или горной тропе людей, которые в своих кошелях запросто, как баринтовые орехи, прихваченные про запас, носят Слёзы, а в карманах на заду – Слова, от которых зависят судьбы многих. Не каждому».