Африка в огне - Владимир Чекмарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, а потом пришло время новогоднего застолья. Мы, естественно, пригласили к себе команданте Пепешаша, – он учился в Союзе, следовательно, водкой и матом владел в совершенстве, и в застолье вписался. Стол был богатейший, и на нем было все: от мяса и консервированных омаров до ананасов и французского шампанского, коньяк так же присутствовал. Когда булькающее содержимое в маленькой коробке кончилось, народ потребовал продолжения банкета, и командир дал информацию о нахождении нашего винного подвала. Электричество работало только на первом этаже, на лестнице и в столовой, где мы расположились, так что Аким пошел в зал с картинами, взяв с собой фонарик, но достаточно быстро вернулся и сказал, что ничего не нашел, причем лицо у него было странно задумчивое. Я, заподозрив нештатное умыкание спиртных запасов, решил проверить: поднялся наверх, и зашел в зал. Зал был полностью погружен в темноту и я, включив фонарь на максимальный режим, пошел в сторону места, где оставил коробку с бутылками. И тут я почувствовал на себе чей-то взгляд, а вернее – взгляды. Боковым зрением я увидел, что слева на меня смотрят какие-то лица, но находятся они почему-то выше уровня человеческого роста, я уже положил руку на кобуру и собирался качнуть маятник, но тут до меня дошло… Это картины! А ощущение, честно говоря, было не самое благостное, и, я бы сказал, – зябкое. В зависимости от угла освещения казалось, что фигуры на картинах даже шевелятся, но вне зависимости от угла освещения все глаза были направленны прямо на меня. Больше всего хотелось повернуться и ретироваться быстрым шагом, переходящим в бег, но негоже командиру показывать слабость на глазах у подчиненных. Так что, я бодро принес ожидаемый ящик в столовую и непонимающе встретил испуганно-вопросительный взгляд Акима. А тут и подошел Новый год по Московскому времени, в фужерах (именно в фужерах) запенилось шампанское, прозвучали тосты и, не успели мы осушить свои емкости до конца, на улице грянуло. Не очень сильные взрывы пошли буквально пачками, и тут вдруг, метрах в двадцати за забором, над зарослями и проплешинами стали расцветать разноцветные огни салюта, и в их мерцающем свете стали видны чьи-то фигуры с оружием в руках. Но, тут зафырчали ППШ, а с чердака, разрушая великолепие Новогодней ночи, ударил РПД-44, ибо праздник – праздником, а караул по распорядку. Пепешаш кинулся на улицу командовать своими, а мы заняли места согласно боевому расписанию, и первое, что сделал наш штатный радист Птица, так это то, что связался с комендатурой. А взялись за нас всерьез и, судя по действиям нападающих, это были не простые ребята с плантаций, и было их чуть ли не под сотню. Тяжелого оружия у них не было, было несколько ручников, но пользовались они ими лихо. То есть очень грамотно прижали автоматчиков огнем к земле, да и нас достаточно сильно нервировали своей точной стрельбой по окнам.
Скорость БРДМ-2 по хорошему шоссе – километров девяносто, до города было километров восемь и шоссе было плохим. Так что, через четверть часа боя, Барон приказал поджечь грузовики, стоявшие во дворе (все кроме одного, того самого, на котором Тарасюк вез трофеи). При свете горящих грузовиков атакующие наемники были очень хорошо видны, особенно хорошо они были видны на фоне белых стен виллы башнерам с подъехавших БРДМов. Четыре КПВТ стали, как вшей, вычесывать наемников четырнадцати с половиной миллиметровым гребешком. Обошлось без потерь, пара царапин не в счет. Если, конечно, не считать за тяжелое ранение моральную травму нашего старшины, произошедшую с ним после озвучивания цен на спасенные нами полотна. Ведь четверть от миллиона американских карбованцев, да умножить на пятьдесят семь грошей… (В Советском Союзе за найденный клад, давали 25% премии от общей суммы)
А энное количество лет спустя, второго января, мне позвонил приятель и пригласил вечером навестить его племянника, работающего в Третьяковке. Мы приехали к нему часов в шесть, и пока то да сё (у нас с собой было), незаметно наступил поздний вечер, и молодой искусствовед предложил нам пройтись по ночному музею, с фонарями естественно. Мда, ощущеньице, я вам скажу. Врубели и Васнецовы будут круче любых европейцев эпохи Возрождение. До сих пор помню влекущие в Бездну глаза Демона, смотрящие из темноты, косящий взгляд Грозного царя и гипнотизирующий взгляд Алеши Поповича. Протрезвели мы в момент, а я ловил себя на том, что периодически искал у себя на поясе любимый Стечкин.
А вы говорите – живопись.
ПРИЛОЖЕНИЕППШ – Пистолет Пулемет Шпагина. Самый массовый пистолет-пулемет Второй Мировой Войны, выпущено было 6 000 000. После войны воевал по всему Миру, и в регулярной армии и в партизанских отрядах, и до сих пор то в Африке, то в Азии слышен фырчащий звук его очередей.
РПД-44, очень хороший ручной пулемет Дегтярева. Стреляет патронами от Калаша, в ленте сто патронов. Ну люблю я этот карамультук.
О пользе народных суеверий в боевой обстановке
(Фантазия на тему Африканских снов XXXXII)В удачу поверьте и дело с концом
Да здравствует ветер который в лицо
И нет нам покоя гори но живи
Погоня погоня погоня погоня в горячей крови
Роберт РождественскийЗажали нас тут капитально. Мы уходили по ущелью, имевшему своеобразное бутылочное сечение, причем, бутылка была горлышком вверх, ущелье было длинной несколько километров и через систему пещер выходило на сопредельную сторону (по крайней мере, так было на очень секретной карте, которую нам привезли в бронированном чемоданчике, замаскированном под обычный портфель и заминированном, вдобавок), но вот зряшным все это оказалось, ибо мы наткнулись на капитальный завал, причем, явно не новый, но, тем не менее, на карте не отмеченный. К этому добавлялось еще две проблемы…
Во-первых, погоня, а во-вторых, некий объект охраны и сопровождения, с руками и ногами. Он должен был быть доставлен в известное, но непоименованное место целым и невредимым, а вот попасть куда-либо еще не должен был ни при каких обстоятельствах, ни живым, ни двухсотым (по этому проводу его попросили нести рюкзак с взрывчаткой), ну, а то, что не действовала связь – это было уже ожидаемое дополнение. С погоней вопрос решили штатно, правда, пришлось пожертвовать содержимым рюкзака Железной маски (так его прозвал Аким за большие комбинированные очки, где на стекла с диоптриями можно было опускать светофильтры). Погоню дождались, встретили массированным огнем, а когда враги стали скапливаться для решающей атаки, на них обрушили стены ущелья. Таким образом, мы оказались заблокированы с двух сторон, но, учитывая запасливость и предприимчивость Тарасюка, который узнав, что мы пойдем по ущелью, разжился несколькими бухтами прочных строп и мешочком скальных крючьев, вопрос был решаем. Как выяснилось позже, Андрей при сообщении, что мы пойдем по ущелью, представил себе узкую тропинку над пропастью и озаботился страховочными аксессуарами.
Наш арьергард еще не начал бой с погоней, а мы уже прокладывали путь наверх, и на двух третях пути Тарасюк наткнулся на вскрытый при обвале, явно рукотворный лаз, который моментально обследовал, сначала на предмет мин, а потом на предмет ценностей и артефактов, в чем преуспел… В полузаваленной камнями пещерке, на каменных же полках, было выложена пара-тройка дюжин непонятных тотемов в виде грубых копий обезьяньих голов с туго одетыми золотыми обручами, причем, некоторые обручи были украшены, хоть и грубо обработанными, но явно драгоценными камнями. Тарасюк вынес свою находку на воздух в какой-то старой корзине и, сказав, что найдет куды прыткнуты и на что зминюваты цих обезьянок, стал сгружать свой груз в опустевший после взрывчатки рюкзак "Железной Маски", что вызвало у нашего объекта буквально взрыв неприятия и брезгливости. Он стал кричать, что это никакие не обезьяны, а мумифицированные человеческие головы, и он не хочет их нести, тем более, что это явно какие-то местные тотемы. Но Барон рявкнул, что старшина и так навьючен, как ишак, но то, что он считает находку полезной и является определяющим, так что – надеть рюкзак и, типа, перестать пререкаться со старшим по званию, рядовой.
Короче, еще через два часа мы выбрались на поверхность: это было каменистое плато, причем, сильно каменистое. Как только команда разобралась для последующего марша, у "Железной Маски" началась истерика, он, крича что-то нечленораздельное, вытряхнул головы из рюкзака, и буквально через какие-то секунды из-за камушков, которые побольше, полезли местные пейзане, и их становилось все больше и больше, и они очень быстро к нам приближались, сжимая кольцо. Мы ощетинились стволами, но огня не открывали, ожидая, что из всего этого выйдет. К остолбеневшей "Железной Маске", рядом с которой стоял Таракан, держа в одной руке Стечкин, а в другой взведенную лимонку, и Тарасюк, хищно поводящий стволом пулемета, подошел сильно пожилой и сильно украшенный пейзанин, и, показав рукой на части мумий, спросил на ломаном португальском, кто из пришельцев является спасителем этих священных вещей, ушедших на днях в потрясенную землю. На что, моментально прокачавший ситуацию, Таракан показал гранатой на Тарасюка.