Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 11 - Вальтер Скотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кузнец кратко ответил ему на каком-то языке, причем Тресилиан не мог понять ни слова, а еврей был повергнут в величайшее изумление. Он уставился на Уэйленда так, как глядят на некоего неизвестного и незаметного незнакомца, в котором вдруг узнали могучего героя или грозного властелина.
— Святой Илия! — воскликнул он, когда оправился от первого ошеломляющего изумления. Затем, перейдя от прежних подозрений и замкнутости к предельному подобострастию, он отвесил Уэйленду нижайший поклон и стал умолять войти в его жалкое жилище и, перешагнув через убогий порог, тем самым осчастливить его.
— Не выпьете ли чашечку с бедным евреем Захарией Иогланом? Не желаете ли токайского? Не попробуете ли Лакрима? Не хотите ли…
— Твои предложения звучат для меня оскорбительно, — прервал его Уэйленд. — Сделай мне то, чего я от тебя требую, и прекрати дальнейшие разговоры.
Получив такой отпор, сын Израиля взял связку ключей и с большими предосторожностями открыл ларец, который, видимо, охранялся строже, чем другие шкатулки с лекарствами, стоявшие рядом. Далее он выдвинул секретный ящичек со стеклянной крышкой, где хранилось немного черного порошка. Это снадобье и было предложено им Уэйленду со знаками величайшего почтения, хотя на лице еврея выражение скупости и беспокойства при виде того, как Уэйленд пересыпал себе порошок, все время вступало в решительную схватку с выражением почтительнейшего подобострастия, которое он стремился, изобразить.
— Весы у тебя есть? — спросил Уэйленд.
Еврей показал на весы, которыми обычно пользовался в лавке, но сделал это с таким смущенным видом, с такой нерешительностью и даже страхом, что все это не могло ускользнуть от зоркого взгляда кузнеца.
— Тут нужны другие весы, — строго сказал Уэйленд. — Разве тебе неизвестно, что священные предметы утрачивают свою силу, если их взвешивать на неверных весах?
Еврей опустил голову, извлек из окованной сталью шкатулки великолепные весы и, устанавливая их, произнес:
— С ними я произвожу собственные опыты. Они покачнутся, если положить на них даже один волосок из бороды первосвященника.
— Эти годятся, — кивнул кузнец. Он отвесил себе две драхмы черного порошка, тщательно завернул их и положил в свой кошелек вместе с другими снадобьями. Затем он осведомился у еврея о цене, но тот отвечал, качая головой и кланяясь:
— Что там цена! Нет, с таких, как вы, не берут ничего. Но вы еще раз зайдете к бедному еврею, правда? Вы посмотрите его лабораторию, где он, да поможет ему бог, иссох, как увядшая тыква святого пророка Ионы. Вы пожалеете его и покажете, как сделать хоть маленький шаг на великом пути?
— Тише! — ответил Уэйленд, таинственно прикладывая палец к губам. — Может, мы и встретимся. Ты уже превзошел то, что твои раввины называют шамайм — общее сотворение. А посему бди и молись, ибо до нашей встречи ты должен еще постигнуть Альхагест Эликсир Самех.
И, слегка кивнув в ответ на почтительные поклоны еврея, он с важным видом пошел по переулку. Тресилиан последовал за ним, и первое замечание его по поводу увиденной сцены заключалось в том, что Уэйленд обязан был заплатить еврею за снадобье, какое бы оно ни было.
— Мне ему платить? — воскликнул кузнец. — Пусть враг рода человеческого отплатит мне, если я это сделаю. Если бы только я не боялся, что ваша милость рассердится, я бы еще вытянул из него одну-две унции золота в обмен на точно такое же количество кирпичного порошка.
— Советую тебе не заниматься подобным плутовством, покуда ты у меня в услужении, — заметил Тресилиан.
— Разве я не сказал, — ответил кузнец, — что только по этой причине я и воздержался? Вы называете это плутовством? Да у того несчастного скелета богатства достанет, чтобы вымостить талерами весь переулок, где он живет. Да при этом он и не заметит, что у него из железного сундука что-то пропало. А еще жаждет раздобыть себе философский камень! А кроме того, он ведь хотел надуть бедного слугу, за которого меня сперва принял, всучив мне дерьмо, не стоящее и пенни. Око за око, как сказал Дьявол угольщику. Если его негодное лекарство стоило моих добротных крон, то мой настоящий кирпичный порошок, во всяком случае, стоит его добротного золота.
— Насколько я знаю, — сказал Тресилиан, — так бывает у евреев и аптекарей. Но пойми, что такие шарлатанские штуки, творимые одним из моих слуг, унижают мое достоинство, и я этого не допущу. Надеюсь, ты закончил свои покупки?
— Да, сэр, — ответил Уэйленд. — С этими снадобьями я сегодня же приготовлю настоящий орвиетан. Это благородное зелье так редко найдешь в подлинном и сильно действующем виде в здешних областях Европы, потому что нет тут одного редкого и драгоценного вещества, которое я только что раздобыл у Иоглана.[74]
— А почему ты не купил все в одной лавке? — поинтересовался Тресилиан. — Мы почти целый час потеряли, бегая от одного прилавка к другому.
— Сейчас я вам объясню, сэр, — ответил Уэйленд. — Ни один человек не должен знать моей тайны, а ее долго не удержишь, если покупать все снадобья у одного аптекаря.
Они вернулись затем в свою гостиницу — знаменитую «Красавицу дикарку». Пока слуга лорда Сассекса приготовлял им лошадей, Уэйленд, раздобыв у повара ступку, заперся в отдельной комнате, где начал смешивать, отвешивать и пробовать в различных дозах купленные им лекарства с такой быстротой и ловкостью, которые изобличали в нем большого искусника в аптекарском деле.
К тому времени, когда снадобье Уэйленда было изготовлено, лошади были уже оседланы. Через час всадники прискакали к нынешнему жилищу лорда Сассекса. Это был замок Сэйс, что близ Дептфорда, который раньше в течение долгого времени принадлежал роду Сассексов, но уже более века назад перешел во владение старинного и уважаемого семейства Эвелинов. Нынешний представитель этого древнего рода принимал глубокое участие в судьбе графа Сассекса и охотно предоставил ему самому и его многочисленной свите гостеприимство в своем доме. В замке Сэйс впоследствии жил прославленный мистер Эвелкн, сочинение коего «Лес» и поныне служит учебным руководством для английских лесоводов, а его жизнь, манеры и принципы, описанные в его «Воспоминаниях», равным образом должны были бы служить руководством для любого английского джентльмена.
Глава XIV
Да, это новость редкая, дружище!
Тут два быка схватились на траве
Из-за телушки. Как падет один -
Долина успокоится и стадо,
Столь равнодушное к их ярым спорам,