Любовь пирата - Линдсей Джоанна

Схватив Беттину, он стащил ее с постели, толкнул к тяжелой полке и привязал одну руку к массивному выступу.

— Что вы делаете? — ошеломленно пролепетала несчастная.

— Хочу быть уверенным, что ты не вонзишь мне в спину нож… пока я расправляюсь с этим щенком!

Беттина на мгновение забыла о ребенке, и только почувствовав приближение еще одной схватки, вскрикнула от ужаса: дон Мигель начал обматывать веревкой другую руку.

— Вы не можете поступить так со мной! — вскрикнула Беттина. — Я рожаю! Мой ребенок! Он вот-вот появится!

Напряженное тело выгнулось в судорогах, вновь раздался звериный вопль: Беттина отчаянно старалась высвободиться, схватиться за живот, но веревка только туже врезалась в запястья. Полка угрожающе наклонилась.

— Превосходно! На большее трудно было надеяться! — злобно расхохотался Бастида. — Твои вопли отвлекут внимание Тристана и заставят его обо всем забыть.

Боль утихла, Беттина подняла полные слез умоляющие глаза.

— Ради Господа Бога, позвольте мне лечь!

— Я не нашел другой веревки, а эта слишком коротка, чтобы привязать тебя к кровати!

— Я не смогу причинить вам вреда в таком состоянии! Мой малыш погибнет!

— Ты, видно, любишь этого Тристана, иначе не стала бы лгать мне, — нетерпеливо бросил дон Мигель. — Я знаю, женщины могут совершать чудеса во имя любви. Только глупец может рискнуть оставить на свободе любовницу врага!

— Тогда заприте меня, если не доверяете, но прошу вас, пощадите!

— К несчастью, я не сумел найти ключ на обычном месте, и времени на поиски нет. Извините, дорогая, я не так благороден, чтобы из-за такой»., ставить на карту собственную жизнь. Кроме того, если дверь будет открыта, Тристан лучше расслышит крики, а значит, скорее подохнет!

— Но… вы погубите ребенка. Развяжите мне руки. Клянусь всеми святыми, я не причиню вам зла, только, пожалуйста, пожалуйста, развяжите меня, — рыдая, молила Беттина.

— Нет! Это даже к лучшему, если ублюдок не выживет. Не желаю, чтобы еще один Тристан омрачал мою старость! — отрезал испанец и вышел из комнаты, провожаемый полным ужаса взглядом девушки.

Беттине оставалось только молиться, чтобы Тристан явился побыстрее, прикончил дона Мигеля и пришел ей на помощь, прежде чем ребенок погибнет. Но она знала, что просит у Бога невозможного. Страдания становились все мучительнее, и Беттина понимала — конец близок. Она еще раз попыталась освободиться, но веревка не поддавалась.

Девушка решила было опрокинуть полку, но она была сделана из черного дерева и так тяжела, что неминуемо размозжила бы голову Беттине, не говоря уже о том, что ребенок бы тоже не выжил.

Снова схватки… снова против воли с губ срываются вопли. Беттина понимала: когда придет Тристан, нужно заглушить крики, вынести все — боль, муки, страдания, — лишь бы он не знал, что происходит в соседней комнате. Пусть думает только о доне Мигеле и предстоящем поединке. Боже милостивый, только дай Тристану силу и мужество, пусть выйдет победителем.

Со лба Беттины медленно поползли капли пота. Нагнув голову, чтобы вытереть лицо о поднятую руку, она в отчаянии вспомнила о чайнике с водой и заранее приготовленном чистом белье. Все ее усилия были ни к чему.

Глаза Беттины остановились на ноже. Ее ребенок наверняка смог бы выжить, догадайся она вонзить этот клинок в сердце дона Мигеля.

Глава 43

После бесконечных бесплодных расспросов Тристан, не говоривший по-испански, наконец набрел на старика, немного знавшего французский. Он и показал ему дорогу к дому Бастиды. Потратив еще кучу времени на то, чтобы убедить Жюля остаться в порту, Тристан отправился в городское предместье. Взятая напрокат лошадь еле плелась, что отнюдь не улучшало настроения Тристана. Он понимал, что, вероятнее всего, попадет в ловушку, но не осмеливался подвергать опасности жизни Беттины и ребенка, который к этому времени уже, конечно, появился на свет. Жюль передал предупреждение Бастиды. Не оставалось иного выбора, кроме как идти одному.

Тристан добрался до уединенного особняка почти на закате. Он медленно подошел к двери и, заметив закрытые ставни, решил, что старик не правильно указал дорогу. Дом казался необитаемым, но когда Тристан толкнул дверь, она легко открылась. Оказавшись в уютной, хорошо освещенной зале, он быстро огляделся, ожидая нападения, но комната была пустой и странно тихой. Шаги гулко отдавались на мраморном полированном полу.

— Выходи, Бастида! — гневно крикнул Тристан, и через мгновение оказался лицом к лицу с врагом, который столько лет преследовал его в ночных кошмарах.

Прошло почти пятнадцать лет с тех пор, как он в последний раз видел этого человека.

Бастида почти совсем не изменился, разве только чуть похудел да на лице прибавилось морщин.

— Значит, мы наконец встретились, Тристан, — небрежно бросил дон Мигель, вынимая из ножен шпагу; в другой руке блестел клинок.

— Ты узнал меня? — спросил Тристан, в свою очередь, стиснув эфес шпаги. Но Бастида недоуменно пожал плечами.

— Нет, просто видел тебя в городе и слышал, как кто-то окликнул тебя. Собственно, знай я твою фамилию, может…

— Это ничего бы не изменило, Бастида, — резко оборвал Тристан. — Где Беттина?

— Там, — ответил дон Мигель, показывая на открытую дверь.

— А мой ребенок?

— Шлюха сейчас рожает ублюдка! — жестоко ухмыльнулся Бастида.

Побледнев, Тристан рванулся к комнате Беттины, но дорогу преградил испанец.

Тристан выхватил шпагу и отступил; Бастида, злобно улыбаясь, последовал его примеру.

— Беттина! Беттина, как ты? — позвал Тристан.

— Все хорошо! Не волнуйся за меня.

При звуках любимого голоса Тристан облегченно вздохнул и, не слыша криков, решил, что роды только начались и времени еще много.

Дон Мигель оценивающе усмехнулся и покачал головой.

— У девчонки больше присутствия духа, чем я предполагал. Жаль только, что ты не доживешь до свидания с ней.

— Посмотрим, кто увидит свет утра, — ответил Тристан, вставая в боевую позицию.

Но дон Мигель не пошевелился. Он стоял спокойно, скрестив руки на груди; острие шпаги показывало в потолок.

— Послушайте, прежде чем мы начнем, вы должны осветить мою память: а вдруг все эти годы вы искали вовсе не меня. Кто-то мог назваться моим именем…

— Возможно, — перебил Тристан, опуская шпагу, — но я узнал твое имя в ту проклятую ночь, когда ты вошел в мою жизнь и черты этого гнусного лица навеки запечатлелись в памяти. Ты почти не изменился, Бастида!

— Но я не помню тебя, — спокойно ответил испанец. Тристан сделал шаг вперед, коснулся щеки.

— Не припоминаешь эту рану, которую нанес двенадцатилетнему мальчишке?

Дон Мигель медленно покачал головой.

— Я на многих оставил свою метку.

— Ты ему сказал тогда, раскроив щеку острием шпаги: «Это научит тебя никогда не нападать на тех, кто сильнее. Твой отец — всего-навсего жалкий рыбак, и ты вечно будешь отребьем, недостойным скрестить шпагу с дворянином». Я не забыл этих слов, Бастида, и, как видишь, ты оказался плохим пророком! Теперь посмотрим, кто возьмет верх!

— В юности я часто говорил подобные вещи, — согласился Бастида, но неужели только из-за шрама ты преследовал меня всю жизнь?

— Значит, совсем не знаешь меня? — закипая гневом, переспросил Тристан.

— Нет. Ни твое имя, ни твое лицо ничего не говорят мне.

— Тогда расскажу, что случилось в ту ночь — все события так свежи в памяти, будто это произошло вчера, а не пятнадцать лет тому назад. Ты и твои благородные друзья напали на маленький рыбачий поселок на юге Франции. Почти все мужчины были в море, но вы сразу же убили оставшихся, тех, кто пытался защитить свои дома и семьи, а потом набросились на женщин. Отец этой ночью оставался дома и погиб от твоей шпаги, Бастида. Я видел из окна, как ты убивал его! Мать заставила меня спрятаться под кровать, но я наблюдал, как вы с дружками, такими же дворянами по рождению, богатыми и знатными, насиловали беззащитную женщину. Ты убил мою мать и плюнул на ее безжизненное тело. Я выбрался на улицу и побежал за тобой, попытался отомстить за поруганную честь матери и гибель отца. Вот тогда ты ранил меня и, пинком отшвырнув на землю, ушел, насвистывая. Теперь знаешь, почему я поклялся найти тебя и прикончить! Ты совершил ошибку, когда, убив моих родителей, оставил меня в живых! — процедил Тристан; голубые глаза сверкали как ледяные осколки. — Теперь наконец они будут отомщены!