Твой ход, Барон Самеди! - Марина Анатольевна Гришина

– А вы же видели когда-то драконов?

Сначала я подумала, что он не ответит, но, в очередной раз затянувшись, Ильмар все же подтвердил мои слова.

– Как догадалась?

– Мелочи. Вы знали, где обитают драконы – мне Аррон сказал. А про это знают только охотники, и то не все. Но вы… хороший. Не браконьер. А именно такого человека видела когда-то Арисалия.

– Давно это было. Молодой был, горячий, связался не с той компанией. Они и предложили выгодное дельце. – Пальцы смяли остатки от папиросы. Мысленно мужчина был там, на поляне возле озера. – Я и не знал толком, куда шел. Золото глаза застило. А как лес с ума сошел да земля из-под ног уходить стала – догадался, что недоброе дело затеяли.

– Сколько тогда было драконов?

– Мы троих видели. Два зеленых и тот, черный. Мы как на поляну выскочили, я чуть не поверил, что с ума сошел. А там огонь ударил, вода в озере взбаламутилась да рев поднялся такой, что думал: все, конец мне. Тогда ж и зарекся, коли выберусь – никаких больше легких денег. Сам все заработаю.

– А выбрались как?

Он тяжело поднялся, отвернувшись от меня.

– Да никак. Товарищей моих еще там спалило, я видел. У самого голова будто надвое развалилась, я и упал. Очнулся уже в лесу, а как выбрался – и не вспомню.

Ильмар тихо зашел в дом, выбросив смятую папиросу в ведро возле крыльца.

Ну и как тут не поверить в судьбу? Столько случайностей только для того, чтобы последнее яйцо драконов оказалось у нас. И мы его упустили.

Ночь я ворочалась с боку на бок, думая о будущем. Что будет, если жрец победит? А если я не вернусь за Изабель, кто за ней придет – отец или кто-то из врагов? Аррон тоже… Хорошо мне жилось, пока я могла про него думать только гадости. Сейчас же мне было слишком страшно потерять его второй раз.

Но усталость взяла свое, и хоть на пару часов, но я уснула.

Аррон

Аррон уже больше суток сидел в темнице.

Магия отгородила его от внешнего мира, даже маленькое оконце было затянуто черной пеленой. С момента, как жрец сковал его, он видел лишь двоих бывших соратников, которые доставили сюда тело, связанное темными заклинаниями.

Он попытался. В ту же секунду, когда понял, что короля уже нет во дворце, а его ждут, он бросился на темную, облаченную в длинный плащ фигуру. Бесполезно. Все было зря! Одним движением руки его отбросило к стене, а в следующее мгновение тело оказалось сковано веревками из жгутов магии.

Потом защелкнулись браслеты. Бывшие друзья бросили его в камеру, нисколько не заботясь о причинах бунта. Был приказ – они его выполнили.

И вот теперь он мерил шагами каменный пол, сходя с ума от неизвестности и тревоги.

– Аррон! Рад тебя видеть!

Задумавшись, он пропустил момент, когда с окна в двери сняли магию. Из-за решеток на него смотрел человек, лицо которого вызывало только скрип зубов и желание убивать. Палач.

– Ну что ты как неродной, в самом-то деле! – Марк рассмеялся, проведя руками по светлым волосам. Он улыбался. Искренне. Надменно. Торжествующе.

– Зачем ты пришел? – Аррон не стал подходить ближе к двери, лишь сложил руки на груди и не спускал глаз с гостя.

– Да вот, не мог упустить возможность посмотреть, как любимчик жреца томится в темнице. – Палач усмехнулся и кивнул на руки бывшего стража, где блестели блокираторы магии. – Как ощущения? Слышал, если носить их долго, то можно выгореть. Да ты не бойся! Тебе это не грозит. Путы, конечно, развеялись, но отсюда ты все равно выйдешь только ко мне. Будет весело.

– Тебя же сослали? Зачем ты вернулся?

У Марка была дурная слава. Он не просто выполнял приказы, он наслаждался своей работой. Когда-то и Аррону довелось испытать на себе его кнут. Это была небольшая цена за то, чтоб исполнить их план.

Но позже даже жрец понял, что палач слишком вошел во вкус: за незначительные проступки он старался причинить как можно больше боли. Его отправили из столицы куда-то на восток, в помощь союзникам. Хотя кому могла пригодиться такая помощь?

– Порадовать тебя, конечно же. Я тут вчера видел твою ненаглядную…

– Что ты сделал?! – Аррон кинулся к дверям и сжал решетку с такой силой, что костяшки пальцев побелели. – Где она?

Марк на шаг отступил в темноту коридора. Будто даже заточенный узник вызывал в нем если не страх, то опасения.

– Ничего. – Он примирительно выставил руки ладонями вперед. – Я так, чуть развлекся. Остальное доделали за меня.

Грохот засова смешался с глухим ударом по металлическим прутьям. Но магия надежно запечатала выход, не давая горящему от ненависти пленнику выплеснуть всю свою горечь на незваного гостя.

– Что ты с ней сделал?!

То ли крик обезумевшего человека, то ли рык дикого зверя. Дверь ходила ходуном под тяжелыми ударами, но палач лишь рассмеялся. Он пришел за этим – полюбоваться чужим отчаянием.

– Говорю ж, ничего. От меня только пара царапин досталась, не успел вдоволь поразвлечься. – Он переборол страх и подошел вплотную к окошку. – Потом взбесились драконы, которые сожгли там все к чертовой матери. И девку твою тоже.

Уходя, Марк улыбался. Он был счастлив услышать наконец, как этот выскочка воет от боли. Пусть не удалось сломать стража тогда, когда все тело было располосовано его рукой, зато сейчас палач получил свое.

Алесандра

Я выбралась из дома еще до рассвета. Все спали или просто делали вид, что не слышат моих сборов. А что мне собираться-то? Одежда, сумка да камень переноса. Его я настроила на свой дом, где не была уже больше десяти лет. Где прошло мое детство и где я оставила в одиночестве тетушку Надин, сестру отца. Аррон сказал, что она состарилась, стала слеповата, но все еще жива.

Пара мгновений, секунда на раздумья и сомнения, и я в столице.

Город в предрассветный час поражал тишиной. Ни повозок с припозднившимися гуляками, ни запаха свежей выпечки. Единственное, что я услышала, ступив на булыжную мостовую, – перекличку стражников где-то на соседней улице.

Я замерла прямо так, посреди дороги. В этот момент было не важно, что меня заметят или узнают: я была поглощена эмоциями. Горечь, боль, разочарование… Злость, что меня вынудили покинуть это место. Почувствовала, как дрожат пальцы, и сунула руки в карманы брюк.

Дом состарился. Некогда красивый особняк, каким я хранила его в своей памяти, выглядел уставшим и потрепанным