Тени зимы - Джиллиан Брэдшоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Артур говорил с Бедивером? — с тревогой спросил я Гавейна.
— Это нельзя назвать разговором, — воин покачал головой. — Артур вошел в дом. Бедивер упал перед ним на колени и склонил голову. Артур потребовал: «Расскажите мне, но только то, что случилось». Бедивер сказал: «Это моя вина, милорд, и я горько раскаиваюсь». Артур промолчал.
— Он разозлился?
— Вовсе нет. Он только смотрел на Бедивера так, словно видит его впервые. Я уже говорил вам, миледи, он подобен человеку, приходящему в себя после великой битвы. Так бывает. Ты ошеломлен, ты не представляешь, что сделал и что будешь делать дальше. Бедивер так и стоял перед ним на коленях, не поднимая глаз, а милорд Артур просто рассматривал его, как редкого зверя, пытаясь понять, что оно такое и чего хочет. Бедивер собрался с духом и сказал, что соблазнил тебя после ... после того, как ты попыталась отравить моего брата, то есть когда ты была совсем несчастна. Он сказал, что давно любил тебя. И еще сказал, что вы пытались прекратить отношения, но ему всегда удавалось уговорить тебя подождать еще немного. Это правда?
— Что тебе сказать? И да, и нет. Он обвиняет только себя. Это неправда. Насчет того, что мы не раз хотели прекратить… Правда. И как бы нам это удалось, оставаясь в крепости? Он просто хочет оправдать меня. Только напрасно.
Гавейн долго смотрел на меня, словно ожидая продолжения. Но мне нечего было ему сказать.
— Да. Так вот. Все это он говорил Артуру, стоя на коленях и не поднимая глаз. А потом, когда закончил, все-таки поднял голову и они с Артуром долго смотрели друг на друга. Тогда Бедивер вздохнул и сокрушенно произнес: «А любила она лишь тебя. Но ты требовал от нее больше, чем она могла дать. Никому не под силу оставаться только правителем, всегда сильным, всегда собранным. Ни тебе, ни ей. Ей нужна была опора, и я предложил себя. Моя вина. Не наказывай ее за это. Ты знаешь, я всегда был твоим слугой, и это единственный раз, когда я предал тебя». Артур ничего на это не ответил, только махнул мне рукой, чтобы я шел за ним, и оставил Бедивера стоять на коленях посреди комнаты.
— Ко мне он зайдет? — очень тихо спросила я.
Гавейн долго не отвечал.
— Не знаю. Вряд ли. Сейчас он спит у меня дома. Он хочет, чтобы ты была здесь до суда. Он никому не говорит, что думает и что планирует делать. Нет, не придет он сюда.
Гавейн оказался прав. Мы так и не увиделись с мужем до самого суда. А суд случился примерно через неделю после тех событий. Происходил он в Зале, и на нем присутствовало все население крепости и даже многие посторонние.
Утром перед судом я одевалась особенно тщательно, словно готовилась к большому пиру. Не знаю, что мной двигало. Наверное, хотела привлечь внимание зрителей. Испортила свое лучшее платье из белого шелка, проделавшего такой долгий путь ко мне из Рима. Шелк тяжело рвать, но пурпурную кайму я оставлять не хотела. По краям остались золотые нитки, которыми ее пришивали. Никаких украшений! Перстень я сняла и завернула в полоску оторванного шелка. Волосы убрала цепочкой из римских стеклянных бус; я нашла их у подножия Вала, и с ними приехала в Камланн. Зеркало меня удивило. На меня смотрело знакомое, в общем-то, обычное лицо. Еще неделю назад отражение представляло изможденную бледную женщину, потерявшую всякую надежду. Не было клана, куда я могла бы вернуться, не было власти, даже одежда на мне принадлежала императрице, которой я больше никогда не буду. У меня не было ничего, кроме моего тела, да и оно со мной только до той поры, пока Император не вынесет приговор.
Когда в дверь постучали мои стражники, я отложила зеркало и отправилась с ними в Зал. Он оказался переполнен. Не было ни одной женщины, закон не допускал их присутствия. Закон — дело мужчин. Мое появление встретил ропот. Стоявшие у стен тянули шеи, чтобы получше разглядеть меня. Я рассчитывала смиренно принять свою заслуженную вину, но вдруг обнаружила, что моя гордость подняла голову. Мне хотелось прикрикнуть на этих любопытных. Но я только выпрямила спину и неторопливо проделала весь путь до высокого стола. В Зале горели факелы, хотя на улице светило солнце. Его косые лучи от дыма становились голубыми. Было жарко и душно. Пока я шла, у меня закружилась голова, слишком много народа набилось сюда. Лица сливались для меня в одно длинное невыразительное полотно. Блестели доспехи, сверкали камни на рукоятях мечей, со стен свисали белые щиты. Я не видела друзей! В дальнем конце Зала за высоким столом сидел кто-то, похожий на статую. В свете факелов я едва узнала Артура. На нем был его обычный пурпурный плащ и воротник из тяжелого золота. Правая рука Императора лежала на свитках улик на столе, камень в перстне иногда посверкивал. Лицо словно вырублено из мрамора, бледное и неподвижное. Глаза смотрят куда-то вдаль, в точности как у императора на мозаике.
Перед Артуром уже стоял Бедивер, и я стала смотреть на него, после того как мои стражи указали мне место справа от рыцаря. Рыцарь стоял в обычной темной одежде, но без всяких знаков различия, без оружия… Монах, а не лорд-воин. Только когда мы встретились глазами, в нем промелькнуло что-то знакомое: сожаление, мольба о прощении или любовь — я не успела рассмотреть, потому что он сразу отвернулся. Стражи ударили по полу древками копий, и суд начался.
Артур встал и развернул свиток улик.
— Бедивер, сын Брендана, бывший военачальник Братства, и Гвинвифар, дочь Огирфана, обвиняются в оскорблении императорского величия, согласно законам Римской и Британской Империй, а также в прелюбодеянии. Обвинение предъявлено Мордредом, сыном Лота. Лорд Мордред, повторите перед свидетелями обвинение, которое вы выдвинули против этих людей.
Медро встал с места сбоку от помоста и, подойдя к Артуру, остановился слева от него. Сегодня он изменил своему обычному плащу шафранового цвета. На смену
