Неукротимый, как море - Уилбур Смит

В далеком и укромном уголке они нашли глубокую каменистую чашу с прозрачнейшей водой. Солнечные зайчики запрыгали по девичьему телу, беззвучно взрываясь отражениями гигантского бриллианта, когда Саманта отбросила в сторону две зеленые половинки бикини, распустила тугую толстую косу и, ступив в пруд, обернулась и взглянула на Ника. Ее волосы чуть ли не достигали поясницы, завиваясь пружинистыми локонами от соли и ветра. Сквозь эту плотную накидку проглядывала грудь, которой еще не касалось солнце, а потому она была сочной, как крем, с розоватыми сосками. Грудь столь пышная и зрелая, что Ник даже задался вопросом, отчего в этой девушке он некогда видел ребенка? Грудь упруго колыхалась, подпрыгивая при каждом движении; Саманта распрямила плечи и беззастенчиво рассмеялась в лицо спутника, заметив, куда устремлен его взгляд.

Она повернулась к воде — ее ягодицы были белыми, с розоватым оттенком, как у глубоководной жемчужины, круглыми, упругими и выпуклыми. Девушка нагнулась, собираясь нырнуть, и крошечный завиток медно-золотистых волос застенчиво выглянул на миг из треугольника, где сходились ее гладкие загорелые бедра.

В прохладной воде тело ее было теплым, как свежеиспеченный хлеб — тепло и прохлада сливались вместе, — а когда Ник сказал ей об этом, она обвила его шею руками.

— Я — Саманта-пирожок, съешь меня! — рассмеялась девушка, стряхивая с ресниц капельки воды, переливавшиеся на солнце алмазной крошкой.

Даже в присутствии людей они чувствовали себя наедине друг с другом, словно никого на свете больше не было. Среди тех, кто прибыл сюда из разных уголков мира покататься на длинной волне мыса Сент-Френсис, нашлось немалое число старых знакомых Саманты, которые знали ее по Флориде и Калифорнии, по Австралии и Гавайям — словом, по всем тем местам, куда заносила девушку ее профессия, связанная с морем и жизнью морских обитателей.

— Эй, Самми! — восклицали они, швыряли серфинг-доски в песок и мчались к ней: высокие мускулистые ребята, загорелые, как каштаны. Саманта рассеянно улыбалась им, сжимая руку Николаса чуть крепче обычного, а на болтовню отвечала рассеянно, стараясь уйти при первой же возможности.

— Кто это был?

— Знаешь, я совершенно не могу вспомнить — даже не представляю, где и когда я с ним познакомилась…

И это было правдой: Саманта полностью сосредоточилась на Николасе, так что все прочие молодые люди быстро улавливали намек и оставляли их в покое.

Николасу вот уже больше года не доводилось загорать, и тело его своим цветом напоминало зрелую слоновую кость, резко контрастируя с темной растительностью, покрывавшей грудь и живот. К концу первого дня, проведенного под солнцем, слоновая кость превратилась в сердитый багрянец.

— Ох, ты настрадаешься… — предрекла Саманта, но следующим утром его тело приняло оттенок красного дерева, и она, откинув простыни, изумленно восхищалась результатом, осторожно касаясь его кожи подушечками пальцев.

— Я везунчик, у меня шкура буйволиная, — пошутил он.

С каждым днем Ник становился все темнее, пока не забронзовел, как американский индеец, тем более что его высокие скулы подчеркивали это сходство.

— В тебе, должно быть, течет индейская кровь, — заметила Саманта, поглаживая ему горбинку носа.

— Своих предков я знаю лишь на два поколения назад, — улыбнулся он. — Заглядывать глубже не хватает смелости.

Скрестив ноги, Саманта сидела в изголовье кровати и трогала любимого, как бы изучая его на ощупь: касалась его губ и мочек ушей, разглаживала плотные темные серпы бровей, нащупывала крошечную родинку на щеке — и восклицала при всяком новом открытии.

Они часто прогуливались, взявшись за руки, и Саманта не переставала касаться Ника: прижималась бедром, когда стояла рядом; на пляже любила усесться ему на колени и откинуться на грудь, положив голову на его плечо, — словом, вела себя так, будто нуждалась в постоянном физическом подтверждении, что он рядом и никуда не пропал. Когда они, оседлав свои доски, поджидали накат волны далеко за пределами трехмильного рифа, Саманта могла вдруг протянуть руку и коснуться его плеча, словно подчеркивая, насколько близки они друг другу и при этом духовно далеки от трех-четырех десятков серфингистов, рассыпавшихся вдоль подошвы волны.

Отсюда, из глубины моря, берег выглядел низкой темно-зеленой корочкой над аквамариновой чистотой воды. Горы в голубой дали казались синими тенями на фоне аметистового неба — а еще выше порой громоздились грозовые тучи, сверкавшие ослепительным серебром, высокие и надменные до того, что сама земля казалась перед ними карликом.

— Это, наверное, самое прекрасное место в мире! — Саманта подвела свою доску поближе, чтобы коленом коснуться его бедра.

— А все потому, что ты здесь, — кивнул Ник.

Зеленая вода под ними дышала, как живое существо, вздымаясь и опадая глянцевыми волнами, скользившими к берегу.

Потеряв терпение, кто-нибудь из неопытных серфингистов пытался запрыгнуть на неустойчивый гребень; встав коленями на доску, орудуя обеими руками, он взбирался наверх и, не в силах сохранить равновесие, тут же падал вниз под насмешки и свист друзей, после чего выныривал и со смущенным видом лез обратно на доску.

А порой раздавался возбужденный гул разноязыких голосов, кто-нибудь выкрикивал: «Тройная идет!» — и доски тут же принимали нужное положение, понуждаемые нетерпеливыми гребками. Они выстраивались в ряд, оставляя место соседям; их владельцы то и дело оглядывались через загорелые плечи, весело окликая и задирая друг друга, а на горизонте, милях в четырех, поднималась настоящая, длинная волна, которая на самом деле состояла из трех отдельных валов.

Двигаясь со скоростью за сорок миль в час, эти валы затрачивали не менее четырех минут, чтобы достичь поджидавших серфингистов. Саманта тратила время ожидания на небольшой подготовительный ритуал: сначала она подтягивала низ бикини, который обычно сползал, открывая взору пару поясничных ямочек и глубокую расщелину между ягодицами, затем поправляла верх, обеими ладонями заталкивая каждую грудь по очереди в чашечки тонкой зеленой материи, и во весь рот улыбалась Нику:

— Не подглядывать!

— Да знаю я, знаю. Плохо действует на сердце.

Затем девушка извлекала из волос заколки и, зажав их во рту, поплотнее закручивала свою гриву на макушке, а когда коса толщиной с запястье наконец была уложена, переключала внимание на выбившиеся пряди, заводя их за уши.

— Все? Порядок? — спрашивал Ник, и Саманта, кивнув, кричала в ответ:

— Ловим третью?

Обычно третья волна была самой большой. Первый вал они пропускали, позволяя ему подбросить их ввысь и затем уронить к подножию. Половина серфингистов уже мчались к берегу, практически полностью скрывшись за гребнем, лишь головы виднелись над подвижным массивом воды.