Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме. - Кристофер Роннау

Нашей проблемой в ту минуту был пулемёт и пара стрелков в бункере поблизости от зоны высадки. Наш ответный огонь не мог пробить стены постройки или заставить умолкнуть её обитателей. Примерно в то же время мы услышали крики «огнемёт к бою!» и «где Чикарелли?» Они собирались выжечь бункер. Глаза у Чикарелли сделались такого размера, что он он стал похож на героя мультфильма, стараясь поднять свою тушу на четвереньки.

Наверху из бункера раздался глухой грохот, когда граната из М-79 попала в край амбразуры и взорвалась. Вьетконговцы тут же выскочили из задней двери, унося своих раненых, и вся заваруха закончилась. Когда пыль осела, внутри бункера оказалось грязно. Повсюду была кровь. Обгоревшие мешки с песком впитывали её, оставляя сухие, не липкие пятна. Я сам не знаю, зачем я трогал пятна, проверяя, липкие ли они, но я так делал. На самом деле сцена внутри бункера была вполне умеренной, просто кровь, ни комьев чего-либо, ни кусков кого-либо. Я был рад, что всё кончилось так. Не уверен, что мой рассудок перенёс бы результаты принудительной кремации. К тому же, мне определённо не хотелось слышать, как эти парни вопили бы, словно в кино, когда люди сгорают насмерть. Это было бы слишком ужасно.

Бункер из мешков с песком выглядел непривычно. Мы использовали много мешков, они нет. Собственно, до той поры я ни разу не видел, чтобы они использовали хоть один. Наверное, мне не следовало так удивляться — в конце концов, они ухитрялись красть у нас абсолютно всё.

У нас было четверо или пятеро раненых, все с незначительными ранениями, в самый раз, чтобы рассказывать потом в Большом Мире, но не требующими эвакуации. Никто из раненых даже не принадлежал к моему взводу. Несмотря на скверный опыт оказаться на сорок пять минут прижатым к земле вражеским огнём, с нами всё было в порядке. Мои потовые железы поработали куда больше, чем палец, которым нажимают на спуск. Никто из нас в 3-ем отделении за весь этот эпизод не выстрелил даже жёваной бумагой из трубочки.

Когда мы собрались вместе и покинули территорию, глаза Чикарелли вновь приняли нормальный размер. Он громко оплакивал тот факт, что гранатомёт закончил противостояние, потому что он, как он объявил во всеуслышание, собирался «поджарить гукам кусок задницы». Я в этом что-то сомневался.

Это был один из тех дней, о которых я не писал домой. Несмотря на свой подростковый менталитет, я достаточно хорошо понимал, что последнее, что любая мать хочет услышать — то, что её малыш оказался где-то возле настоящей стрельбы или опасности любого сорта. Чуть раньше я схитрил и написал, что исполняю обязанности плотника. Большую часть времени я проводил в тылу, строя бараки из деревянных снарядных ящиков. Мои письма рассказывали об армейской жизни и армейской кормёжке, но не о военных действиях.

В тот день нам сказали сделать крыши для наших ячеек до темноты. Для этой цели нам был сброшен груз пустых мешков для песка. Мы должны были наполнить их землёй и затем построить опорные стены по сторонам наших ячеек, чтобы всё держалось. Крыша должна была представлять собой слой брёвен, которые нам предстояло нарубить, покрытый двумя слоями мешков.

Мы застонали и приступили к работе со скоростью трёхпалого ленивца. Затем нам сообщили, что крыши строились для нашей защиты. На рассвете должен был состояться массированный налёт «Б-52» на участок в каких-то жалких четырёхстах метрах от нас. Если они просчитаются с направлением ветра или бомбометатель просто чихнёт во время сброса, для нас всё может закончиться прямым попаданием. Теперь мы едва поспевали друг за другом. Все бункеры получили защитные крыши ещё до захода солнца.

Столь долгожданный авианалёт начался прямо перед восходом, с расчётом застать противника спящим и неподготовленным. Во время пиротехнического шухера земля тряслась, как при добротном калифорнийском землетрясении, только длилось оно минуту или две вместо одной-двух секунд. По ощущениям оно тянуло на восемь по шкале Рихтера. Наши уши наполнились грохотом множественных повторяющихся взрывов. Они сбросили не просто десяток бомб. Там падали и разрывались сотни и сотни четвертьтонных и семьсотпятидесятифунтовых[159] бомб. Стоял такой шум, как будто на нас неслось целое стадо паровозов. Серое предрассветное небо окрасили взлетающие вверх ярко-оранжевые вспышки. Выглядело это так, как будто солнце пыталось запрыгнуть на небо, но у него почему-то не получалось. Мы наблюдали за шоу, радуясь, что оно устроено для них, а не для нас. Слава Богу, у ВК не было военной авиации. Воздушный налёт оказался куда страшнее, чем взрыв склада боеприпасов в Лонг Бинь.

Поиск и уничтожение в тот день получились несколько странными. Мы рассредоточились вперемешку с бронетехникой и направились на восток. Местность была ровной, тут и там поросшей небольшими группами деревьев и кучками кустов. Мы могли легко передвигаться сквозь эту растительность, но иногда она ограничивала видимость.

Небо затянуло тучами. Плотный дождь молотил всё утро, что было необычно. Мы все промокли до костей, что тоже было необычно, но не сильно нас напрягало. Мы уже давно приспособились временами существовать, как Аквамэн. Я настолько привык быть мокрым, что даже не делал попыток оставаться сухим. Единственное, что для меня означал дождь — что приходилось прикрывать сигарету, чтобы она не потухла. В остальном всё шло, как обычно.

Странности начались после полудня. Дождь утих, и всё было спокойно. Затем показались три истребителя «Фантом», которые пролетели слева от нас, где край джунглей прилегал к нашему полуголому, похожему на плато, участку местности. Пролетев один раз, чтобы посмотреть на местность, со второго пролёта они начали сбрасывать напалмовые бомбы.

Ослепительный оранжевый свет от пламени отражался от мокрой земли и обдавал нас волнами тепла. Даже несмотря на то, что огненные клубы находились за два или три футбольных поля[160] от нас, я чувствовал на лице жар, как будто сидел у пылающего костра. Это был самый большой пожар, что мне приходилось видеть. Вскоре вся местность выглядела, как ад в неудачный день. ВК, должно быть, реально ненавидели эту штуку. Должно было быть страшно, когда она взрывается где-то поблизости.

Мы шагали дальше. Находясь на открытом пространстве рядом с танками, мы знали, что бомб-жокеи видят наше расположение и не сбросят на нас эту дрянь. Ситуация казалась странной, потому что мы не слышали никаких выстрелов и не видели повода подозревать деятельность вьетконговцев на разбомбленном участке. Мы находились достаточно далеко от напалма, и, возможно, там стояло ещё одно подразделение, с которым у нас не было визуального контакта. Может быть, это они вызвали рукотворное пекло. Как это часто бывало, мы так и не получили объяснения.