Тень ворона (Хроники брата Кадфаэля - 12) - Эллис Питерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да, это я тебе, парень! Возьми-ка и подержи мою лошадь, пока я загляну посмотреть, что там делается! Не бойся, не пожалеешь! А ты не знаешь, что там такое творится? Неспроста, видать, этот крикун разорался!
Не помня себя от счастья после пережитого страха, Ниниан ощутил приступ веселости. Состроив подобострастную физиономию, он послушно взял лошадь под уздцы и мгновенно превратился в бедняка Бенета, простого конюха из деревни.
- Я и сам толком ничего не знаю, хозяин! - сказал он.- Говорят, там схватили какого-то человека за убийство священника.
Ниниан погладил шелковую морду лошади, потрепал ей челку. Лошадь, тряхнув головой, потянулась к нему любопытной мордой и, фыркнув паром из горячих ноздрей, благодарно приняла его ласку.
- Славная лошадка, милорд! Не тревожьтесь, уж я за ней присмотрю!
- Так, говоришь, схватили убийцу? Значит, молва не ошиблась.
Всадник соскочил с седла и ринулся сквозь толпу - словно серп, сметающий перед собой траву,- расталкивая людей плечом и властным окриком прокладывая себе путь. Ниниан остался стоять на дороге, прислонившись щекой к лоснящемуся боку лошади. Целый сонм противоречивых чувств бушевал в его душе: веселье и благодарность и радостное предвкушение дальнего путешествия, которому не мешали больше никакие сомнения и угрызения совести; но в то же время где-то в глубине оставалось горькое чувство от сознания, что один человек погиб, а другой обвинен в убийстве. Ниниан не сразу даже вспомнил, что надо надеть на голову капюшон да поглубже натянуть его на лицо, но, по счастью, все вокруг были поглощены суматохой за стеною кладбища, и никто не обратил внимания на какого-то конюха, державшего под уздцы хозяйскую лошадь. Лошадь служила Ниниану отличным прикрытием, но из-за нее нельзя было подойти поближе к воротам, и как ни напрягал он слух, но так и не сумел ничего разобрать в том гвалте, который доносился из-за стены на улицу. Еще некоторое время он слышал протестующие крики, перекрываемые громкими замечаниями окружающих, сливавшиеся в неразборчивый гомон. Наверное, среди них раздавались и трезвые голоса Хью Берингара и аббата, но они тонули в общем гаме.
Ниниан прислонился лбом к теплой лошади, легонько подрагивавшей от прикосновения, и возблагодарил бога за своевременное спасение.
В центре столпотворения грозно возвысил свой голос аббат Радульфус. Он не часто прибегал к этому средству, но на сей раз почел его необходимым.
- Молчать! - загремел он на расшумевшуюся толпу.- Довольно сраму! Вы оскверняете святое место! Молчать, говорю вам!
И как по мановению руки, вокруг воцарилась глубокая тишина, которая грозила в любой миг вновь разразиться бушующим хаосом, если не обуздать его заранее.
- Вот так! Молчите же все, ибо вам нечего тут утверждать и доказывать. Дайте говорить тем, кому есть что сказать! Итак, милорд шериф, вы обвиняете этого человека, Джордана Эчарда, в убийстве. Какие у вас есть тому доказательства?
- Это доказано свидетельством человека, который заявил и вновь подтвердит свое заявление, что Джордан Эчард солгал, сказав, будто бы провел эту ночь у себя дома. Зачем ему лгать, если ему нечего скрывать? Далее, есть свидетельство другого человека, который видел, как он крадучись вышел с мельничной дороги и направился к своему дому на рассвете в день рождества. Этого достаточно, чтобы задержать его как подозреваемого,- решительно закончил Хью свою речь и подал знак сержантам, которые чуть ли не с нежностью ухватили под руки перепуганного Джордана. - А то, что он затаил обиду на отца Эйлиота, всем известно.
- Милорд аббат! - взмолился трепещущий Джордан. - Клянусь вам, я и пальцем не тронул священника. Я даже не видал его, я там вовсе не был... Это неправда... Они все лгут...
- Очевидно, найдутся люди, готовые поклясться, что ты там был,- сказал Радульфус.
- Это я сказал, что видел его,- выступил вперед родственник старосты, очень озадаченный и огорченный тем, как обернулась его болтовня. - Как же мне было не сказать, когда я, и правда, видел его. А было это утром чуть свет, и я только сказал, как было на самом деле! Но я не желал ему зла и не думал ничего плохого, я решил, что он просто балует, я же слышал, что люди про него рассказывают...
- Так что же про тебя рассказывают, Джордан? - ласково спросил Хью.
Джордан проглотил комок в горле и весь скривился от стыда за свои ночные похождения и от страха, что, промолчав, он сделает себе еще хуже. Он потел, извивался и вдруг бухнул:
- Подумаешь, большое дело! Я - уважаемый человек... Ну был я там, так ведь ничего плохого не делал... Я там был по делу благотворительному, вот спозаранку и пошел... к... старенькой вдове Уоррен, что там живет...
- А может, на ночь глядя к шлюхе-служанке? - выкрикнул чей-то голос из толпы, и по ее рядам пробежала волна смешков, но аббат сверкнул взглядом, и смешки улеглись.
- Так ли было, если по правде? Да, может быть, еще и на глазах у отца Эйлиота? - спросил Хью.- Он бы очень строго осудил такое распутное поведение. Не застал ли он тебя врасплох, Джордан, когда ты крадучись входил в дом? Я слышал, что отец Эйлиот был склонен обличать грех не сходя с места, и притом очень резко. Не так ли случилось, что ты его убил и сбросил в пруд?
- Не делал я этого! - взвыл Джордан,- Клянусь, между нами не было стычек! Ну впал я в грех с девкой - что было, то было, но и только! Не ходил я по тропинке дальше ее дома! Спросите ее, пускай она скажет! Я был у нее всю ночь...
Все это время Синрик размеренно и молча продолжал закапывать могилу, он работал неторопливо, не обращая, казалось, ни малейшего внимания на кутерьму у себя за спиной. В конце перепалки он с усилием распрямил спину и с хрустом расправил плечи. Затем обернулся и, как был, с лопатой в руке, двинулся вперед, пробираясь в середину круга.
Неожиданное появление этого одинокого и замкнутого молчуна вызвало у людей оторопь: все смолкли и обратили на него свои взгляды.
- Отпустите его, милорд! - сказал Синрик. - Джордан тут ни при чем. Отвернувшись от Хью, старик обратил свое длинное, мрачное лицо с глубоко запавшими глазами к аббату, затем снова повернулся к шерифу. - Только я один знаю, как Эйлиот нашел свою смерть,- объявил он.
Наступило такое молчание, какого и аббат не мог бы добиться всей своей властью, - тишина столь же глубокая, как вода, поглотившая Эйлиота. Причетник в черной выцветшей рясе спокойно высился перед всеми, дожидаясь, когда его спросят. В нем не заметно было ни страха, ни сожаления, казалось, он не видел ничего странного в своих словах и не усматривал причины для того, чтобы высказаться попространнее и пораньше. Однако он готов был терпеливо дать разъяснения, какие от него потребуют.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});