Книга о верных и неверных женах - Инаятуллах Канбу

— Это замечательная и мудрая девушка. Словно кипарис, она благородна. Но она избегает общества мужчин и считает себя единственной и несравненной. Трон Сарандиба держится на ее славе, а на ее голове красуется падишахский венец той страны. Даже сердца мудрецов терзают ее косы, а своими локонами она как арканом пленяет солнце в небе. Она проводит много времени на охоте, ловит и поражает прелестных газелей. Она, словно Джамшид, постоянно устраивает роскошные пиры. На ее весенних празднествах волшебные музыканты и певцы мелодиями, как у Барбада, и песнями, как у Давуда, чаруют сердца солнцеликих красавцев, а кравчий прозрачным вином похищают разум у ученых мужей. Ее щеки от багряного вина краснеют, как тюльпаны, и она делается еще прелестнее. А вельможи ее и государственные сановники — сплошь луноликие девы, которые своей прелестью заставляют деву востока — солнце забыть о всяком целомудрии. Сорок тысяч воинственных копьеносцев и меченосцев поклялись верно служить ей, и они всюду сопровождают ее, словно тень. Она нежна и грациозна, но вершит подвиги, словно Рустам, и может выступить в бой против Исфандияра. И при всем этом она мягка характером, ее речи приятны, она умеет шутить и острить. Вокруг ее владений на сто фарсахов простирается ужасная безжизненная и безводная пустыня. Ни одно живое существо не дерзнет пройти через эту пустыню: там высятся зыбучие песчаные холмы до самых небес и нет никакой дороги, как нет пушка на лице красавиц. К тому же границы ее страны охраняют отряды воинственных дев, которые поражают львов и сокрушают слонов, и им приказано, едва покажется вблизи рискнувший жизнью мужчина, пронзить его грудь стрелами, рассекающими гранит, и облегчить его тело от бремени головы кровожадными мечами.

Джафар выслушал рассказ о владычице сердец, поспешил к Фаррухфалу и сообщил ему радостную весть.

— А теперь, — заключил он, — отринь горе и скорбь и готовься воссесть на троне счастья. Настала пора, когда на горизонтах надежды взойдет заря счастья и солнце желания засверкает лучами успеха.

Окончилось время разлуки, прошла одиночества ночь.Гадал я, звезда поднимается, чтобы свершеньям помочь.Истому и вкрадчивость осени, всё, чем пленяет она,Весенний ликующий ветер сумел без труда превозмочь.Во имя истерзанной розы, чтоб счастье несчастной вернуть,Холодные зимние ветры от сада отброшены прочь.Заре той надежды, что долго скрывалась в обители тайн,Скажи: «Приходи к нам скорее, рассвета и радости дочь!» [168]

Фаррухфал, услышав весть о счастье, так преисполнился ликованием, что забыл все на свете, выпустил из рук поводья терпения, хотел взлететь от счастья, словно птица, и в один день очутиться в стране возлюбленной. Но Джафар посоветовал ему пробыть в городе еще несколько дней и приготовил несколько красивых женских платьев. Оба они были искусными музыкантами и прекрасными певцами, и Джафар решил при помощи этого искусства проникнуть в Сарандиб и купил много всяких музыкальных инструментов. После этого они вновь пустились вдвоем в дальний путь, во всем положившись на бога и уповая на его милость. Они шли трудными дорогами и опасными путями, взяв себе в проводники провидение и божественный промысел.

Проведя в пути большую часть своей короткой жизни и пройдя долгий путь, они, наконец, прибыли к устрашающей пустыне и пустились дальше в путь по этой гибельной местности, наедине со смертью, позабыв о собственной безопасности и касаясь рукою бедствий. Шли они быстро, опьяненные предстоящим успехом.

Однажды, когда солнце находилось в зените, друзья оказались под деревом и, изнуренные зноем, сели отдохнуть в его тени. А на том дереве, оказывается, свил себе гнездо Симург. И как раз в это время полз по стволу дерева удав, чтобы проглотить его птенцов. Шахзаде пожалел птенцов, разрубил удава блестящим мечом на куски и бросил их под деревом, а сам лег поспать. Джафар, которого тоже утомила дорога, прилег рядом.

Когда златокрылая птица-солнце полетела за гору Каф на западе, к своему гнезду вернулся Симург, улетавший за пищей для птенцов, и принес для них разные плоды из всех садов земли. Вдруг Симург увидел спящих людей, принял их за врагов и уже готовился расправиться с ними, но птенцы догадались о его намерениях, рассказали ему, как их спас Фаррухфал, и стали благодарить юношу красноречиво. Симург раскаялся в своих поспешных подозрениях, подлетел к Фаррухфалу и, разбудив его, извинился и одарил его диковинными плодами.

— В награду за то, что ты спас моих птенцов, — сказал Симург, — я усыновляю тебя и беру на себя исполнение твоих дел. Если пред тобой встанет какая-нибудь трудность, поведай мне обо всем без утайки, и я постараюсь помочь тебе своим покровительством.

Фаррухфал, видя неожиданное участие и нежданную поддержку, расцвел, словно бутон от весеннего ветерка, уверовал в то, что небо стало покровительствовать ему, и рассказал Симургу о своих намерениях.

— О мое благословенное дитя! — сказал Симург. — Хоть ты взялся за тяжкое и трудное дело, но во имя любви мужайся, потерпи еще одну ночь. А завтра с божьей помощью твое желание будет исполнено, и все преграды будут преодолены.

Когда куропатка небосклона выпорхнула из гнезда на востоке и воспарила над голубой степью, Симург посадил Фаррухфала и Джафара к себе на крылья и полетел в страну Сарандиб. Перед закатом солнца они прилетели в город, который был столицей той владычицы, и Симург оставил их там. Он дал шахзаде перо из своего крыла и наказал ему спалить перо на огне, если с ним приключится какая-нибудь беда или возникнут затруднения.

— Тогда я узнаю, что с тобой случилась беда, — заключил Симург, — прилечу к тебе и мигом избавлю тебя от невзгод.

Фаррухфал привязал перо к руке наподобие амулета и отпустил Симурга. Потом он и Джафар оделись в женские одежды, взяли с собой музыкальные инструменты и направились прямо в город. На щеках их еще не пробился пушок, а волосы у них были длинные, так что их вполне можно было принять за юных дев, никто и не подумал бы, что это мужчины. Таким путем они оградили себя от кар царицы и вошли в город, уверенные в своей безопасности. По счастливой случайности они оказались в подобном раю саду, где собрались и пировали прекрасные девы-гурии. Опьяненные вином девы сняли с лица покрывала, позабыли обо всем на свете, предаваясь веселию. Вновь прибывшие немедля вошли в круг пирующих, по обычаю музыкантов пропели хвалебную песню в честь той, что украшала это общество, и попросили простить их за незваный приход. Девы, увидев, что это чужеземцы, сказали:

— Как будто от вас не веет ветер известности, благоухание и цвет ваших роз нам незнакомы. Если вы чужестранцы в нашем городе, расскажите нам немного о себе и назовите свои имена.

Фаррухфал вышел вперед и по обычаю людей воспитанных и знатоков этикета сначала воздал хвалу присутствующим, а потом сказал:

— Меня, скромную деву, называют Дилпазир Джадунава [169], а сестру мою зовут Нахид. Слава и молва о благосклонности владычицы всех цариц к чужестранцам и скитальцам распространились до горизонтов нашей земли, и мы решили служить ей, отважились на паломничество к ее престолу и пустились в дорогу. Мы проделали трудный, полный опасностей путь по горам и долам и пришли в эти подобные раю места из краев столь дальних, что и описать невозможно. Благодаря покровительству счастливой судьбы мы очутились в вашей прекрасной стране. Если владычица соизволит разрешить нам, то мы, бедные скитальцы, покажем свое искусство, словно розу в цветнике.

Пирующие обрадовались их предложению, обласкали их по законам гостеприимства, посадили на подобающее место. Тогда музыканты настроили свои арфы и заиграл мелодию в ладу ушшак, а потом запели на этот мотив такую песню:

Сердце трепещет, забыв рубежи,Пред похитительницею души.Ветер, помедли со мною хоть миг,«Он твой невольник!» — любимой скажи.

Они отбросили смущение и играли так, что даже соперники похвалили бы их. Затем они отложили арфы и взялись за лютни, и полились такие звуки, что даже песнопения Давуда поблекли бы от зависти, а мелодии Барбада пред их мелодиями были бы подобны мычанию теленка, все равно что хитрые фокусы самаритянина пред пророческой силой Мусы. Пирующие то расплывались в улыбке, словно распустившийся бутон, то, словно весенняя тучка, проливали потоки слез от охватившей их грусти. Отовсюду раздавались возгласы восторга и хвалы, динары и дирхемы сыпались, словно лепестки роз в весеннюю пору.

Когда пир окончился и присутствующие начали расходиться, Дилпазир и Нахид [170] — иными словами, Фаррухфал и Джафар — вышли из дома и стали искать, где бы им расположиться на ночь.

Светлое утро со своим золотым бубном вышло из тайника на востоке, и тогда дева-везир царицы по имени Санаубар, которая славилась умом, догадливостью и приветливостью, прослышав о тех удивительных музыкантах, решила позвать их к себе. Они сочли это приглашение великим благом и поспешили немедля во дворец. Сначала они воздали везиру хвалу и славословия, а потом заиграли на танбуре такие пленительные мелодии и чудесные песни, что они свели бы с ума самаритянина и сотворили бы чудо, словно рука Мусы. Они показали такое волшебное мастерство, что другие музыканты и певцы признали их полное превосходство, отреклись от званий мастеров и объявили себя их учениками. Санаубар слушала как завороженная, не в силах оторвать от них взгляда.