Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Честно, я не сказал ни слова лжи. И Мирке сразу объяснил, что ты неправильно меня понял, только она сказала…

— Что сказала?

— «Не твое щенячье дело, молокосос!» — процитировал графиню Эрнест. — Когда я понял, что ты неправильно меня понял, я клялся, что больше ни слова не скажу про сына Копинского.

— Не надо. Про сына Копинского я знаю больше тебя. Видишь ли, крошка, в чем дело… Не в моей компетенции дарить тебе дольмен. Если б он принадлежал мне — я бы подумал. Но у Флоридского дольмена есть хозяин. Все, что я могу — законсервировать его, чтобы ни ты, ни другой дурачок, не присвоили себе то, что вам не принадлежит.

— Не понял.

— Дольмен тебе может подарить только мистер Копинский. Дело за малым: надо убедить его, что ты — законный наследник.

— Но я не его сын. Он же проверит. Надо хорошо его обмануть.

— Не вздумай. Малейший подвох превратит сделку в ничто, а отвечать будешь ты. Если ты не генетический сын Копинского, постарайся стать ему сыном.

— Мирка меня убьет.

— Не уверен, что насмерть.

— Насмерть, потому что она тебя любит.

— Не путай меня с Крокодилом.

— Крокодил — русал. Они могут вместе только пить пиво.

— Русал? — удивился Оскар.

— Собек — русал. Ты не знал?

— Как он всплыл в форте?

— Как-то всплыл. Служил в армии водолазом и всплыл. Кажется, он успел послужить во всех армиях мира. Подробности — «не наше щенячье дело». Досье таких Крокодилов — тайна.

— Первый раз слышу, чтобы крокодилы служили в армиях.

— Ты много не слышал. Наш разминировал северные моря с русским флотом, поэтому знает язык. Кажется, Крокодил знает все языки. Если ты думаешь, что русалы бывают только с хвостами и в чешуе — то ты прогуливал школу с первого класса. Иногда они почти как люди. Бывают очень красивые, особенно самки. У них ведь тоже, как и у нас, есть расы.

— Продолжаешь врать?

— Не веришь — не спрашивай, — обиделся граф. — Зачем спрашивать, если не веришь?

— Действительно. В сущности, мне давно наплевать, с кем пьет пиво ее сиятельство. Просто я виноват и должен перед ней извиниться.

— Ага, — согласился граф, — я вижу, как тебе наплевать. Все рано, без меня не поймаешь «Рафу», потому что не знаешь детское правило навигации, которое знаю я. Густав не научил, потому что терпеть тебя не может. Ты ему еще до «Гибралтара» опротивел. Слушай и запоминай: в каждом порту есть точка, с которой лодка видна всегда.

— Балкон Зубова не подходит. Квартира заперта, и мне не резон ссориться с ее хозяином. К тому же я проверял. С балкона фонарь больше не виден.

— Ладно, раз уж я тебя так подставил по жизни, скажу, — согласился Эрнест и указал на маяк, выступающий в акваторию. — Вот! С этих сооружений видны все суда. Там не работает никакая блокада.

Оскар удивился. Раньше он не замечал в порту маяка или попросту не обращал на него внимания. Маяк не участвовал ни в одном из его хитроумных планов захвата, а может быть, просто не существовал до того, как граф ткнул в него пальцем.

— Запомни: суда идущие по дехрону, всегда видны с маяков. Со всех без исключения. Они видны даже там, где раньше стояли маяки, и от них не осталось фундамента. Это закон, который ни Густав, ни какой другой капитан отменить не может, потому что в этом случае дехрональная навигация превратится в бардак.

— Понял.

— И что?

— Мерси боку.

— Нет, ты не понял. Придумай, как заставить Копинского подарить мне дольмен. Придумай сейчас, потому что я скоро лопну от нетерпения. В карты он его не продует и даже не поставит на кон.

— Плохи твои дела, малыш, потому что ты прав. Это тупик. Копинский должен подарить тебе дольмен в здравом уме и не будучи введенным в заблуждение. Но если можно вывести объект из его собственности… Вот что сделай. Вернешься в Майами — потолкуй с Некрасовым. Юлю попроси, она с ним проще договорится. Пусть этот юридический консультант поднимет документы на строение со дня его… короче, от основания империи майя и раньше. Там не может быть все чисто и гладко. Пусть выстроит цепь прежних владельцев. Если окажется, что где-нибудь что-нибудь разошлось с ритуалом, можно будет над этим подумать. Пусть начнет с Копинского. Где-то этот парень прокололся. Если он при мне получил пулю в глаз, будучи человеком осведомленным, значит, и с наследством мог похерить какое-нибудь сакральное действо. То-то я смотрю, у него жизнь не заладилась.

— Потому что ты ее «не заладил», — напомнил граф, — до тебя мужик процветал.

— За что-то я был ему послан в качестве наказания. Пусть Некрасов вникнет в ситуацию, как выражался один мой знакомый. Соври ему, скажи, что имеешь информацию, согласно которой цепь наследования где-то была нарушена. Они заинтересованы в дольмене не меньше тебя. Пусть землю роет, но найдет рваное звено. Не верю я, что просто так ангельская игрушка может перейти к человеку. Тем более такая…

— И что потом? — крошка оглядел склон горы, сползающий в море. — Что нам с того, что рваное звено найдется?

— Согласно Книге Эккура, бесхозные сакральные объекты, при соблюдении определенных ритуалов, могут быть присвоены посторонними лицами. Пусть завяжется на узел, но докажет, что Копинский не является законным наследником.

— А ты поможешь его присвоить?

— Что ты высматриваешь? Кортов отсюда не видно. Корты там, за горой.

— Мирка говорила, что рядом есть небоскреб. С верхних этажей виден центральный корт. Особенно хорошо, если с крыши. Мирка говорила, что туда можно влезть. Ты снимешь там квартирку, когда начнется турнир, чтоб я мог смотреть из окна.

— Неплохо… — улыбнулся Оскар. — Я не знаю, что завтра жрать буду.

— Жрать? — удивился граф. — Хочешь, вынесу блюдо из ресторана, и никто не заметит. Мы его здесь сожрем.

— Лучше я тебе дам приборчик. Зайдешь на центральный корт, чтоб контролер тебя не заметил.

— Не могу, — признался Эрнест. — Память не восстановилась полностью. Там навалом персон, которых я должен знать. Они обижаются, когда я не здороваюсь с ними. Они же не знают, что я тупею, если впадаю в детство. Я ведь только здесь по настоящему вспомнил, как мы с тобой расстались в Сен-Тропе.

— Пойдем.

— Куда?

— В аэропорт тебя провожу, посажу на самолет без билета, потому что денег нет, и не скоро появятся.

— Как же ты здесь живешь?

— Не твое щенячье дело, молокосос.

— Нет, только не в самолет. Отправь порталом, — взмолился граф, — иначе опять все дело испортится. Самолетом я же опять отдернусь со всеми пуговицами, вот… — Эрнест достал из кармана погнутую застежку своих детских штанов. — Ничего приятного, когда на тебе портки рвутся. Я в Америке окажусь, сбросив лет десять, и опять с голой жопой. Кто моей жопы не видел? Все подходите! Оскар, я же русским языком говорю, что тупею от таких перепадов. В прошлый раз, когда погнался за тобой в Сен-Тропе, помнишь? Сел в самолет приличным человеком, вздремнул, а когда проснулся — ноги до пола не доставали. Помнишь, что было в аэропорту?