Я — «Дракон». Атакую!.. - Евгений Савицкий

— Вход заминирован! Немцев здесь держать до прихода основных сил. За отступление от наших указаний — смерть!..

Девушка как-то по-доброму посмотрела на меня, мягко улыбнулась и спросила: «Цо пан мови?» Я тут понял, что в своей классово-непримиримой бдительности чуточку перегнул, вскочил в танк — и был таков.

В эти дни штаб 3-го истребительного авиакорпуса получил приказ часть своих сил направить на север, в Восточную Померанию. Случилось так, что наши соседи — войска 2-го Белорусского фронта — продвинулись на северо-запад, в район Эльбинга.

Между двумя фронтами получился разрыв, что и решили использовать гитлеровцы. Сосредоточив крупные силы в Восточной Померании, они готовились нанести контрудар с севера — во фланг 1-го Белорусского фронта.

Командующий маршал Г. К. Жуков принял тогда решение часть ударной группировки и армии второго эшелона ввести в сражение на правом крыле фронта. С полками, поддерживающими наступление армий на севере, я в основном тогда и работал. Надо сказать, немцы мало того, что сосредоточили в Восточной Померании до 35 своих наземных дивизий, для их поддержки они выделили около 400 боевых самолетов, из которых больше половины составляли истребители. Наша авиация, чтобы облегчить наземным войскам прорыв обороны противника, должна была разрушить опорные пункты Альтенведель, Штайнберг, Клайн Зильбер, Фалькенвальде, Гюнтерсберг, Рафенштайн. И летчики 16-й воздушной задание это выполнили добросовестно: потребовался 851 самолето-вылет, чтобы все опорные пункты были уничтожены.

1 марта началось наступление войск правого крыла 1-го Белорусского фронта. Истребители нашего 3-го авиакорпуса, 6-го и 13-го авиакорпусов прикрывали пехоту, боевые порядки 1-й и 2-й гвардейских танковых армий, вели разведку, охотились за самолетами 6-го воздушного флота гитлеровцев.

На третий день наступления танкисты прорвались в район Гросс-Радова. Немцы отходили на север…

В памяти от тех дней сохранилось многое. Расскажу об одном из боевых вылетов. Предстояло лететь в район Штеттина. Взлетели парой. Мой ведомый — старший лейтенант Е. А. Донченко — летчик был молодой, еще недостаточно опытный, и командир полка майор А. Е. Рубахин не сразу решился отправить его на задание с командиром корпуса. Что ни говори, ведомый — щит ведущего. Но я любил летать с молодыми пилотами. Скидок на молодость парням не делал: противник ведь не интересуется, кто в его прицеле, молодой или пожилой. Зато я знал наверняка: удержится летчик в паре — не в парадном строю, а в дерзких боевых маневрах, когда навязываешь свою волю противнику сильному, коварному, — получится из него настоящий боец!

Так что взлетели мы с Донченко, прошли немного, и вижу, наперерез нам летят «фоккеры». Двумя группами — по десять-двенадцать самолетов — чинно так летят, самоуверенно. Принимаю решение ударить.

Имея тогда преимущество в высоте, с полупереворота бросил я свою машину в атаку, прорвался сквозь огненные кружева трасс и короткой очередью срезал ведущего группы. Задымил «фока», зачадил, как паровоз Стефенсона! Но в боевой обстановке не до батальных пейзажей с дымами. Эмоции, понятно, играют, от этого в бою не избавиться: сердце-то летчика не броне-спинка, которая прикрывает его в кабине от пуль да снарядов. Однако опытный боец волю своим чувствам дает потом, на земле. А пока он в небе — следит за обстановкой, ищет врага. Бой и быстротечен, и коварно изменчив. Только что ты сбил — и на коне! — а через секунду огненные трассы противника полосуют твою машину, и уже нет спасенья…

В том боевом вылете мой ведомый с честью выдержал трудный экзамен. Вовремя заметив пару «мессершмиттов», которые подкрадывались к нам со стороны, старший лейтенант Донченко предупредил меня, а уж дальше все — дело техники. Запутали мы «мессеров» на маневрах, и когда вышли на дистанцию огня, я скомандовал ведомому:

— Ну, давай! Бей из всех дудок!..

Донченко не промахнулся, в тот день молодой пилот сбил два вражеских самолета. А бой с «фоккерами» нам помогли завершить подоспевшие пилоты из 176-го гвардейского полка и звено истребителей, ведомое Сергеем Шпуняковым. Немцы рассеялись, раскидали бомбы по своим же войскам — и скорей с поля боя!..

К концу седьмого дня наступления Наши войска вышли к Штеттинскому заливу. 20 марта сопротивление гитлеровцев было сломлено. Приказ Верховного Главнокомандующего отмечал доблесть и мужество наших летчиков в боях за город Альтдамм. На этом Восточно-Померанская операция для нас закончилась. Указом Президиума Верховного Совета 3-й истребительный авиакорпус был награжден орденом Суворова II степени. Мы вернулись к низовьям Одера и продолжили путь на запад.

А Висло-Одерская операция завершилась, и притом довольно быстро — за каких-то три недели. Наши войска, наступая в полосе более 500 километров, продвинулись до 500 километров и в глубину. Невосполнимый урон понесли гитлеровцы: 35 дивизий вермахта было уничтожено, 27 разгромлено (с потерей от 50 до 70 процентов живой силы). В качестве трофеев мы захватили около 14 тысяч орудий и минометов, около 1400 танков и штурмовых орудий, много другой боевой техники.

«Мы восхищены Вашими славными победами, — писал У. Черчилль Сталину в январе сорок пятого. — Примите нашу самую горячую благодарность и поздравление по случаю исторических подвигов». Английская газета «Тайме» восторженно отзывалась о победе советских войск в Висло-Одерской операции: «Движение такой мощной армии по замерзшей местности на фронте в сотни миль особенно выделяется из всех прежних битв и представляет собой мастерское достижение в искусстве ведения войны».

Что и говорить, 500 километров пешком-то пройти — прогулка не из легких. А в огненных метелях войны?.. Освободив значительную часть Польши, военные действия наши фронты перенесли на территорию фашистской Германии. К 30 марта 1-й Белорусский очистил правый берег Одера, форсировал реку и захватил плацдармы в районе Кюстрина.

Никто из нас не скрывал тогда сложных, противоречивых чувств: вступили на землю врага!.. Но, говорят: победители великодушны. Да, каждый из нас, как бы ни настрадался за годы войны, как бы ни горел ненавистью к врагу, не мог сжимать кулаки на весь немецкий народ.

Пройдет немного времени, и на Нюрнбергском процессе станет известным приказ гитлеровского фельдмаршала Манштейна. «Еврейско-большевистская система должна быть уничтожена, — говорилось в нем. — Положение с продовольствием в стране требует, чтобы войска кормились за счет местных ресурсов, а возможно большее количество продовольственных запасов оставлялось для рейха. Во вражеских городах значительной части населения придется голодать. Не следует, руководствуясь ложным чувством гуманности, что-либо давать военнопленным или населению, если только они не находятся на службе немецкого вермахта». И приказу этому исполнительные солдаты фюрера повиновались. Победно прошагав пол-Европы, они носились, засучив рукава, по худым колхозным сараишкам, врывались в крестьянские избы, и, кажется, не знали тогда представители «нового порядка» иных слов, кроме тех — с энтузиазмом: «Хайль Гитлер!», да с не меньшим воодушевлением: «Матка! Курка, яйка — давай, давай!..»

Русский солдат не воевал с безоружными, не мстил неповинным. И приказы наши были иными. Военный совет фронта призывал бойцов и командиров высоко нести честь воинов-освободителей, фронтовые газеты пропагандировали идеи братства, дружбы народов. Хотя, признаться, что там было пропагандировать! Наше-то чисто русское великодушие, отходчивость да незлопамятливость сколько уж веков остаются загадкой и для друзей, и для непрошеных гостей — недругов…

Но пройдут годы. Забудутся на Западе восторженные газетные отзывы и восхищения премьеров о победах русских, и начнут те же историки из Великобритании чуть ли не с тайной грустью и сожалением рассуждать о былых наших битвах, высказывать такие вот соображения: Красная Армия тем только и брала, что несметным числом людей. Появятся лихие цифры соотношения сил по личному составу. Так, английский историк А. Ситон заявил, что мы превосходили противника в одиннадцать раз! Один же его коллега и соотечественник число это чуть приуменьшит: дескать, не в одиннадцать, а в семь.

Справедливости ради скажем, что четырехкратное превосходство в живой силе у нас было. Но достигли мы этой арифметики не тем, что взяли просто да и собрали огромную массу людей, достигли мы ее проявлением зрелого военного искусства.

Думая о том, как ослабить группировки гитлеровских войск на варшавско-берлинском направлении, еще в октябре — декабре 1944 года советское командование прозорливо предприняло наступление в Восточной Пруссии, в Курляндии, на будапештском направлении, словом, на флангах советско-германского фронта. Немцы тогда вынуждены были уменьшить центральную группировку на 10 дивизий и 3 бригады. Цифра эта довольно значительная. В самом деле, к началу Висло-Одерской операции в группе армий «А» у противника осталось 30 дивизий, 2 бригады да 50 отдельных батальонов на территории Польши.