Ты только попроси. Сейчас и навсегда - Максвелл Меган

– Господи, я настоящее чудовище!

Мое лицо разноцветное, как использованная палитра. Я теряю дар речи при виде красно-зеленых кругов под глазами. Мой парень обнимает меня за талию и усаживает на унитаз. Я онемела, увидев свое отражение, и в ужасе шепчу:

– Ай, боже мой! Но я ведь только шлепнулась об снег.

– Должно быть, ты здорово ударилась, малышка.

Это точно. Я же еще ударилась об стену, перед тем как упасть в снег. Теперь я припоминаю.

Эрик меня успокаивает, нашептывая мне тысячу ласковых слов, и тут я вспоминаю, о чем меня предупреждал доктор – о синяках. Понимая, что я ничего с этим сделать не смогу, встаю и смотрю на себя в зеркало. Эрик стоит рядом со мной и не отпускает меня. Я вздыхаю. Поворачиваю голову то в одну, то в другую сторону и бормочу:

– Я ужасна.

– Дорогая, ты не ужасна, даже если ты это сделала нарочно.

Меня это рассмешило. Моя физиономия – это катастрофа. Я полная противоположность красоты, а самый потрясающий мужчина на Земле только что продемонстрировал мне свою любовь и ласку. В конечном счете я решаю быть трезвомыслящей и пожимаю плечами.

– В этом есть и своя положительная сторона: через несколько дней все пройдет.

Мой Айсмен улыбается и идет в душ, а я начинаю чистить зубы. Почистив их, сажусь на унитаз и наблюдаю за Эриком. От вида его тела у меня кружится голова: он высокий, сильный и сексуальный. Пробегаю взглядом по его спине, бедрам. О боже! Он мне дарит такое удовольствие. Когда он выходит из душа, я подаю ему полотенце и он вытирается. Я, забавляясь, протягиваю руку и трогаю его. Эрик смотрит на меня и, отступив назад, заверяет:

– Малышка, не думаю, что ты сегодня в состоянии на мне поскакать.

Я катаюсь со смеху. Он прав. Некоторое время наблюдаю за ним, и у меня в голове сами собой возникают игривые картинки. Похоже, что все это написано у меня на лице, потому что Эрик спрашивает:

– О чем ты думаешь?

Я улыбаюсь…

– Давай, развратница, о чем ты думаешь?

Рассмеявшись над его словами, интересуюсь:

– А у тебя был когда-нибудь опыт с мужчинами?

У него поднимается одна бровь. Глядя на меня, он уверяет:

– Дорогая, я же тебе говорил, что мне не нравятся мужчины. Ты это прекрасно знаешь.

– Мне тоже не нравятся женщины, – поясняю я. – Но, признаюсь, для меня в некоторые моменты не имеет значения, кто со мной играет.

Айсмен улыбается и, вытираясь, отвечает:

– А для меня имеет значение, мужчина это или нет.

Мы смеемся.

– А если бы я захотела предложить тебя мужчине?

Эрик замирает, пронзает меня взглядом и отвечает:

– Я бы отказался.

– Почему? Это всего лишь игра. А ты мой.

– Джуд, я тебе сказал, что мне не нравятся мужчины.

Я качаю головой и улыбаюсь, но пока не готова закрыть эту тему.

– Тебя возбуждает картина, когда у меня между ног орудует язык другой женщины, не так ли?

– Да, малышка, очень.

– Ну, а мне хотелось бы увидеть, как у тебя между ног орудует другой мужчина.

Он изумленно на меня смотрит и спрашивает:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Превосходно, сеньор Циммерман. – И видя, как он на меня смотрит, добавляю: – Меня не тянет к женщинам, но ради тебя, ради того, чтобы доставить тебе удовольствие, я попробовала, как это, когда со мной играет женщина, и соглашусь, что в этом может быть свой шарм. По правде говоря, мне хотелось бы, чтобы с тобой то же самое проделал мужчина. Чтобы он поиграл с тобой…

– Нет.

Я встаю и обнимаю его за пояс.

– Дорогой, вспомни: твое наслаждение – это мое наслаждение, и мы хозяева своих тел. Ты открыл мне ранее неизвестный мир. А сейчас я хочу, страстно желаю целовать тебя, пока мужчина будет тебя…

– Ладно, поговорим об этом в другой раз, – прерывает он меня.

Я становлюсь на цыпочки, целую его в губы и шепчу:

– Конечно, мы еще поговорим об этом. Можешь не сомневаться.

Эрик улыбается и качает головой. Затем обвязывает полотенце вокруг пояса и, поднимая меня на руки, признается:

– Знаешь что, смугляночка? Ты начинаешь меня пугать.

Позавтракав, Эрик уезжает в офис. Он пообещал, что вернется через пару часов. Но перед тем как уехать, он меня рассмешил, сказав, чтобы я больше не гуляла по снегу. Марта тоже уезжает. Затем звонит перепуганная Соня: узнав о случившемся, она интересуется, как я себя чувствую. Поболтав со мной несколько минут, она успокаивается.

Симона волнуется за меня. Мы смотрим наш любимый сериал, но она постоянно поглядывает на мое лицо. Я стараюсь дать ей понять, что со мной все в порядке. В этой серии гадкий Карлос Альфонсо Альконес де Сан-Хуан, не добившись от Эсмеральды Мендоса истинно глубоких чувств, забирает у нее ребенка. Он отдает его каким-то крестьянам, которые должны были увезти ребенка и сделать так, чтобы он исчез навсегда. Мы с Симоной в ужасе переглядываемся. Что же будет с маленьким Клаудито Мендоса? Какая досада!

Когда Флин возвращается из школы, я сижу в своей комнате на первом этаже. Устроившись на мягком коврике, я общаюсь в «Фейсбуке» с подружками одной группы – она называется «Поклонницы Максвелл». У каждой из нас есть какой-нибудь безумный пунктик касательно развлечения.

– Я могу зайти?

Это Флин. Я удивлена его вопросом. Обычно он никогда не спрашивает. Я киваю, и тогда мальчик входит, закрывая дверь. Подняв к нему лицо, замечаю, что за долю секунды он бледнеет. Он в ужасе. Он не ожидал, что у меня может быть такое разноцветное лицо.

– Ты нормально себя чувствуешь?

– Да.

– Но твое лицо…

Вспомнив, как оно выглядит, улыбаюсь и шепчу, стараясь отвлечь его внимание:

– Спокойно. Оно как палитра для красок, но я в порядке.

– Тебе больно?

– Нет.

Закрываю ноутбук, и мальчик спрашивает:

– Я могу с тобой поговорить?

Я тронута его словами и особенно проявленным ко мне интересом. Это большое достижение, и я отвечаю:

– Конечно. Иди сюда. Садись рядом со мной.

– На пол?

Я весело пожимаю плечами:

– Я уверена, что отсюда мы точно не упадем.

Мальчик улыбается. Улыбается! Я от радости готова хлопать в ладоши.

Он садится напротив меня, и мы смотрим друг на друга. В молчании проходит несколько минут, и мы просто сидим напротив друг друга. Я начинаю нервничать, но я намерена выдерживать взгляд его китайских глаз столько, сколько потребуется, как иногда я выдерживаю взгляд его дядюшки. Да уж, они та еще парочка! В конце концов мальчик произносит:

– Извини, мне очень жаль. – Его глаза наполняются слезами, и он бормочет: – Ты меня простишь?

Я потрясена. Сильный и самостоятельный Флин плачет! Не выношу, когда кто-то плачет. Я таю. Я больше не могу!

– Конечно, я тебя прощаю, ангел мой, но только если ты перестанешь плакать, договорились? – Он кивает, глотает слезы, тогда я, чтобы облегчить его вину, добавляю: – Я тоже виновата. Не нужно было мне лезть на стену и…

– Это моя вина. Я закрыл двери и не впускал тебя. Я сердился и я… я… поступил очень плохо. Теперь дядя Эрик отправит меня в интернат, о котором говорили Соня и Марта. Он давал мне последнее предупреждение, и я снова его подвел.

Я потрясена до глубины души той болью и страхом, которые вижу в его глазах. Нет уж, не поедет Флин ни в какой интернат, я этого не позволю. У меня щемит сердце от его неуверенности, и я отвечаю:

– Он не узнает об этом, если мы с тобой ему ничего не расскажем, договорились?

Флин не ожидал такого поворота и удивленно на меня смотрит:

– Ты разве не рассказала дяде о случившемся?

– Нет, ангелочек мой. Я просто сказала, что поскользнулась на снегу и упала.

Вдруг я вспоминаю слова отца. Я только что удивила Флина, и это его смягчило. Я улыбаюсь. Мальчик расслабляет напряженные плечи: с его души только что упал огромный груз.

– Спасибо, а я уже видел себя в интернате.

Его откровенность вызывает у меня улыбку.

– Флин, ты должен мне пообещать, что больше не будешь так себя вести. Никто не хочет отправлять тебя в интернат. Похоже, что ты сам делаешь все, чтобы туда попасть. Ты понимаешь это? – Он не отвечает, и я продолжаю: – Что тогда произошло в школе?