Сибирский рассказ. Выпуск V - Пётр Денисович Аввакумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще до света мы встаем и пускаемся в путь. Впереди — гора Шивээ, о которой ночью рассказывал дедушка и где я чуть не пропал вместе со своей деревянной люлькой. Здесь Эзирбей начинает показывать, где и как расчищать местность.
Свежая утренняя роса холодит ноги. Кругом, куда ни посмотри, камни — большие — словно сарлыки, и маленькие, похожие на черных овец.
— Подойди сюда! — зовет меня дедушка. — Видишь этот камень? Он называется Монгун-Каккан — то есть «разбей серебро».
— Почему? — удивляюсь я.
— В старину здесь дробили серебро. Во всяком случае, так говорят.
— А потом что?
— Потом серебро делили между собой.
К объяснениям деда прислушиваются парни, которые уже нацелили на Монгун-Каккан железные ломы.
— Пожалуй, обойдем этот камень стороной, — говорят они. — Раз у него даже имя есть…
Кругом закипает работа. Мелькают загорелые руки, деревянные рычаги, лопаты. В обед на дереве появляется объявление:
«Кто сломает лопату, тому не будут продавать крупу!»
— Инструмент берегите как зеницу ока! — строго напутствует рабочих Эзирбей. — У нас его мало.
Подкопав большой обломок скалы, похожий на юрту, молодые мужчины пытаются свалить его вниз. Но пока им ничего сделать не удается — лишь мелкий щебень с шумом летит на землю. Эзирбей спешит туда.
— Эх вы, лентяи! — подтрунивает он над парнями. — С одним камушком справиться не можете. — Но, взглянув на потные лица и спины, меняет тон: — Вы устали, ребята. Пора отдохнуть.
Наступил вечер. Открыли торговую палатку. В ней продавали пряники. Под горой Шивээ зазвучали шутки и смех. Дедушка Чогдурбан достал из походной сумки игил и принялся на нем играть, а черноглазая Салбаккай запела тут же сочиненную песенку:
Круглых пряников ты мне в лавке не купил. Любишь ты меня еще или разлюбил?Недостатка в слушателях не было, в аплодисментах — тоже. Рабочие развеселились, а парни, возившиеся с обломком скалы, заявили Эзирбею:
— Мы уже передохнули. Пойдем, попробуем одолеть этот камень.
Дружно взявшись, они сбросили тяжеленную «юрту» вниз, под откос. В горах долго отдавался оглушительный гром…
Через несколько дней, когда многое на участке было уже сделано, устроили общий праздник. Была борьба «хуреш» и конные скачки. Награждали лучших. Моему дедушке торжественно вручили новенькую лопату. Восхищенно ее разглядев и потрогав пальцем острие, дед широко улыбнулся:
— Вот это подарок! Спасибо! За шестьдесят пять лет впервые награду за труд получаю, а поработал я на свете немало. Приеду домой, всем буду показывать, — он взмахнул лопатой в воздухе, — какую я замечательную, полезную вещь получил на строительстве дороги Хондергея!
…Когда дед отправлялся поливать пшеницу и брал с собой свой хондергейский приз, я увязывался за ним.
— Дедушка, — умильно просил я, — можно, я теперь канаву покопаю?
— Вон у куста стоит деревянная лопатка, возьми. Я ее специально для тебя выстругал, — отвечал он.
Трудно было скрыть свое разочарование — ведь я мечтал о железной лопате! — но что мне оставалось? Я брался за деревянную и помогал деду.
Наше зимнее пастбище находилось в тот год в местечке Сары-Белдиг, то есть Желтый косогор. Мы пасли стадо колхозных коз. Однажды дедушка Чогдурбан достал свою знаменитую лопату и сказал:
— Завтра у нас шагаа — Новый год. Пусть бабушка наготовит вкусной еды, а мы с тобой, — дед указал пальцем на меня, — пойдем кошару чистить: у коз тоже должен быть праздник.
Дед вышел из юрты. Под скалой Энмек-Хая он насыпал солонца, все козы сейчас же устремились туда.
— Бери веник, — распорядился дедушка. — Подмети сперва возле юрты, потом приходи ко мне в кошару. Я буду копать, а ты — выносить навоз.
Мы трудились до самого обеда. Дедушка сноровисто орудовал лопатой и почти совсем очистил большую кошару. Я складывал навоз в большую кучу под кедром. Козы начали заполнять помещение. Одна из них, белая с желтыми подпалинами, опрокинулась на спину и от радости, что в кошаре так чисто, задрыгала копытцами. Дедушка наконец разогнул спину и улыбнулся:
— На, возьми, — вдруг протянул он мне свою лопату. — Копай теперь ты. Здесь немного осталось, а я буду таскать.
Мы поменялись ролями, и тут я сразу почувствовал, насколько моя прежняя работа была легче: лоб у меня сейчас же покрылся каплями пота. Они стекали по щекам, носу, щекотали мое лицо.
— Держись! — увидев, что я утомился, сказал мне дед. — Я вижу, из тебя неплохой скотовод получится: себя в работе не жалеешь.
И, помолчав, добавил:
— Теперь эта лопата будет твоя! Хочешь?
Еще бы я не хотел! Сияя от счастья, я смотрел на своего щедрого деда, а он стоял, склонившись, и гладил рукой белую козочку…
…Я не стал скотоводом, но по-прежнему люблю и умею трудиться. Этому научил меня мой дедушка Чогдурбан, чьей любимой поговоркой всегда были слова: «Кто работает, того и уважают». А стоит мне взять в руки или увидеть поблескивающую на солнце лопату, мне сразу вспоминаются дни, проведенные под горой Шивээ, темно-серый камень Монгун-Каккан, вкусные пряники и звонкий голос Салбаккай, разносящий по окрестным горам и долинам веселые частушки:
Подойду я к телефону, ручку покручу, голос ласковый любимой услыхать хочу!..Перевод с тувинского Э. Фоняковой.
СМЕРТЬ ПТИЦЫ ОНГУЛУК
Я — сын охотника и поэтому люблю слушать
