Роксана. Детство (СИ) - Колч Агаша

— Вот вернётся Глафира Александровна, попрошу её руки. Ты не будешь против?

— Если бабушка будет счастлива, то я только порадуюсь за вас обоих, — пообещала я князю.

После ужина Ульяна спросила:

— Роксаночка, хочешь останусь с тобой в доме ночевать?

— Зачем? — не поняла я.

— Ну… ты одна в таком большом доме. Не забоишься?

— Почему одна? Со мной Дружок будет. С ним мне ничего не страшно…

— Как знаешь, — ответила художница и поспешила к брату, который остановился около Надии и что-то негромко ей говорил, сопровождая слова кивком головы.

Экономка сияла. Кажется, мои слова возымели действие на Феденьку.

Глава 9

Спала плохо.

И не потому, что мне было страшно одной в большом доме, а потому что внезапно налетевший шторм безжалостно терзал сосны, окружавшие дом. Ветки деревьев, словно желая спрятаться от ветра, громко стучали в стены дома. Сорванные бурей шишки дробно стучали по полу террасы. От шума я просыпалась, приподнималась на постели, сонно смотрела в тёмное окно. Дружок, ночевавший у меня в комнате, тоже просыпался, шумно зевал и со вздохом клал голову на лапы, показывая собственным примером, что беспокоиться не о чем и надо спать. И я, следуя доброму совету пса, возвращалась на подушки, повыше натягивала одеяло и засыпала.

И так несколько раз за ночь.

Наверное, поэтому проспала. Проснулась оттого, что Дружок аккуратно трогал меня лапой и тихо поскуливал. Собаке срочно нужно было на улицу.

— Пошли выпущу, — пробормотала я, нашаривая ногами тапочки и затягивая поясок халата, наброшенного на пижаму.

Не люблю спать в сорочках. Мешают они мне жутко. Ночью перекручиваются вокруг тела, задираются чуть ли не до подмышек. Иное дело свободные штанишки и туника. Даже если одеяло сползёт, то попа будет прикрыта. Глафира долго не могла понять, зачем спать в бриджах. В этом мире, в это время даже мужчины в сорочках спали, а я штаны захотела.

Но бабушка у меня такая бабушка, что всем бабушкам бабушка. Она никогда и ни в чём мне не отказывала. Правда, я иной раз думаю, что бы выросло при таком воспитании из девочки, тело которой я заняла. Тут уж Глафире повезло, что даже капризы мои разумны и обоснованы.

Пижамку мне сшили, и не одну. Глядя на мою одежду для сна, Прасковья тоже заказала себе подобный комплект. На пробу. А потом на смену и ещё парочку для разнообразия. Глафира повздыхала, поджимая губы, но и сама сдалась, оценив удобство моей придумки.

Позёвывая и придерживая халат, чтобы не споткнуться на лестнице, спустилась на первый этаж и распахнула дверь из гостиной на террасу. Дружок с видимым облегчением стрелой метнулся в кусты, а я от души потянулась, осматривая то, что наворотила буря.

Кучки мелких веток, хвои и шишек, оборванных ветром с сосен, — это самое малое, что я увидела. На газоне вперемешку валялись тряпки, корзины и листья, принесённые бурей. Работы по уборке дворнику, недавно нанятого Абязом, будет с головой, — подумала я и взглянула на море. Вернее, на пляж. Взглянула и, в буквальном смысле теряя тапки, рванула туда, где на мелкой гальке лежал человек.

Пару раз наступив босой ногой на незамеченную впопыхах шишку и прошипев сквозь зубы кое-что неподобающее княжне, я добежала до пострадавшего. Остановилась в двух шагах от него… Труп? Стремительный бег выжег из крови адреналин, и включились мозги. Чего я неслась как на пожар? Целительских знаний во мне ноль целых хрен десятых — а ведь говорила мне Прасковья: учи матчасть! — физических сил ещё меньше. Что мне делать с этим… А кто это?

Тут на меня налетел Дружок. Ткнул нос в гальку, втягивая запах незнакомца, коротко гавкнул и посмотрел на меня. Ага, человек, судя по диагностике пса, жив.

— Дружок, пулей за Абязом! Пусть ещё парней своих возьмёт, чтобы несчастного с берега унести, — как кобель объяснит это управляющему, я, будучи в шоке, не подумала.

Оставшись одна, обошла найдёныша с другой стороны. Парнишка из местных — это видно по смугловато-оливковой коже, сомкнутым длиннющим чёрным ресницам, чётко очерченным полноватым губам. Белые… ну как белые… испачканные водорослями и песком одежды говорят о высоком статусе пострадавшего. Простолюдины так не одеваются. Для них выбеленная ткань слишком дорогая, да и непрактично в такой работать. На шее пострадавшего что-то поблёскивает, но с моего места не видно. В целом выглядит неплохо. Нет смертельной бледности, говорящей о внутренних кровотечениях, неестественно вывернутых конечностей, даже синяков значительных незаметно. Может, что-то под одеждой скрывается, но первичный осмотр говорит о том, что пациент скорее жив, чем мёртв.

— Звала, маленькая эльти? — издали закричал бежавший ко мне Абяз. — Случилось что?

Я сделала шаг в сторону, открывая вид на лежащего человека.

— Алла! — одними губами прошептал управляющий. — Кто этот эфенди, госпожа?

Нормально, да? Я что, паспорт его видела, или он, прежде чем сознание потерять, представился мне, как в приличном обществе принято. Но то, что Абяз с одного взгляда понял, что непростого человека нам море принесло, удивило.

— Не знаю. Кем бы он ни был, его надо со всей осторожностью перенести в дом.

Я предполагала, что сейчас управляющий побежит за помощью, но нет. Он просто свистнул. Хотя нет, не просто. Что-то типа два коротких, один длинный. У них тут как на флоте команды высвистывать принято? И я вспомнила, что уже не раз слышала подобные посвистывания, но не обращала на них внимания. Мало ли парни дурачатся. А оно вон как — условные знаки.

Мгновенно всё закрутилось. Прибежали сыновья Абяза, принесли цветастое лоскутное покрывало. Расстелили на гальке рядом с пострадавшим и аккуратно, едва касаясь, перекатили на него тело. Схватились крепко за углы и пошли следом за отцом к дому.

А я задержалась, внимательно берег осматривая. Вдруг что-то ещё интересное осталось. Но ничего, кроме водорослей и мусора, на гальке не было.

— Кладите сюда, — указала на диван в гостиной. — Одежду с него снимите, а лучше срежьте, чтобы не беспокоить. А я сейчас лекарства принесу.

— Но как же… — смутился управляющий. — Он же…

— Если бы Прасковья его раздеть приказала, тоже бы возмущались? — остановилась я на лестнице. И строго продолжила: — Я ученица лекарки. Тело человека изучила во всех подробностях. Нового у него, — кивнула на парнишку, — ничего не увижу. Раздевайте!

И побежала вверх. Мне ещё самой переодеться следует. Не дело в неглиже, пусть и самого пуританского фасона, перед слугами разгуливать. Спустилась я минут через десять. С саквояжем для оказания первой помощи, заимствованным в комнате Прасковьи.

— Ну-с, батенька, что тут у нас? — подражая киношным докторам, спросила я пациента, всё также находящегося без сознания.

Правда, теперь уже и без рубашки и штанов. Кто-то, самый стыдливый, прикрыл причинное место молодого человека оторванным от сорочки рукавом. На что я только плечами пожала — осмотру это не мешает.

Прикрыла глаза, активируя внутреннее зрение, — это что-то типа УЗИ и МРТ в одном флаконе — осматриваю нежданного гостя. На первый взгляд жив-здоров, но я не специалист. Только рядом с Прасковьей несколько раз стояла во время приёмов да что-то из биологии со школы помню. Кости целы, затемнений нет. Что ещё сделать?

— Так, парни, его согревающей мазью надо растереть. Мог и переохладиться, пока купался. Создатель ведает, сколько он в воде времени провёл. Вот вам мазь, растирать начинайте от кончиков пальцев, — распорядилась, а сама отошла, наблюдая издали.

Хорошо бы парнишку горячим напоить, но как? Ладно, разберёмся. Но отвар на всякий случай приготовлю.

Жаль, конечно, что Прасковьи рядом нет. Она-то отлично знает, что делать, но отдыхать подруге тоже надо. Сама справлюсь.

Прибежала Надия, и я попросила её достать чистые простыни, чтобы парнишку укутать после растирания и приготовить бывшую комнату Алтын. Она на первом этаже — удобно за больным ухаживать будет.