Однажды в Челябинске. Книга первая - Петр Анатольевич Елизаров

— Нет, не забыли, но… — неуверенно посмотрел на Митяева Серега Смурин.

— Вы чего такие, я не пойму?! — недоумевал Даня. — Я вам тут целую флотилию подогнал. Отказы не принимаются. И вообще: почему вы еще не свалили?!

— Мы типа наказаны за слив игры.

— Вам когда-то это мешало?!

— Никогда, — решительно заявил Митяев.

— Во-во, Арсен в теме, молорик!

— Напоминаю, — вмешался Пирогов, — тренер сказал: тем, кто уйдет — прогул и исключение из команды.

Арсений Митяев не хотел останавливать свой лидерский порыв:

— Напоминаю, что я сказал ранее: у кого очко играет, вправе остаться здесь. Нам больше достанется, — подмигнул он Кошкарскому.

— Согласен, — соскочил с койки Богдан Чибриков. — Вот сейчас самое время окончательно решить, кто с нами, пацаны. Я в деле.

— Чик-чирик герой. Уважуха тебе, — оценил Озеров. — Решайтесь, мужики — вряд ли у тренера поднимется рука всех игроков из списка вычеркнуть. За такое ему самому попадет. Да и это не в его компетенции. Ну же!

Хоккеисты одобряюще закивали.

— А я чего-то не вижу Глыбы, Короткова, Фили и Зеленки? — насторожился Даня.

— Жрут, — произнес Брадобреев, уплетая булочку с помадкой.

— Так пусть поднимаются пить.

— Могут не торопиться — у нас все равно единогласно, — констатировал Патрушев.

— Что скажет капитан? — Данил обратился к Волчину.

— Лучше помолчи с умным лицом, — посоветовал Андрею Митяев.

— Только заикнись про чуйку — я тебе рот зашью, — пригрозил Волчину Бречкин, но капитан команды был в тысячу раз сообразительнее бугая Лехи.

— Я за безопасность, — высказался Волчин. — Думаю, надо линять, когда будет меньше препятствий и свидетелей и когда мы будем точно знать, что тренер и его шавка видят сны.

— После отбоя? Когда закрыты все двери? — уточнил Смурин.

— Так даже интереснее, — Митяев дождался, пока Пашка откроет пиво, отобрал у него бутылку и отпил из нее.

— А что делать до отбоя? — спросил Богатырев.

— Как «что»?! — изумился Озеров, указав на ящик с алкоголем. — Пить! Давайте же, смелее!

— Братка, мы так рады тебя видеть, — Митяев добродушно пожал руку Данилу, обнял его и шепнул на ухо, что до клуба должны добраться от силы десять человек.

— Не учи меня спаивать, — так же тихо ответил ему Озеров. А потом продолжил уже громче. — Расскажите-ка мне, что есть у вас?!

— Мы тоже кое-что притащили догнаться, — сказал Арсен.

— Ты про пиво?

— После тяжелого рабочего дня самое то, — ответил Митяев.

— После таких слов и становятся алкашами, — предостерег его Даня.

— Сказал торговец алкоголем, ха-ха-ха, — отметил Артем Абдуллин.

— А я с такими пропащими кадрами не работаю, — деловито отбился Озеров.

— Знаешь, что я скажу, — подошел к нему с бутылкой Митяев. — Надо уметь вовремя остановиться. И это не только к бухлу относится.

— Поверь, я знаю, когда остановиться, — с болью в душе ответил Данил.

— Да завтра все на тренировке выйдет… с потом, — сказал Мухин.

Даня, глянув на алкогольную заначку магнитогорцев, взялся за голову:

— Вот вы варвары, а! Я оторвал от сердца лучшее, что смог стащить. И это чистое золото вы хотели смешивать с самопальным дерьмом из лужи?! Да в вас сердца нет, как и чувства прекрасного.

— Я тоже самое говорил, — отметил Кошкарский.

— Будь ты невзъебенным эстетом, — обиделся Толик Костицын, — пошел бы не в хоккей, а в фигурное катание.

— Кто его знает, может, он сейчас туда ходит и бросил хоккей из-за этого, — предположил Соловьев.

— А будь ты, Данил, — продолжил Шабашкин, — ценителем чистоты — записался бы в керлинг.

— Я вот не помню, чтобы ты хоть раз бухал, Озеров, — отметил важную деталь Волчин. — А в твоем ящичке прям многовато.

Данил желал поведать парням про пари, но решил повременить.

— Ты чего, это ж только на первое время.

— Боевой настрой у парня, — позавидовал Малкин.

— А я думал, что бутылка пива у Арса — это для затравочки, — недоумевал Волчин.

— Затравочка, кстати, все, — сообщил Митяев, с улыбкой предложив пустую бутылку Брадобрееву и пристально взглянув на Озерова.

— Начнем здесь, а потом рванем…

— Вот вы где! А я-то думал, куда все испарились? — отворил дверь Антон Филиппов.

— Я тоже тебя потерял, Филя, — поздоровался с ним Озеров. — Что с твоей рукой?

Антон злобно взглянул на самодовольного Бречкина (тот ведет себя так, словно ничего не случилось) и почувствовал, как жарко в комнатушке, в которую набилась вся команда.

Неловкое молчание прервал Митяев:

— Да ничего такого, Дань. Тоха просто пытался сделать интимный массаж токарному станку в школе.

— Выходит, ценный он игрок, раз его покалеченного на выезд взяли, — хохотнул Озеров.

— Как ты вообще сюда пробрался? — Филиппов не желал лишний раз судачить о травме.

— Использовал неоспоримые аргументы, — Озеров щелкнул пальцем себе по шее. — А бабка на этаже тупо отвернулась.

— Какой был жучара, такой и остался, — с улыбкой произнес Филиппов.

— Ага, но жучара желает знать, чего у вас нового, басмачи?!

— Садись, расскажем.

— Да вы открывайте уже бутылки — только что-нибудь попроще для начала. А чего, родаки с вами уже не ездят?

— Уже нет. Во-первых, нам до херища лет. Во-вторых, хватит им уже бухать.

— Будь здесь наши родаки, твой ящик, Даня, уже давно бы выжрали… причем не мы.

Данил Озеров уселся на тумбочку и следующие пару десятков минут с интересом слушал. Хоккеисты весело разговаривали, обменивались байками: про хоккей, про баб, про школу. Постепенно принесенные алкогольные запасы стали таять, однако некоторые персоны пили немного, поскольку рассчитывали весело провести не только вечер, но и ночь. Некоторые этого не предусмотрели, поэтому рисковали завалиться дрыхнуть еще до отбоя. Чем дальше, тем истории шли развязнее и пошлее:

— …И после всего того, что я натворил, я подхожу к бате и говорю: «у нас в школе завтра сокращенное родительское собрание». Отец спрашивает: «что это за нововведение такое?» А я ему отвечаю, что «это ты, я… и директор…»

— …Когда пришла моя очередь ее пялить, этот педик захотел нас заснять на память! А там темнота жуткая. Только он камеру врубил, как у него на телефоне автоматически фонарик врубился. А та шалава как заорет, мол, нечего меня снимать. Засранец — да-да, я про тебя говорю — был бухой, у него там стояк, а он не нашелся сказать ничего умнее, чем «да пошла ты, я в игрушку играю»! Он, говнюк, в игрушки там играет, а у нее внутри так все сжалось, что у меня на конце до сих пор синяк…

— Весело живете, — отреагировал Озеров. — Но меня мучает другой вопрос: как вы допустили то, что это неадекват все еще с вами? Стареете, парни.

Истории, связанные с помощником Степанчука, хоккеисты рассказывали не с таким рвением. Зато их завороженно