Опасная скорбь - Энн Перри

Как легко было поддаться и арестовать Персиваля! Ранкорн, несмотря на удачу ненавистного ему Монка, вздохнул бы с облегчением; да и сам Уильям с удовольствием покинул бы дом на Куин-Энн-стрит и занялся новым расследованием. Если бы он только был уверен в том, что виновен именно Персиваль…

– Я предполагаю, сэр Бэзил, что этот лакей по натуре своей хвастун, – произнес он вслух. – Вполне вероятно, что он умышленно возбуждал в прачке ревность, рассказывая ей о том, чего никогда не было. А она была достаточно наивна, чтобы ему поверить.

– О! – Сэр Бэзил сдался, гнев его внезапно угас. – В конце концов, докапываться до правды – ваша работа. Мне все равно. Арестовывайте кого сочтете нужным, но этих двоих здесь больше не будет! Оставшегося я уволю без рекомендации, учтите это.

– Но не следует также забывать, – холодно сказал Монк, – что это мог быть и мистер Келлард. Теперь уже не подлежит сомнению, что при случае он способен прибегнуть к насилию.

Сэр Бэзил вскинул глаза.

– В самом деле? Что-то не припоминаю, когда я вам такое мог сообщить. Я лишь говорил, что его обвинила в этом горничная, но сам он все отрицал.

– Я нашел эту девушку, – сказал Уильям, глядя ему в глаза и чувствуя, как в нем снова просыпается неприязнь. – Я выслушал ее и поверил ей.

О том, что Марта Риветт рассказала относительно первой брачной ночи Араминты, Монк решил умолчать. Хотя наблюдения Эстер за взаимоотношениями четы Келлардов явно подтверждали мнение Марты. Если Бэзил ничего до сих пор не знает, то и не надо.

– Значит, поверили? – Лицо Мюидора было мрачнее тучи. – Только ведь ни один суд не примет во внимание свидетельств уволенной за распущенность служанки против джентльмена с незапятнанной репутацией.

– Кто во что поверит, в данном случае несущественно, – жестко сказал Монк. – Я не могу доказать вину Персиваля; мало того, я вообще не убежден в том, что он виновен.

– Тогда идите и ищите! – взорвался наконец сэр Бэзил. – Займитесь, ради бога, своим делом!

– Сэр…

Уильям был слишком зол, чтобы прибавить напоследок еще что-нибудь. Он повернулся на каблуках и вышел, захлопнув за собой дверь. Ивэн с несчастным видом поджидал его в холле, держа в руке пеньюар и нож.

– Ну? – спросил Монк.

– Это тот самый кухонный нож миссис Боден, который был потерян, – ответил сержант. – Насчет этого я еще не спрашивал. – Он кивнул на пеньюар, и лицо Джона выдало, насколько он потрясен и растерян. – Но я попросил миссис Келлард о встрече.

– Хорошо. С ней буду говорить я. А где она сейчас?

– Не знаю. Я обратился через Дину и вот жду ответа.

Монк чертыхнулся. Мысль о том, что им приходится торчать в прихожей, как попрошайкам, бесила его, но выбора не было. Дина вернулась минут через пятнадцать и пригласила полицейских в будуар. Араминта стояла посреди комнаты, лицо у нее было напряженное, мрачное, но она, как всегда, полностью владела собой.

– В чем дело, мистер Монк? – тихо спросила Араминта, не глядя на Ивэна, остановившегося возле двери. – Если не ошибаюсь, вы нашли нож – в комнате кого-то из слуг. Это верно?

– Да, миссис Келлард. – Уильям не знал, какое впечатление произведет на нее вид вещественных доказательств. Услышать – одно дело, но увидеть испятнанную кровью одежду сестры и нож, которым она была убита… Железная решимость Монка была несколько поколеблена. Особой теплоты он к Араминте не испытывал, но сейчас ему стало жаль эту гордую холодную леди. – Мы также нашли шелковый пеньюар со следами крови. Я весьма сожалею, что мне приходится просить вас об этом, но необходимо удостовериться, точно ли он принадлежал вашей сестре. – Пеньюар он при этом прятал за спиной.

Лицо ее стало еще более напряженным. Араминта по-прежнему держала себя в руках.

– В самом деле? – Она сглотнула. – Вы можете показать мне его, мистер Монк. Я вполне к этому готова и сделаю все, что смогу.

Он вынул пеньюар из-за спины и развернул его, держа, однако, таким образом, чтобы скрыть большинство кровавых пятен. Видимо, в момент удара ножом пеньюар был распахнут – самое большое пятно осталось от завернутого в шелк лезвия.

Араминта побледнела, но ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Да, – тихо и медленно проговорила она. – Это пеньюар Октавии. Она была в нем вечером – перед самым убийством. Мы перемолвились с ней на лестнице; она как раз шла пожелать маме доброй ночи. Я очень ясно его помню – кружевные лилии. Мне всегда нравился этот пеньюар. – Араминта глубоко вздохнула. – Могу я спросить, где вы нашли его? – Ее лицо стало цвета шелка в руках Монка.

– За выдвижным ящиком в комнате Персиваля, – ответил он.

Араминта осталась неподвижной.

– О! Понимаю.

Уильям подождал продолжения – и не дождался.

– Как бы вы сами объяснили этот факт? – спросил он тогда, вглядываясь в ее лицо.

– Как? – Она судорожно сглотнула. – А как еще можно это объяснить! – Араминта была явно смущена, но ни ярости, ни жажды отмщения в ее глазах Монк не увидел. Возможно, и то и другое она почувствует чуть позже. – Единственное приемлемое объяснение: убив Октавию, он спрятал этот нож, потому что у него не было возможности от него избавиться.

Монку было жаль ее, но прервать разговор он не имел права.

– Зная характер Персиваля, миссис Келлард, как по-вашему: спрятал бы он такую страшную улику в собственной комнате или же все-таки в каком-либо другом, более безопасном месте?

Тень улыбки скользнула по ее лицу. Даже теперь она была способна уловить горькую иронию в словах Монка.

– Среди ночи, инспектор, да еще и сразу после убийства самым безопасным местом кажется именно собственная спальня. Возможно, он намеревался потом все это перепрятать, но не представился удобный случай. – Араминта глубоко вздохнула, и ее брови взмыли вверх. – Ему нужна была полная уверенность в том, что никто его при этом не заметит, насколько я понимаю.

– Конечно. – Возражать не имело смысла.

– Тогда стоит поговорить с самим Персивалем. Вы справитесь с ним, если он применит силу, или прислать вам на помощь кого-нибудь из грумов?

Как практично!

– Благодарю вас, – ответил Монк. – Но я думаю, нам с сержантом Ивэном это не понадобится. Спасибо за помощь. Мне крайне не хотелось тревожить вас, но нам было важно опознать пеньюар. – Он бы не ограничился столь сухими словами, будучи уверенным, что соболезнование с его стороны Араминта не сочтет неуместным. Такая женщина принимает лишь знаки уважения и довольствуется признанием ее удивительной отваги.

– В этом была необходимость, инспектор, – несколько чопорно произнесла она.

– Мэм! – Инспектор поклонился, как бы принося извинения, и в сопровождении Ивэна направился в комнату дворецкого, где попросил Филлипса вызвать Персиваля.

– Конечно, – ответил тот замогильным голосом. – А могу я спросить, сэр, вы действительно что-то нашли во время обыска? Так говорят горничные, но они еще слишком молоды, и у них не в меру богатое воображение…

– Да, нашли, – ответил Монк. – Пеньюар миссис Хэслетт и потерянный нож миссис Боден. Скорее всего, этим ножом ее и убили.

Филлипс так побледнел, что Монк даже испугался, как бы дворецкий не упал в обморок. Однако опасение было напрасно – Филлипс держался прямо, как солдат на параде.

– А могу я спросить, где именно вы нашли все это? – Обращение «сэр» Филлипс на этот раз опустил. Он ведь был дворецким, то есть стоял на общественной лестнице куда выше, чем полицейский. Даже при нынешних трагических обстоятельствах он не забывал об этом ни на минуту.

– Думаю, сейчас не следует все разглашать, – холодно ответил Монк. – Куда важнее узнать, кто положил туда эти вещи.

– Понимаю. – Получив отпор, Филлипс почувствовал себя слегка задетым. Он привык распоряжаться слугами, но полиция ему не подчинялась. – И что же вы в таком случае от меня хотите? Я, конечно, рад буду вам помочь. – Последние слова прозвучали как пустая любезность; выбора у мистера Филлипса все равно не было.

– Премного благодарен, – сказал Монк, пряча усмешку. Дворецкий не понял бы его внезапного веселья. – Мне нужно побеседовать со слугами: сначала – с Гарольдом, затем – с камердинером Роудзом и, наконец, с Персивалем.

– Разумеется. Если хотите, вы можете расположиться у миссис Уиллис.

– Благодарю вас, это как раз то, что нужно.

Гарольд и Роудз уже не представляли для Уильяма никакого интереса, но для виду он спросил их о том, где они находились в день убийства и запирали ли свои комнаты. Ответы их ничего нового не дали, да Монк на это и не рассчитывал.

Персиваль переступил порог комнаты, уже зная, что дела его плохи. Он был куда сообразительнее, нежели первые два собеседника Монка, и, возможно, его что-то насторожило в поведении Филлипса. Кроме того, до него должны были дойти слухи о каких-то находках в комнате одного из слуг. Он знал, что семья испугана. Он видел домочадцев ежедневно, слышал, как они обмениваются мнениями, замечал подозрение в их глазах, чувствовал, что отношение к нему изменилось. В конце концов, он и сам пытался напустить Монка на мистера Келларда. Вполне вероятно, что члены семьи могли поступить точно так же в отношении кого-либо из слуг. Самого Персиваля, например. Он переступил порог со страхом; мышцы его были напряжены, бледное лицо подергивалось.