Собрание сочинений в 6 томах. Том 5 - Грэм Грин

— Дай мне послушать, как говорит радио, Пабло. Я никогда не слышал, как говорит радио.

— Тед! — послышался голос Чарли Фортнума из соседней комнаты. — Тед!

— Кто это зовет, Пабло?

— Больной.

— Тед! Где ты, Тед?

— Это гринго! — Старик с благоговением добавил: — Никогда еще не видел у нас в квартале гринго. Да и радио тоже. Ты стал большим человеком, Пабло.

Акуино повернул рычажок приемника на полную громкость, чтобы заглушить Чарли Фортнума, и женский голос принялся громко восхвалять хрустящие рисовые хлебцы Келлога. «Так и брызжут жизнью и энергией, — провозгласил голос, — золотистые, сладкие, как мед».

Доктор Пларр проскользнул в соседнюю комнату. Он прошептал:

— В чем дело, Чарли?

— Мне приснилось, будто в комнате кто-то есть. Он хочет перерезать мне горло. Я так испугался. И решил убедиться, что вы еще здесь.

— Больше не подавайте голоса. Здесь посторонний. Если вы заговорите, нам всем грозит опасность. Я приду к вам, как только он уйдет.

Когда Пларр вернулся в другую комнату, металлический женский голос произносил: «Ее будет пленять душистая нежность вашей щеки».

— Просто чудо, — сказал старик. — Подумать только, что ящик может так красиво говорить.

Тут кто-то запел романтическую балладу о любви и смерти.

— На, потрогай радио, Хосе. Возьми его в руки.

Им всем стало спокойнее: старик был чем-то занят и уже не тянул к ним свои всевидящие руки. Старик прижал радиоприемник к уху, словно боялся упустить хоть одно из тех красивых слов, которые он произносил.

Отец Ривас, отведя Пабло в сторону, прошептал:

— Я пойду с ним, если ты думаешь, что так будет лучше.

— Нет, — сказал Пабло, — весь квартал соберется у его лачуги проститься с его женой. Они будут знать, что старик пошел за священником. А если придет священник архиепископа, он непременно спросит, кто ты такой. Захочет проверить твои документы. Того и гляди, вызовет полицию.

Акуино сказал:

— Когда старик будет возвращаться к себе, с ним по дороге может что-нибудь случиться…

— Нет, — сказал Пабло, — на это я не согласен. Я еще ребенком его знал.

— К тому же сейчас поздно затыкать ему рот, — угрюмо высказал свое мнение шофер Диего. — Откуда та женщина у колонки узнала, что здесь священник?

— Я никому ничего не говорил, — сказал Пабло.

— В квартале секреты долго не держатся, — заметил отец Ривас.

— Он теперь знает и про радио, и про гринго, — сказал Диего. — Это хуже всего. Нам надо поскорее убираться отсюда.

— Вам придется нести Фортнума на носилках, — напомнил доктор Пларр.

Старик потряс приемник и пожаловался:

— Он не трещит.

— А почему он должен трещать? — спросил Пабло.

— Там же внутри голос.

— Пойдем, Хосе, — сказал Пабло, — пора тебе вернуться к твоей бедной жене.

— А как же отец? — сказал Хосе. — Я хочу, чтобы отец отслужил панихиду.

— Говорю тебе, здесь нет никакого отца. Панихиду отслужит священник архиепископа.

— Когда мы за ним посылаем, он не приходит. Всегда на каком-то собрании. Через сколько часов он еще явится, а где в это время будет блуждать душа моей бедной жены?

— Ничего с ней не случится, старик, — сказал отец Ривас. — Господь не станет дожидаться священника архиепископа.

Руки старика сразу же потянулись к нему.

— Ты… ты там, тот, кто говорил… у тебя голос священника.

— Нет-нет, я не священник. Если бы ты не был слеп, ты бы видел мою жену рядом со мной. Поговори с ним, Марта.

Она тихо сказала:

— Да, старик. Это мой муж.

— Пойдем, — сказал Пабло. — Я отведу тебя домой.

Старик упорно не выпускал приемник. Музыка ревела вовсю, но для него это было недостаточно громко. Он прижал приемник к уху.

— Он говорит, что пришел сюда один, — прошептал Диего. — Как же он смог? А что, если кто-то нарочно привел его сюда и оставил у двери…

— Он уже был здесь два раза со своей женой. Слепые хорошо запоминают дорогу. Если я поведу его домой, то, уж во всяком случае, узнаю, не ждет ли его кто-нибудь и не следит ли за нами.

— Если через два часа ты не вернешься, — сказал Акуино, — если тебя задержат… мы убьем консула. Можешь им так и сказать. — Он добавил: — Если бы я целился ему вчера в спину, мы бы сейчас были уже далеко.

— Я слышал радио, — с изумлением сказал старик. Он осторожно положил приемник, как что-то очень хрупкое. — Если бы я мог рассказать жене…

— Она знает, — сказала Марта, — она все знает.

— Пойдем, Хосе. — Негр взял старика за правую руку и потянул к двери, но тот заупрямился. Он вывернулся и снова стал как бы пересчитывать их свободной рукой.

— Как много у тебя гостей, Пабло, — сказал он. — Дай мне выпить. Дай мне глоточек caña [33].

— У нас тут нечего выпить, Хосе.

Негр вытащил слепого из хижины, а индеец быстро закрыл за ними дверь. На миг они почувствовали облегчение, как от свежего порыва ветра перед грозой.

— Как считаешь, Леон? — спросил доктор Пларр. — Это был шпион?

— Почем я знаю?

— Думаю, тебе надо было пойти с этим беднягой, отец мой, — заметила Марта. — Жена его умерла, и тут нет священника, чтобы ему помочь.

— Если бы я пошел, всем нам грозила бы опасность.

— Ты же слышал, что он сказал. Священнику архиепископа нет дела до бедняков.

— Ты что же, думаешь, что и мне до них нет дела? Ведь я рискую жизнью ради них.

— Знаю. Я не обвиняю тебя. Ты человек хороший.

— Вот уже несколько часов, как она умерла. Что могут дать несколько капель елея? Спроси у доктора.

— Ну, я имею дело только с живыми, — сказал доктор Пларр.

Марта дотронулась до руки мужа.

— Я не хотела тебя обидеть, отец мой. Я твоя женщина.

— Ты не моя женщина. Ты моя жена, — сердито поправил ее отец Ривас.

— Как скажешь.

— Сколько раз я тебе это объяснял.

— Я глупая женщина, отец мой. Не всегда понимаю. Разве это так важно? Женщина, жена…

— Важно. Человеческое достоинство — вот что важно. Мужчина, который чувствует похоть, берет женщину на время, пока ее желает. Я взял тебя на всю жизнь. Это брак.

— Как скажешь, отец мой.

Отец Ривас устало произнес — видно, ему надоело бесконечно втолковывать одно и то же:

— Дело не в том, как я скажу, Марта. Это так и есть.

— Да, отец мой. Мне было бы лучше, если бы я хоть иногда слышала, что ты молишься…

— Может, я молюсь чаще, чем ты думаешь.

— Пожалуйста, не сердись на меня, отец мой. Я очень горжусь тем, что ты выбрал меня. — Она обернулась к остальным. — В