Неоготический детектив: Совсем как ангел; Винтовая лестница - Маргарет Миллар

— Боже мой!.. — простонал он.

— Удивлены?

— Не то слово.

Она выплыла на крыльцо и осторожно примостилась на перилах.

— Если бы мама меня сейчас увидела, с ней бы случился удар, верно?

— И не без оснований, могу тебя уверить, — кивнул Куинн. — Неужели тетя разрешает тебе ходить в школу в таком виде?

— Ох, нет. Разве что немного помады… розовой, почти незаметной. И эти ужасные девчоночьи свитеры и юбки… и низкие детские каблуки… Но когда она выходит, я экспериментирую. Надо же мне найти свой собственный стиль!

— Ты здесь счастлива, Карма?

Поколебавшись, она кивнула.

— Правда, здесь все по-другому. Мне приходится многому учиться. Думаю, тете я понравилась, только делаю слишком много ошибок, и кузины иногда надо мной смеются. Наверное, мне следовало бы смеяться вместе с ними, только не хочется.

— А зря.

— Да знаю. Но я иногда притворяюсь.

Высоко в небе пролетел самолет, и Карма уставилась на него так, будто больше всего хотела сейчас оказаться на нем.

— О матери что-нибудь слышала? — спросил Куинн.

— Нет.

— А твоя тетя?

— Не думаю. Да она со мной в любом случае об этом говорить не станет.

— Что случилось в Тауэре в тот, последний день, Карма?

— Тетя велела никогда и никому не упоминать о Тауэре. Я живу так, будто его никогда не существовало.

— Но он был. Ты провела там четверть своей жизни — вместе с матерью, братом и сестрой.

— Тетя велела мне все это забыть, — испуганно пролепетала она. — И я пытаюсь. Вы не должны мне напоминать, это нечестно. Это…

— Как ты попала сюда, к тете?

— На автобусе.

— Откуда?

— Из Бэйкерсфилда.

— А туда как добиралась?

— На грузовике.

— Кто правил грузовиком?

— Брат Терновый Венец.

— Кто еще с вами был?

— Не думаю, что мне следовало бы…

— Кто еще, Карма?

— Многие. Моя семья, и сестра Славное Вознесение, и брат Провидец… и… Господи, да разве всех упомнишь? — ее глаза помрачнели, словно даже простое перечисление имен сделало Тауэр слишком явным и зловеще реальным. — Я боялась, потому что не знала, что случилось. В Бэйкерсфилде мама дала мне денег и велела ехать на автобусе до Лос-Анджелеса, а потом на такси до дома моей тети.

— Сколько она тебе дала?

— Пятьдесят долларов.

— Откуда они взялись?

— Не знаю. Наверное, Учитель дал. Перед тем как уехать из Тауэра.

— А почему все оттуда уехали?

— Думаю, потому, что заболела сестра Благодеяние.

— Она не заболела, — поправил Куинн. — Ее отравили. Вскоре после того, как мы привезли ее в больницу, она умерла.

Карма прижала к губам сжатый кулак. Слезы хлынули из ее глаз, смыли с ресниц краску и потекли по щекам черными потоками.

— Не может быть… — прошептала девочка. — Она правда умерла?

— Да.

— В тот, последний день она мне обещала, что поможет выбраться из Тауэра и уехать к тете. Что ж, она это сделала. Она сдержала свое обещание, верно?

— Да, Карма.

Девочка наклонилась и вытерла щеки подолом платья. Больше слез не было. Сестра Благодеяние была ее другом, но она принадлежала к той жизни, которую Карма предпочитала забыть.

— Что случилось с остальными, кто ехал с тобой в грузовике? — спросил Куинн.

— Не знаю. Я покинула их первой.

— Тебе говорили что-нибудь о том, что ты должна делать после того, как приедешь к тете?

— Нет.

— Никакие планы на будущее не упоминались?

— Нет, ничего такого, что можно было бы назвать планами. Но я думаю, что они собирались вернуться, когда это станет безопасно.

— Вернуться в Тауэр?

— Ну да. Знали бы вы, с каким трудом они его покидали. Когда люди во что-то сильно верят, они просто не могут сразу перестать.

— Когда ты в последний раз видела брата Языка, Карма?

— Когда он помогал вам уложить в машину сестру Благодеяние, чтобы отвезти ее в больницу.

— А в грузовике его с вами разве не было?

— Нет. Он, наверное, поехал с Учителем в фургоне новообращенного. Хотя ручаться не могу, потому что грузовик выехал раньше. Знаете, все было так поспешно, в таком беспорядке — люди бегали, дети плакали, ну, и все такое.

— Брат Свет Вечности в грузовике был?

— Нет.

— А брат Твердое Сердце?

— Тоже нет.

— А само по себе решение уехать было принято внезапно? — поинтересовался Куинн.

— Да.

— Одним Учителем?

— Он же был Учитель, — простодушно пояснила Карма. — Никто больше решений не принимал. Как они могли?

— Теперь подумай хорошенько, Карма. Ты не заметила, — еще у кого-нибудь в грузовике, кроме твоей мамы, деньги были?

— У сестры Слава Вознесения. Она их пересчитывала. Она ведь очень экономная — наверное, хотела быть уверенной, что ее не обсчитали.

— Ты имеешь в виду, что ее не обманули в ее доле?

— Ну да.

— Откуда появились все эти деньги?

— Наверное, Учитель дал — откуда же еще?

— Насколько мне известно, у него не было ни гроша. А мать Пуреса все, что имела, потратила на строительство Тауэра.

— Ну, может, у нее что-нибудь еще оставалось на черный день. Она ведь все время всех разыгрывала, даже Учителя, — Карма слезла с перил и тревожно посмотрела на улицу. — А теперь вам, наверное, лучше уйти, мистер Куинн. Тетя может появиться каждую минуту, а мне надо еще умыться и переодеться. Это ведь платье моей кузины, да еще почти самое лучшее. Настоящий шелк!

— Спасибо за информацию, Карма.

— Не стоит.

— Вот, возьми визитную карточку. Тут мой адрес и телефон. Если еще что-нибудь вспомнишь — позвони мне, хорошо?

Она, не притрагиваясь, быстро взглянула на карточку и тут же отвернулась.

— Я не хочу…

— В таком случае возьми ее просто так, на всякий случай.

— Ладно. Но я вам не позвоню. Не хочу даже думать о Тауэре.

Дверь за ней закрылась.

Куинн вернулся в Сан-Феличе и прямиком направился в контору шерифа. Через десять минут примчался и Лэсситер, страдающий одышкой и донельзя раздраженный.

— Вообще-то предполагалось, что у меня сегодня выходной, — пробурчал он вместо приветствия.

— У меня тоже.

— Ну? Вы нашли ребенка?

— Да.

— И у нее было что рассказать?

— Немного. Она почти ничего не знает. Брат Венец привел грузовик в Бейкерсфилд, Карме велели идти на остановку автобуса и ехать к ее тетке в Лос-Анджелес. Мать дала ей на дорогу пятьдесят долларов. Видимо, деньги раздали всем членам колонии, чтобы помочь им продержаться, пока не придет время вернуться в Тауэр.

— Помнится, вы говорили, что они абсолютно нищие.

— Да.

— Тогда откуда появились эти деньги?

— Карма не знает, а я — тем более.

— Может, какую-то сумму привез Джордж Хейвуд? В качестве, так сказать, вступительного взноса?

— Не думаю. Его банковский счет не тронут; последний крупный чек он выписал две недели назад, перед отъездом из Чикота. На двести долларов. Разделите две сотни зеленых на двадцать пять человек — получится у вас по полсотни на каждого? Или даже больше?

— Почему больше?

— Потому что Карме-то действительно дали пятьдесят, но не забывайте, она ребенок, к тому же ей всего-то было нужно добраться до вполне определенного места. Остальным таких денег вряд ли хватило бы, особенно женщинам.

— Но ведь вы на самом-то деле не знаете, получили они деньги или нет?

— Вряд ли целая колония согласилась бы исчезнуть без гроша в кармане. Они, конечно, очень лояльны друг к другу, но я все-таки как-то не представляю, чтобы эти люди позволили буквально с корнем выдрать себя с насиженного места ради спасения одного человека, не получив никакого возмещения или гарантии.

— Я бы мог себе такое представить, если бы этим человеком оказался сам Учитель, — хмыкнул Лэсситер. — Они ведь были вынуждены ему подчиняться, верно?

— Да.

— Во всем?

— Во всем.

— Но вы при этом не считаете, что приказ об отъезде дал он, да?

— Отчего же? Думаю, именно он, — медленно проговорил Куинн. — Другое дело, что идея могла быть не его.

— Полагаете, его подкупили?

— Он мог посмотреть на это иначе.

— А тут как ни гляди. Если деньги передаются из рук в руки и при этом не составляется никакого документа, по закону это считается подкупом.

— Хорошо, называйте это так. Но поставьте себя на его место. Колония катится к упадку. Денег нет. Новых обращенных не появляется. Финал вполне проглядывался даже до смерти Хейвуда и сестры Благодеяние. Ну, а двое покойников приблизили его весьма существенно.

— Вы разбиваете мое сердце, Куинн.

— Да что вы! Я всего лишь пытаюсь восстановить цепь событий.

— Ладно, продолжайте. Конечно, приблизился. И?