Заклятые пирамиды - Антон Орлов

– Это не снаяна. Нас учат определять такие вещи, совсем не то. И от снаяны я смог бы защититься, не беспокойся.

– Эдмар, ты не настолько сильный маг, чтобы позволять себе такую самоуверенность. С этим надо что-то делать!

– Вот я и думаю, что делать. Кучу литературы в библиотеке перерыл, но о таких, как она, ничего не нашел. Куратору об этом не рассказывай, ладно? Его это не касается.

– Может быть, ты ее… это существо, она ведь, возможно, не человек… чем-то обидел? Ты был с ней вежлив?

– Разумеется. Все произошло точь-в-точь, как я описал в дневнике.

– Если это и вправду ведьма, она нарушает устав Доброй Магической Коллегии. Среди магов тоже попадаются зложители. Видимо, она очень сильная… Я слышала, иногда такие цепляются к пригожим молодым парням и стараются отомстить, если те их отвергают.

– Да разве я отвергал? Сама убежала, я-то был не против.

– Тогда, наверное, ты приставал к ней, позволил себе лишнее?

– Всего лишь ответил игрой на ее игру. И у меня не было впечатления, чтобы ее что-то рассердило. Подошла, заморочила голову и испарилась. И с тех пор насылает сны про свое озеро. Я решил на всякий случай сообщить об этом тебе, но больше никому ни слова. У меня предчувствие, что этого делать нельзя, хуже станет. Интуиция мага.

Этот паршивец в конце концов вытянул у Зинты обещание, что она ничего не скажет ни куратору, ни кому бы то ни было еще. Хотя какая там у него интуиция, если в школе магов он, несмотря на острый ум и хорошую память, числится среди посредственных учеников? Однако настаивать на своем он умел, и лекарка сама не заметила, как уступила. С другой стороны, похоже на то, что бессовестная старая ведьма (наверняка она старая, решила Зинта, хотя на празднике прикинулась молодой) всего лишь развлекается, не причиняя ему вреда. Эдмару до сих пор ничего не сделалось: ни слабости, ни малокровия, ни черной меланхолии, ни другой хандры, и мужская сила его не покинула, хотя времени прошло изрядно – озеро ему снится с начала осени, а сейчас на дворе весна.

Он ушел по своим непохвальным делам, а Зинта уже забралась в постель, когда оконное стекло задребезжало от стука. В этот раз она не стала вдругорядь открывать, сперва окликнула:

– Кто там?

– Да я же, я! Должок за мной!

Встав на табурет, она спросила через форточку:

– Чего тебе надо? Мы же договорились, я сама тебя позову.

– Улетаю в другие края, а то у вас тут голодно. Подамся туда, где жизнь сытнее, народ смелее… Ну, ты понимаешь, о чем я. Не надумала спросить, чтобы мы были в расчете?

– Насчет снов у тебя можно спрашивать?

– Сны – это не ко мне. Мы, крухутаки, отвечаем только за явь. Не надумала?

– Пока нет.

– Тогда имей в виду, если позовешь потом, я оттуда сюда не вмиг долечу, на дорогу время потребуется. Мы, крухутаки, всегда платим долги. Лучше бы ты чего спросила, пока я здесь…

Зинте хотелось выспаться, и она захлопнула форточку, без обиняков дав понять, что разговор окончен.

Потрясение такой же сокрушительной силы Дирвен испытал один-единственный раз: семь лет назад, когда суд принял решение забрать его у матери и отдать на воспитание Фронгеде Хентокенц. Он тогда словно ухнул в яму, из которой затхло и стыло тянуло подпольем. И теперь то же самое, хотя в этой комнатушке с кроватью вроде бы тепло, сквозь истончившиеся после множества стирок хлопчатобумажные занавески сочится солнечный свет.

Пришибленный, Дирвен не ощущал больше ни весеннего солнца, ни тепла.

– Так ты не девушка?.. – смог он наконец вымолвить. – Ты говорила, до меня у тебя никого не было… Ты наврала?

– До тебя я никого не любила. – Она смотрела в сторону и наклонила голову так, чтобы гладкие волосы песочного цвета занавешивали лицо. – Это правда. Когда меня хотели принести в жертву куджарху… Ему отдают девственниц, и когда я убежала, я встретила пастухов… В общем, если б не они, я бы не спаслась, от наших просто так не сбежишь.

– Сколько их было? – с трудом выговорил Дирвен помертвевшими губами.

– Какая тебе разница?

– Я спросил, сколько было пастухов?

– Трое. Иначе меня бы отдали куджарху…

Значит, трое! Хотелось разрыдаться, но внутри у него как будто все окаменело. А он-то вначале заговорить с ней не смел, не решался признаться в любви… Он-то думал, что она лучше и чище всех на свете.

– Уходи. Я не из тех, кто подбирает объедки.

Хеледика молча встала с заскрипевшей кровати и начала одеваться. Хотелось ее ударить, но в то же время не хотелось ни смотреть на нее, ни прикасаться к ней… К такой прикоснешься – сразу испачкаешься.

Наконец стукнула дверь. Из коридора донеслись голоса: гостиничная прислуга что-то спросила, и она ответила с безразличной интонацией, словно не произошло ничего особенного. Скользкая, грязная, продажная гадина. Только обманывать умеет.

Дирвен уткнулся лицом в подушку, пропахшую чужим потом и чужими мыслями. Текли минуты, а он лежал пластом в номере маленькой дешевой гостиницы на южной окраине Аленды, и не было сил, чтобы встать, натянуть разбросанную по полу одежду и уйти из этого страшного места.

– Суно, хочешь свежий анекдотец? Тейсу проснулся, поглядел вокруг и завалился спать дальше.

Вымотанный Орвехт изобразил одобрительную улыбку. Он только сегодня утром вернулся из Мезры, прибыл сюда прямо с вокзала, а перед тем всю ночь под мерный перестук колес писал отчет о своих наблюдениях на проклятой территории. Он бы сейчас тоже не отказался завалиться спать, как мифический Тейсу, с которого никто никаких отчетов не требует.

– Устал? – с сочувствием поинтересовался Кьюронг.

Приземистый, лысоватый, с морщинками-лучиками возле глаз, давно приученных к улыбчивому прищуру. Сильный экзорцист – пусть он в одиночку не работал, для подкрепления ему вполне хватало тройки-четверки не столь одаренных коллег. Анекдоты для него были основным способом неофициального общения. Он знал их великое множество, на любые темы, и мог выдавать без перерыва – как будто опасался, что с ним вдруг заговорят о чем-нибудь несмешном.

– Не то слово.

– А насчет пробуждения Тейсу – это не белиберда. Тебя здесь не было, когда наш лазутчик из Китона вернулся. В каком виде, страшно рассказывать, его сейчас лечат, но красавцем ему никогда уже не бывать. Провел там шесть лет приказчиком при торговой фактории, выучил язык китони, потом угодил к ним в рабство. По его данным, китонские жрецы считают, что два года назад Тейсу ненадолго пробудился, чтобы поделиться с ними своей силой, однако с тех пор больше не подает признаков жизни. Они тогда сильно обрадовались, но дозваться его так и не смогли. Это было похоже на однократный всплеск, после которого он то ли помер окончательно, то ли решил, что этот мир – не то место, где стоит просыпаться. По этому поводу собирали всех экзорцистов в зале Медного Грифона, так что тебе тоже положено знать.