Физическая динамика структуры характера - Александр Лоуэн

Я располагал несколькими техниками, способными остановить и повернуть тенденцию к умиранию вспять. Одно обстоятельство, с которым я столкнулся, когда пациентка осознала проблему, могло мобилизовать ее силы. Наиболее важным в этих техниках было использование рвотного рефлекса. По прежнему опыту я знал, что он может быть очень ценным. Кроме того, энергию мобилизовывала работа продольных мышц спины, особенно в области диафрагмы, которая непосредственно связана с энергетическим центром тела. Мышечная работа с напряжениями шеи, основания черепа и верхней части грудной клетки обычно вызывает позитивные чувства. Спастичность мышц в основании черепа особенно вызывает чувство безнадежности. Я продолжал эту работу несколько недель, и состояние пациентки постепенно улучшилось. Это была тяжелая борьба, но мы добивались успеха.

В это время у пациентки возникли первые спонтанные движения. Они появились в результате работы с лестничными мышцами и представляли собой волну, придвигающуюся от груди к животу, где она замирала. Это была попытка соединить верхнюю и нижнюю части тела, разъединенность которых являлась важным фактором в ее структуре характера. Мне удалось глубже понять и другую грань этой проблемы. Многие движения и действия моей пациентки выглядели механическими. У меня возникло глубокое впечатление, что эта женщина заставляет себя «продираться» через ежедневную рутину жизни, в том числе и через терапию. Внутренние импульсы ее действий были слабыми. Хотя такое «насилие над собой» было и оставалось необходимым, поскольку спонтанное течение энергии наружу блокировалось, но оно само по себе являлось частью блока. Механические, вынужденные движения выдавали внутреннюю позицию изоляции, отсутствия контакта с жизнью и миром, эмоциональную безжизненность. Тем не менее я очень ободрился, увидев искру спонтанности у моей пациентки.

Несмотря на опыт последних недель, я все еще чувствовал, что мне необходимо лучше понять панцирь характера пациентки, чтобы добиться ощутимого прогресса. Я отказался от непосредственного надавливания на мышцы, поскольку это вызывало у нее сильную боль. Ее тело, особенно спина и плечи, выглядели такими хрупкими, что, казалось, могли не выдержать, если применить силу. Каким же образом я мог дать ей возможность попытаться перенести более сильную боль, если воздействовать на крайне напряженные и зажатые области можно было только мягко? В некоторой степени боль была связана со страхом, который можно было уменьшить аналитическим путем. Если бы мне удалось дать ей почувствовать, что необходимо принять боль как часть терапии, достичь можно было бы многого.

В основу новой интерпретации лег элемент хрупкости. Она боялась, что ей сделают больно, потому что чувствовала, что любая обида может сломить ее. Что-то, казалось, делало ее стеклянной.

Другим аспектом ее характера было ощущение изоляции, отсутствия контакта с жизнью. Это проявлялось в способе движения, которое, хотя и было приспособлено к реальности, но лишено эмоционального контакта с ней. Я уже говорил, что оно было механическим, автоматическим и безжизненным. Казалось, она двигалась в вакууме.

Выражением своего рта она напоминала мне рыбку. Здесь был двойной смысл. С одной стороны, она тянулась к жизни, а с другой стороны, очень боялась, что ее поймают. Теперь можно было соединить все эти аспекты в единый портрет. Моя пациентка была рыбкой в стеклянном стакане. Когда эта мысль пришла ко мне, я увидел, что она объясняет все: хрупкость, изолированность, безжизненность, несмотря на то что она двигалась и жила, состояние пойманности и страх. Чтобы разбить стеклянный стакан, который изолировал ее от жизни, надо было сделать ей больно, и она должна была принять боль. Тут я осознал, какой мучительный страх скрывается за этой болью. Пациентка согласилась, что, когда ей предстоит какая-то реальная физическая боль, она реагирует на это гримасой страха.

Эта интерпретация для нее была наполнена смыслом. Однако драматического эффекта, которого я ожидал, не последовало. Она согласилась, что боль представляла собой «какую-то необходимость», но продолжал существовать барьер. Со своей стороны, я вспомнил замечание Достоевского из эпилога к «Преступлению и наказанию»: «Он даже и не знал того, что новая жизнь не даром же ему достанется, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом…» Чтобы пациентка захотела принять сильную, почти на грани физической возможности боль, я стал говорить о грехе и его искуплении. Я высказал предположение, что пациентка грешила, и сразу же столкнулся с реакцией злости. Почему я назвал ее грешницей? Что она сделала? Я ответил, что идти по земле без любви, не проявляя свою любовь, — это грех. Разве это не величайший из всех грехов? Ее реакция была бурной. Горько плача, она сказала, что годами жила в предчувствии греха. Она с трудом освободилась от этого бремени, а я теперь заставляю ее вернуться к прошлому. Несмотря на протест, вызванный моими словами, она не могла не признать, что они справедливы, и долго и глубоко плакала.

Разрешите мне подробнее остановиться на общей идее, которая здесь заложена. Если ребенок хоть раз мучительно переживает в трудной детской ситуации, когда он, по существу, умирает, никто не может обвинить его. Без сомнения, детская ситуация моей пациентки была такова, что подобной реакции следовало ожидать. При таких обстоятельствах подобное действие рационально. Однако, как только достигнута независимость подросткового возраста и невыносимая ситуация больше реально не существует, каждое усилие должно быть направлено на то, чтобы преодолеть это нарушение. Чтобы это сделать, надо повернуть процесс вспять, вернуться к той мучительной ситуации, еще раз пережить ее и разрешить по-иному. Конечно, пациент будет страдать, но это страдание необходимо и рационально. Это тот жар, который расплавит ригидность и позволит возродить новое Я.

После такой аналитической работы я постарался высвободить больше энергии и снова начал работать с мышцами шеи и основания черепа. Затем я продвинулся вперед, к подбородку. Когда я массировал подбородочные мышцы, я слегка поддел подбородок. Это вызвало взрыв рыданий, которые стали теперь гораздо сильнее. Поток энергии прошел через шею. На лице и в глазах появилось выражение глубокого оскорбления, и я ощутил то мучительное переживание, которое скрывалось за безжизненностью лица. Через некоторое время рыдания затихли, и я стал успокаивать пациентку. По мере того как она приходила в себя, с ней происходили драматические изменения. Все лицо оживало: кожа, глаза, рот и т. д. Появилось выражение радости, которого я никогда не видел раньше. Пациентка ощущала излучение света. Я и не ждал, что эффект продлится больше двадцати четырех часов. Тем не менее дальнейший путь был намечен.

Благодаря успешным занятиям произошло значительное расширение сознания тела и его функций. Физическая боль и ощущение хрупкости постепенно исчезали. Пациентка сама старалась приложить больше усилий, чтобы мобилизовать энергию с помощью ударов по кушетке и других движений. Руки ее стали сильнее, плечи тоже. Плач стал легче, но глубинные напряжения «сдавались» медленно. С этого времени начался период значительного, продолжительного улучшения состояния пациентки. Ей стала более доступна агрессия. Ситуация на работе существенно улучшилась. У нее сложились любовные отношения с молодым человеком, в которых она больше не использовала сексуальную покорность как способ получить любовь мужчины.

Терапия продолжалась еще около года и закончилась, когда состоялась ее помолвка. Она почувствовала, что может сама безопасно существовать с новым ощущением силы и смелости. Мне довелось встретиться с ней несколькими годами позже. Она была замужем и родила ребенка. Несмотря на проблемы, которые обязательно возникают вместе с новой ответственностью, эта пациентка сохранила все, чего достигла в процессе аналитической работы.

На основе нашей работы с этой пациенткой можно выделить важные характеристики истерической структуры, которые затем мы можем соотнести с другими наблюдениями и случаями. Как мы уже знаем, Райх отмечал, что «наиболее важной чертой» этой структуры является «явно сексуальное поведение в сочетании со специфической телесной подвижностью» (Reich 1949, р.189). Он строил свое заключение на примерах пациенток, которые жили в начале столетия. Сегодня такая установка не представляет собой обычное явление. Но если явно сексуальное поведение, связанное с флиртом или кокетством, теперь встречается редко, то использование сексуальной активности в качестве защиты против сексуальности или любви по-прежнему имеет место. Если флирт сейчас выполняет функцию «прочувствовать, как и прежде, природу и величину грозящих опасностей» (там же, р. 191), то и сексуальная покорность современного истерического характера подлежит такой же интерпретации.