Физическая динамика структуры характера - Александр Лоуэн

Домашняя жизнь не была счастливой. Мать часто ссорилась с отчимом, чаще всего из-за денег, но кроме того, из-за того, что ему хотелось собственных детей, а их не было. Однажды мать попыталась покончить с собой. Девочка боялась отчима и, хотя симпатизировала матери, всегда старалась завоевать именно его любовь и быть такой хорошей девочкой, какой хотелось ему ее видеть. В основном это проявлялось в необходимости во что бы то ни стало его умиротворить. Район, в котором она жила, отличался суровыми нравами, и девочка плохо уживалась с другими детьми. Не один раз случались ссоры с ними, ее били, и она не пыталась оказать сопротивление. Чувствуя, что бороться бесполезно, она всегда во время драки закрывала глаза и никогда не наносила удара.

Пациентка рассказала, что в подростковом возрасте у нее был период, когда она пыталась достичь некоторой независимости. Она была серьезной и тихой, почти не шутила и не гуляла с мальчиками. Ей хотелось стать актрисой, но, окончив школу, она решила найти постоянную работу, полагая, что способна сама заработать на жизнь. В последующие годы она успешно работала, но постоянная потребность в любовных отношениях, которые могли бы принести ей удовлетворение, тяготила ее все больше и больше. Первый половой акт, которого она очень боялась, произошел двадцать лет с юношей спустя один год после их знакомства. Больше всего ей хотелось быть любимой и оберегаемой. Ее сексуальность предназначалась мужчинам, которые могли бы на ней жениться. Как мы уже говорили, она вышла замуж, но брак быстро распался. Все остальные увлечения также принесли разочарование.

Из этой краткой истории видно, сколь глубок страх пациентки. У нее преобладали два эмоциональных состояния; испуг и одиночество. Аналитическая терапия, направленная на изменение глубинного паттерна покорности, должна была быть динамической. Я приступил к ней одновременно с двух сторон, сочетая анализ характера с работой с мускулатурой. Мне бы хотелось кратко рассказать о лечении, чтобы лучше раскрыть природу данной проблемы.

Первые занятия были направлены на то, чтобы мобилизовать энергию и преодолеть неподвижность плеч и безжизненность лица. Проблем с дыханием у пациентки не было, но шея и спина не поддавались воздействию. Глядя на то, как легко двигалась грудь, я не ожидал, что высвобождение напряженности вызовет затруднения, но оказалось, что я недооценил экспрессию, которая была столь характерной. Кроме того, спина была чрезвычайно ригидна. Тем не менее уже после первых двух-трех месяцев работы во внешнем облике пациентки произошли заметные изменения. Мышцы лица несколько расслабились, особенно когда они подвергались мягкому воздействию, кожа лица приобрела более естественный цвет и выглядела гораздо более живой. Пациентка осознала, что она высоко поднимает плечи, и пыталась самостоятельно, вне терапии, опускать их. Надавливание на напряженные мышцы причиняло слишком сильную боль, и от него пришлось отказаться. Моя подопечная чувствовала себя лучше. Хоть и не намного, но она стала более агрессивной.

Вслед за этим начальным периодом последовали девять или десять месяцев, которые не принесли заметного изменения в состоянии пациентки. Сначала я удивлялся отсутствию результатов; мне казалось, что они должны были бы быть. Это не означает, что терапия оказалась непродуктивной. Разрешались некоторые внешние проблемы, и шло проникновение вглубь. Продолжался анализ внешнего вида и движений, который сочетался с общим анализом характера. Одновременно прорабатывались мышечные напряжения, а двигательная активность мобилизовывала энергию. Некоторое улучшение все же наблюдалось. Иногда оно даже было довольно заметным, но оказывалось всего лишь временным и несущественным. Если бы оно сохранилось, положение бы изменилось к лучшему, но на это нельзя было рассчитывать. Эта фаза терапии окончилась, когда структура характера и в психологическом, и в биологическом выражении полностью раскрылась в своем подлинном виде как центральное нарушение организма. В этот момент и я, и моя пациентка поняли способ ее существования и функционирования, то есть структуру характера. Только теперь появилась конкретная возможность достичь тех глубоких изменений, на которые надеялась эта женщина.

В данном случае каждое усилие на протяжении этих девяти месяцев приносило энергию в голову пациентки[9]. Когда пациентка протягивала руки и наносила удары по кушетке, плечи становились подвижными. В ответ на это напряжение в шее, особенно в тыльной стороне, усиливалось. Напряжения в шее и плечах составляли основной блок верхней части тела. Очевидно, что, если бы энергия смогла пройти через шею в голову, ощущение омертвелости исчезло бы. Работа с этими напряжениями вызвала у моей пациентки пронзительный крик и рыдание. Она почувствовала сильнейшую потребность и желание закричать, но на этой фазе терапии крики не переживались как приносящее удовлетворение облегчение. Мы оба видели, что существовало нечто большее, но не могли добраться до него.

Напряжение тыльной стороны шеи захватывало и основание черепа. Чувствовалось, что пациентка держалась «за свою драгоценную жизнь». Челюсть тоже была довольно напряжена. Работа с мышцами этой области вызывала столь сильную боль, что снизить напряжение было практически невозможно. Глаза были тусклыми; это тоже производило впечатление безжизненности. Когда она широко открывала их, то переживала сильный испуг, но не осознавала ни того, что его вызывает, ни того, что это действие вызывает непроизвольный крик ужаса. Ужас присутствовал, но в этот момент он был недосягаем.

Как я уже говорил выше, наряду с интенсивной телесной терапией, обеспечивавшей приток энергии, я провел экстенсивный анализ характера пациентки. Раньше мы говорили об интерпретации структуры тела в целом. Здесь помимо безжизненного выражения лица важную роль играла экспрессия рта. Я не мог избавиться от впечатления, что он похож на рот рыбки, когда она втягивает в себя воду. Это и впрямь было сосательное движение, но его надо было проинтерпретировать в характере пациентки. Я провел следующую параллель. Это была рыбка, которая хотела, чтобы ее поймали, но боялась этого. Таково типичное поведение человека истерической структурой характера, особенно в сексуальных отношениях. Райх описывал это так: «Когда сексуальное поведение приближается к достижению цели, истерический характер неизменно отступает или занимает пассивную, тревожную позицию».

Все это ярко проявилось во время одного занятия, когда мое раздражение позицией пациентки заставило меня, обращаясь к ней, резко высказаться. Я указал на то, что ее эмоциональная жизнь омертвела. Она хотела любить и быть любимой, но, что бы она ни делала, всегда занимала пассивную позицию. Она хотела уважения, но не отстаивала своих прав. Я рассмотрел различные ситуации в ее жизни, чтобы показать ей, как она боится всего того, чего ей хочется. Она действительно была бедной рыбкой!

Пациентка сделала несколько слабых попыток защититься. Она не разозлилась, как я надеялся, а съежилась на кушетке в позе смирения. Это было выражением ее обычной покорности и типичной реакцией в ситуации переноса. Здесь становится очевидным, что то, что мы называем сопротивлением психоаналитической интерпретации или переносом в отношениях между пациентом и терапевтом, есть не что иное, как специфическая установка характера пациентки, детерминированная его структурой. В этот момент можно было пробить брешь в бесчувственности пациентки, но она не смогла или не захотела закричать. Несмотря на это, я не мог смягчить свое отношение к ней. Разумеется, она не заплакала. Она ушла с этого занятия в состоянии шока.

Ближайшие события показали, что такое сильное действие и возможно, и необходимо. Оно позволяет выявить глубоко укоренившееся эмоциональное заболевание. В этом отношении терапевт похож на хирурга, он рискует, как хирург. Если есть показания, а симптомы установлены правильно, такое действие может сохранить жизнь.

Во время следующей встречи, неделей позже, я попытался несколько облегчить воздействие. Пожалуй, безжизненность, которая проявлялась на лице, проникла глубже. Я продолжил прежнюю работу с мышцами. Когда я увидел пациентку неделей позже, она посерела. Я встревожился. Пациентка сказала мне, что хотя и взялась за новый проект, но совсем не чувствует энтузиазма. Тем не менее она пришла к важному пониманию. Она теперь знала, что ее позиция выражалась следующим образом: «Лучше я умру, чем окажу сопротивление». Я надеялся, что это понимание может стать решающим в борьбе с панцирем характера, и не ошибся. Однако в тот момент перед нами стояла проблема преодоления реального умирания пациентки. Что касается меня, то я понял, что недооценил проблему. Безжизненность пациентки была гораздо глубже, чем мне представлялось. Экспрессия лица и головы была далеко не полным проявлением этого процесса.