Воля павших - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кровь Перунова! Да где вас носит – Кащей с собой уволок, что ли?! А ты его еще какое время искать не мог?!
Гостимир хмыкнул и вспрыгнул в седло своего конька, уцепившись за луку седла соседа. Тот замахнулся на него:
– Лапаешь, ну?!
– А ты что стал, своей задохлей все пути сгородил?! – огрызнулся Гостимир, удобнее устраивая за спиной АКМС со смотанными пластырем магазинами. Его конь подал назад, кого-то брыкнул, сзади заорали:
– Еще, еще! Прешь куда?! Держи коня! Носилку перекинешь!
– А куда ты со своей волокушей, калечный, что ли?!
– Брось сухарями хрумкать, хомяк об двух ногах-то! Дыру в брюхе сделают – повысыплются!
Короче, лаялись все. Олег, принимая из чьих-то рук повод, поинтересовался, сдерживая странный озноб:
– Куда едем?
– Йой! – парень, к которому он обратился, поправил головную повязку. – Вытропили тех гнусливцев, что Брячко умучили. Тут они, недалече сидят, пивко яблочное заливают… Теперь и порежем их.
Олег ловко вскочил в седло, тронул конька, чтобы занять место в строю. Его встретили руганью, он огрызался весело, пиная чужие «сапоги», лезущие в брюхо его «транспорта», пока не втиснулся на свое место. Слева от него оказался Йерикка, справа, справа – тот мальчишка, с которым плавали на север, – Морок. Гоймир верхом прорысил вдоль строя и, пришпорив коня пятками, махнул рукой:
– Вперед! Свет Дажьбогов с нами!
…На перевале один за другим шли снеговые заряды. Белые вихри снова и снова в плавном красивом танце проходили вокруг упрямо пробивающегося вперед отряда.
– Да тут зима! – вырвалось у Олега, когда первый холодный порыв обжег лицо, а его конек бодро ступил в снег, доходивший до края бабок.
– Тут все зима, – коротко ответил Гоймир, кутаясь в плащ.
– И это просто здорово, – откликнулся сбоку Йерикка, надевая на ствол «дегтяря» чехол. – Хэй-хоп! Держись за мой хвост, Вольг, а то познакомишься с пропастью!
– У тебя есть хвост? – невинно осведомился Олег, но тут же прикусил язык – кони стали прыгать с камня на камень, ухитряясь не поскользнуться на тающем снегу – буран уходил вверх, а отряд спускался вниз еле приметной тропкой. Олега прошиб пот – зависеть от лошади было для него совершенно новым ощущением. Но коняшки, потряхивая мокрыми гривами, очень ловко пробирались вниз, словно на копытах у них были скалолазные шипы. Потом сами по себе перешли на рысь – высохшим руслом реки между огромных валунов, по воде ручья, дальше – березовой рощей… остановились они тоже словно бы сами собой – у спуска вниз, в долины, но совсем не там, где попал в Вересковую Олег. Внизу кипело настоящее лето – вовсе не такое, как в горах. Отсюда, сверху, были видны зеленые поля на росчистях, домики веси в окружении садов, стоящие вдоль текущей с гор речки. Сосен и берез там не было – дубы, тополя… Именно к такой природе привык Олег – и сейчас он буквально с наслаждением вглядывался в раскинувшийся у его ног летний пейзаж.
Отряд спешился. Несколько человек, у которых были бинокли, подошли, скрываясь за камнями, к краю обрыва левее уводившей вниз тропы. Олег последовал за ними – и тут же Йерикка протянул ему мощный, хотя и помятый, «цейсс».
– Посмотри.
Улочки веси, сады и огороды приблизились сразу. Пустынные, ночные… Но – у явно наскоро сколоченной коновязи стояли кони. Много коней, украшенных многоцветьем сбруи – хангарские! За домами виднелся вельбот. Над крайним зданием лениво хлопало по ветру полотнище с Грифоном Данвэ.
– Они там? – тихо спросил Олег.
Йерикка ответил из-за плеча.
– Да. Там.
– А то что за скомрашье хороводье? – удивленно спросил Гоймир.
Олег повел биноклем наудачу – и тоже удивился. Около десятка солдат – мальчишка уже научился узнавать горных стрелков – с винтовками наперевес вели по улице полдюжины гражданских (так определил их Олег), непрестанно избивая их прикладами и поднимая упавших за волосы и вывернутые руки. Большинство из конвоируемых уже потеряло даже подобие человеческого облика – в рваной одежде, окровавленные… Дальше хангары – четверо, с саблями наголо – конвоировали еще двоих, вроде бы целых и невредимых.
– Да нет, на скомрахов это похоже, как я на упыря, – медленно сказал Йерикка, глядя в бинокль, который отдал ему Олег. – Слушай, водитель, они их ведь расстреливать ведут, честное слово. Наверняка во-он к тем скалам.
– Кажет на то, – согласился Гоймир.
Олег переводил взгляд с одного на другого – и выпалил, сам того не ожидая:
– Надо их отбить!
Оба горца разом уставились на Олега, потом – переглянулись:
– Из человеколюбия? – задумчиво спросил Йерикка.
Гоймир недоуменно сказал:
– Но они ж лесовики… да и не готовы мы, все дело загубим!
– А те двое кто? – запальчиво спросил Олег.
Йерикка молча пристукнул о камни неуклюжим прикладом ДП. Заметил:
– Все равно нам язык нужен.
– Случись, заболтают нас четырнадцать языков-то, – подал голос кто-то.
Гоймир, размышлявший еще несколько мгновений, тряхнул головой:
– Добро. Йерикка, сам-шесть сделай все путем. Без огня!
Йерикка кивнул. Олег тут же вцепился ему в плечо:
– Возьми меня! Честное слово, не подведу!
Тот даже не задумался – кивнул, потом ткнул еще в пятерых, явно наугад. Все поднялись сразу, а рыжий горец вскинул руку:
– Побежали!
– Хоть своими ногами, – вздохнул Олег.
* * *Йерикка оказался прав – всю эту компанию явно вели на расстрел, и именно туда, куда он указал. Горцы добрались до места вовремя – стрелки как раз выстраивали свои жертвы у большущей, с хороший дом, отвесной каменной плиты. Один из избитых – пожилой мужчина, борода которого была наполовину выдрана с мясом, а наполовину запеклась сосулькой – уже не мог стоять сам, его поддерживали двое мужиков средних лет. Еще один бородач – помладше первого – обнимал, прижимая лицом к груди, плачущего мальчишку. Последний из смертников – подросток лет 14 – тот, сжав кулаки, тоже стоял сам, лицо оплыло от побоев, но глаза сверкали злобой.
Двое, которых конвоировали отдельно, оказались одеты по-городскому. Олег снова удивился, насколько эта одежда похожа на одежду его мира: жилеты с кармашками поверх серых рубах, мешковатые штаны из чего-то, похожего на вельвет, крепкие высокие ботинки. Оба были молоды, лет по 25, хорошо выбритые. Спешившиеся хангары поволокли их к камню и толкнули в общий строй. Тот, что пониже, схватил своего товарища за рукав и затряс, истерично-громко выкрикивая:
– Да скажи же им, Виктор! Скажи им, что мы журналисты!
Виктор, медленно скрестив руки на груди, поднял голову и ответил очень четким голосом, спокойно и презрительно:
– Сказать? Я не умею разговаривать со зверями.
– Кон-во-о-ой!.. – протяжно скомандовал один из стрелков. – Заря-жай!
Послышался слитный лязг затворов. Линия стрелков выровнялась. Хангары отошли в сторону, предоставив славянам расстреливать славян.
Избитый мальчишка, перекосив лицо в последнем напряжении, в отчаянье шагнул вперед и высоким, нездешним голосом закричал-запел:
– Слава, слава славная.
Славная слава славянская…
И остальные подхватили – сперва недружно, а потом – все более слитно…
– Целься! – выкрикнул старший. И… рухнул с изумленным лицом, выплевывая кровь – в горле торчал метательный нож. Следом, не успев опомниться, повалились еще четверо – ножи летели точно.
– Рысь! Руби! – с каким-то сухим треском рявкнул Йерикка, сваливаясь с расстрельной глыбы едва не на головы убийцам. Двое горцев отсекли хангаров от лошадей. Противников осталось одиннадцать, и они были растеряны до столбняка.
Олег соскочил вниз вместе со всеми, держа меч и камас в руках. Никогда в жизни он никого не убивал холодным оружием. И, если честно, сейчас совершенно забыл, что надо делать.
АБСОЛЮТНО.
Мелькнули растерянные лица стрелков. Кто-то выметнулся вперед слева от Олега, тонко и зло свистнула сталь, и молодого стрелка, стоявшего ближе остальных с разинутым ртом, как-то перекосило… он начал падать… или нет! Олег понял, что стрелок стоит, а падают его ГОЛОВА, ПРАВОЕ ПЛЕЧО И ПРАВАЯ РУКА. Олег бросился в сторону, отворачиваясь, чтобы не видеть этого; внезапно ему стало очень плохо, физически плохо, а на него бежал плечистый стрелок, отводя винтовку со штыком для удара, и лицо стрелка было бешеным, нечеловеческим… Олегу было совершенно все равно, что сейчас его заколют, но тело оказалось умнее и быстрее оцепеневшего мозга. Олег метнулся влево перед самым штыком – и обрушил удар сплеча. Он услышал хриплое «а-а-х!», и в ноздри ударил запах… страшный запах крови, парного мяса – СМЕРТИ. Стрелок, повернувшись, повалился под ноги Олегу, зачем-то закрывая грудь винтовкой. Ни лица, ни нормальной человеческой головы у него не было… а из этой жути текла бурлящая кровь и торчало что-то розовое, влажно блестящее. Мальчик застыл, не в силах отвести глаз от зарубленного им человека – и очнулся, лишь когда Йерикка дотронулся до его спины и сказал весело:
