Кровь, пот и чашка чая. Реальные истории из машины скорой помощи - Рейнолдс Том

Две минуты тридцать секунд спустя я, взвизгнув тормозами, остановился перед нужным домом, выпрыгнул из машины, схватил свой чемоданчик и вбежал в дверь.

Там плакал ребенок.

Скорая приехала спустя еще 30 секунд.

Я улыбался, экипаж скорой улыбался, мать улыбалась. Не улыбался только плачущий младенец.

Но я был этому только рад.

Я и правда радуюсь, когда дети плачут при виде меня: обычно это означает, что ничего серьезного у них нет. А вот если ребенок молчит, то жди беды. Ночь номер один

Довольно загруженная смена, отчасти, думается, из-за гололеда на дорогах. Я лишний раз убедился, что не стоит слишком гнать машину, потому что несколько раз меня хорошенько занесло. Первый вызов, что не удивительно, был к мужчине, врезавшемуся на своем автомобиле в автобус. Машина разбита в хлам: я непременно зафиксировал бы пациента и дождался бы приезда пожарных, чтобы вырезать его автогеном, но… после аварии он сбежал. Из чего я делаю вывод, что либо машина была краденая, либо, более вероятно, у него не было страховки или прав, либо он не оплатил дорожный налог.

Парочка простеньких вызовов, затем снова автомобильная авария. Какой-то умник решил прокатиться на машине своего приятеля, а потом, на главной улице, не справился с управлением. Снова машина в хлам; водитель несколько раз повторил, что у него будут крупные неприятности, потому что она не застрахована… а у него нет прав.

Вам не кажется, что тут есть некая закономерность, характерная для моего сектора?

Дальше меня вызвали к мальчику 13 лет с прогрессирующим смертельным заболеванием. У него начались проблемы с дыханием из-за респираторной инфекции, и когда я прибыл на место, он дышал нерегулярно, а уровень кислорода в крови составлял всего 67 %. Даже после того, как я стал давать кислород, этот показатель поднялся совсем незначительно.

Я сильно беспокоился о том, что буду делать, если он перестанет дышать, поскольку у него был подписан отказ от реанимации, но просроченный на год. К счастью, до этого не дошло, и я был очень рад, когда прибыла скорая помощь и увезла мальчика в больницу.

Последний вызов оказался довольно тяжелым. Молодого мужчину (уборщика) нашли бездыханным в местном супермаркете. Звонок пробудил меня от дремы; ехать быстро (как я уже говорил) было нельзя. Я добрался до места одновременно со скорой помощью, и бригадир уборщиков проводил меня в кладовую супермаркета.

Пациент, довольно крупный, был весь покрыт рвотой и кровью, дыхание отсутствовало. Мы подключили его к сердечному монитору, который показал, что сердце не работает. В процессе реанимационных мероприятий все вокруг покрылось кровавой рвотой. Сейчас, когда я это пишу, моя куртка лежит в пластиковом пакете и дожидается, пока дома я ее постираю.

Мы отвезли пациента в больницу, но спасти его не удалось. И снова никто его не знал (даже имени, даже те, кто проработал с ним бок о бок несколько дней), и документов при нем не оказалось. Непростая задачка для полиции.

Загруженная ночь, но, как говорит моя мама, «зато время пролетело незаметно». Обезьяньи яйца, замороженные…

Холодище такой, что, грубо выражаясь, и у бронзовой обезьяны яйца отмерзнут, то есть правда холодно. С другой стороны, так алкоголики меньше шляются по улицам… точнее, меньше алкоголиков шляются по улицам…

Я получил вызов: «мужчина, 50 лет, упал на улице, кровотечение из уха». Местоположение: у входа в паб «Красный лев». Можно было догадаться, что там произошло.

Я подъехал, направил фары на пациента и оставил их включенными. Мужчина лежал на земле, накрытый одеялом, позаимствованным из паба.

Вокруг стояли:

• офицеры полиции (человек пять или шесть);

• двое его сыновей, которые плакали и очень тревожились, что их отец умрет;

• зеваки, по большей части вышедшие из паба, и…

• пожарный, отдыхавший в свой выходной, который держал пациента за руку.

«Отлично, – подумал я, – принимаемся за работу».

Уличное освещение было скудным, но мои фары и фонарики полицейских немного рассеивали тьму. Пациент праздновал что-то в пабе и упал, споткнувшись о бордюр, когда решил отправиться домой. Он был в спутанном состоянии сознания, из левого уха текла струйка крови.

Первое, о чем думаешь при виде человека, у которого течет из уха кровь – это перелом основания черепа. При таких переломах из уха может вытекать и спинномозговая жидкость (та, в которой плавают наш мозг и позвоночный столб, она ни в коем случае не должна проникать наружу).

Проверить это просто: кровь и спинномозговая жидкость не смешиваются между собой, поэтому в красном можно различить желтоватые прожилки. Но с учетом плохого освещения этот трюк мне не удался. Второй способ – окунуть свой палец (желательно в перчатке) в лужицу крови, и если она покажется вам чересчур скользкой, это будет означать утечку спинномозговой жидкости.

Побочный эффект этого приема – руки в крови. На улице было холодно. Мне хотелось вытереть нос. Но я был в перчатках, а вытирать нос рукавом не хотелось, потому что это очень некрасиво и еще (что гораздо важнее) потому что куртка у меня ужасно грязная.

На затылке у пациента вспухала огромная шишка, а из-за того, как он упал, я не мог исключить и вероятность травмы шеи. В идеальном мире я надел бы на него фиксирующий воротник, чтобы шея не двигалась, но наш мир не идеален. Фиксирующий воротник помогает только тогда, когда пациент согласен с вашими действиями, а если он пьян и пытается отбиваться, то от этого только станет еще агрессивней. Поэтому я предпочел сказать мужчине, чтобы он лежал спокойно, а воротник приберег на тот момент, когда его придется грузить в скорую помощь.

Пожарный явно проходил курс первой помощи, по крайней мере начальный, он постоянно разговаривал с пациентом. Это было очень кстати, потому что я с ним почти не говорил, разве что задавал вопросы медицинского характера.

Толпа вела себя довольно организованно; я слышал, как кто-то из зевак жаловался на выщербленный камень в бордюре, из-за которого пациент и упал, мол, это место «чертовски опасное». Я предпочел умолчать о том, что алкогольное опьянение тут тоже сыграло не последнюю роль…

Я накрыл пациента еще одним одеялом, потому что до приезда скорой больше ничего не мог для него сделать. К несчастью, всю смену мне приходилось подолгу дожидаться скорых, и я подозревал, что этот вызов не станет исключением.

Капля, висевшая у меня под носом, грозила вот-вот упасть на пациента.

Внезапно я заметил поодаль яркий спасательный жилет. «Ура, – подумал я, – скорая явилась».

Но нет, это оказался наш дежурный, приехавший посмотреть, как у меня дела. Он знал, что до приезда скорой пройдет некоторое время, и хотел убедиться, что тут все в порядке.

– Ага, – сказал он, – вижу, у тебя все под контролем, – и уехал.

Мог хотя бы вытереть мне нос…

К этому моменту я лишился чувствительности во многих мелких, но важных частях своего организма. Поглядел на часы и понял, что провел с пациентом уже 30 минут. Мне было холодно, но я хотя бы не лежал на заледенелом асфальте.

Наконец, скорая прибыла; их отправили на этот вызов из другого сектора, и я был им очень признателен, что они вообще явились. Мы надели пациенту фиксирующий воротник, закрепили его на каталке и загрузили в фургон, где было гораздо теплее. Я, наконец, смог снять перчатки и высморкаться.

То есть вы понимаете, о чем я думал все это время.

Пациента быстро повезли в больницу, а я уже готовился выйти к толпе и объяснить, почему скорая ехала так долго, но вместо этого люди приветствовали меня, стали жать руку и благодарить. Никого не смутило, что скорая прибыла на место спустя аж 40 минут, они были рады, что мы справились со своей работой, и понимали, что сегодня пятница и мы перегружены.