Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) - Иоахим Гофман

Уже во время франко-русской войны 1812 года в России было военным обычаем оставлять врагу при отходе по возможности разоренную землю. Так, русский губернатор Ростопчин при отступлении, к «большому ужасу» наполеоновской армии, сжег Москву с большинством ее зданий. «Вот таков способ, которым они ведут войну! — воскликнул барон Файн, кабинет-секретарь Наполеона. — Мы были обмануты петербургской цивилизацией, они всегда остаются только скифами.» Наполеон, правда, воспротивился любому возмездию частным лицам, поскольку те «и без того достаточно пострадали». Но при отходе 20 октября 1812 г. он приказал сжечь публичные здания и казармы в Москве и разрушить Кремль. И это произошло ночью 23 октября: «1,8 миллиона фунтов пороха подняли на воздух великолепнейшие башни Кремля». Орден Почетного легиона артиллерийскому офицеру, командовавшему этим, «один мог в то время вознаградить за такие действия». Во время германско-советской войны именно Сталин с самого начала приказал оставлять немцам только разоренную землю — и те при отходе, в свою очередь, также стремились уничтожить все важные для войны объекты на оставляемой земле, о чем Гитлер 19 марта 1945 г. издал соответствующий приказ даже по территории Рейха. Эренбург, который приветствовал разрушительную работу поджигательных команд Красной Армии как настоящий подвиг, что особенно проявилось в Киеве, комментировал аналогичные действия немецких войск выражениями, полными ненависти. «Поджигатели сами сгорят, — провозгласил он 20 января 1942 г. в отношении солдат, которые должны были выполнять разрушительные приказы. — На пепелище лежит полусгоревший труп немца. Огонь выел его лицо, а голая ступня, розовая на морозе, кажется живой… Лежит ком обугленного мяса: преступление и наказание.»

Ненависть этого назначенного Сталиным наставника Красной Армии была безудержной, лишенной всякого угрызения совести, «по-варварски дикой», являясь, в конечном счете, проявлением патологического, аномального состояния мозга. Сам Эренбург 16 марта 1944 г. вдруг выступил со следующим признанием: «Если бы во мне не было достаточно ненависти, я бы презирал себя. Но во мне ее хватит на их (немецких солдат) и мою жизнь». Такого сорта были чувства Эренбурга, который с первого до последнего дня войны покрывал солдат армии противника всеми мыслимыми ругательствами, ставил их на одну ступень с общественно опасными зверями и микробами, чтобы внушить таким образом необходимость их истребления. Поэтому все немецкие солдаты без исключения были для него «тварями, рожденными женщинами Германии», «грабителями большого масштаба», «не солдатами, а необузданными грабителями», «примитивными тварями с автоматами», «жестокими беспощадными тварями», «проклятыми палачами», «массовыми убийцами мирных граждан», «палачами, храбро убивающими безоружных», «детоубийцами», «убийцами русских детей», «женоубийцами». А вот как изображается воинская служба немецких солдат: «Они бесчестят женщин и вешают мужчин, они пьют на своих оргиях и спят после этого как свиньи», «Убийство для немцев банальность», «Они пытают детей, вешают стариков и насилуют девушек», «Они пытают детей и мучают раненых», «Если фашистский солдат не может найти в доме трофея, он убивает хозяйку», «Женоубийца знает, как надо убивать», «Он душит девушек. Он поджигает села. Он сооружает виселицы», «Немцы зарывали людей живьем», «Они зарывали детей живьем», «Они убили миллионы невинных людей», «Сотни тысяч детей были убиты немцами (и это только на Украине)», «Они убивали младенцев и клеймили пленных, они пытали и вешали».

«В крови руки каждого немца, — воззвал он к солдатам Красной Армии 9 декабря 1943 г. — Миллионы стали преступниками». «Их много, — говорится в другой раз. — Среди них имеются генералы и ефрейторы, пруссаки и баварцы, толстые и тощие, но я вижу одного: немца. У него рыбьи глаза и длинные жадные руки». «Массовые убийцы мирных граждан с бесстыжими пустыми глазами», — гласит еще одна характеристика от 3 февраля 1942 г., и совершенно аналогично звучат другие ругательства. Спустя два года, 16 марта 1944 г., говорится: «Этот негодяй, высокий или приземистый, пучеглазый, тупой и бездушный, прошагал тысячу верст, чтобы лишить жизни одного из наших детей». 16 марта 1944 г. продолжают разжигаться низменные инстинкты: «Немцы набивали наши рты мерзлой землей. Немцы убивали нас. Немцы, высокие или низкие, жестокие, с белесыми глазами, с пустыми сердцами». «Гитлеровские солдаты убивали миллионы безвинных, — вновь читаем мы 23 марта 1944 г. — Они пытают наших детей», и далее: «Они вырезали миллионы хороших людей ни за что, ни про что, просто из алчности, тупости и врожденной дикости», «И так жалкий идиот, невежда, эксплуататор, “сверхчеловек” начал систематически вешать, душить, зарывать живьем и сжигать», «Среди миллионов немцев не найти и горстки совестливых людей, которые крикнут “Стоп!”», «Немцы убивают хладнокровно и обдуманно», «Они душат, вешают и травят, и делают это без стыда и угрызений совести». Военнослужащие дисциплинированного германского Вермахта вновь и вновь называются Эренбургом «дикими животными», «животными в очках», «учеными животными», «дикими зверями», «двуногими скотами», «арийскими скотами», «подсвинками», «свиньями из Швейнфурта и Свинемюнде», «несомненно похожими на диких животных», «хищными животными», «бешеными волками», «возбудителями венерических болезней», «умирающими скорпионами», «немецкими чудовищами», «изголодавшимися крысами, пожирающими друг друга», «ядовитыми змеями». «Это не люди, — убеждает Эренбург красноармейцев. — Это страшные паразиты. Что перед ними все вредители… Их надо уничтожить.» О немецких солдатах 6-й армии в Сталинграде он в 1943 г. распространялся так: «Сами скоты, они жили среди скотов», о защитниках Берлина в 1945 г.: «Чумные крысы», «Они всюду ведут себя как скоты», «Дикому зверю нельзя сочувствовать, его нужно уничтожать».

Кем же являются немецкие солдаты с позиции эренбурговских штампов советской пропаганды? Германский Вермахт — это «гигантская гангстерская орда», «жуткие низменные твари», «миллионы убийц». Немецкие фельдмаршалы — «взбесившиеся волки», «чумные крысы», «страшные подлые гангстеры». Например, фельдмаршал фон Вицлебен, участник заговора против Гитлера 20 июля 1944 г., якобы, все свое внимание уделял тому, чтобы «расстреливать заложников, обезглавливать, пытать и вешать женщин». Немецкие генералы — это «людоеды», немецкий майор — «вонючий скот в майорской униформе», немецкие офицеры — «двуногие животные, пытающие арестованных людей», немецкие солдаты занимаются тем, что «выкапывают трупы и сдирают мясо с костей. Они демоны и вампиры, пожирающие трупы». Каждый отдельный солдат войск СС, разумеется, «имеет на своей совести кровь сотен поляков». Немецкие солдаты-санитары — это «убийцы, другого слова не подберешь». Немецкий солдат Люфтваффе, внешне чистый и вежливый, символизирует всех, поскольку «расстрелял и сжег более 1200 советских людей». А что касается немецкой пехоты, то Эренбург 5 мая 1942 г. дает лозунг: «Мы считаем их не человеческими существами, а убийцами, палачами, моральными уродами и жестокими фанатиками, и поэтому мы их ненавидим». Обычного немецкого квартиранта, унтер-офицера, он 8 июля 1943 г. изображает так: «Однажды вечером он пришел пьяный и схватил Нину (15 лет)… Потом он стал мучить Химу, младшего сына в семье… Он взял маленького мальчика в лес, отрезал его руки, выдавил его глаза и сломал ему ноги».

Армия, совершавшая такое, естественно, не знала храбрости. Экипажи подводных лодок для Эренбурга — только «пираты», «эксгибиционизм» немецких парашютистов «не имеет ничего общего с человеческой храбростью». Это — всего лишь «извращение». Ведущий пропагандист Советского Союза — государства, которое, если следовать теориям, распространяемым в ФРГ, «отчаянно» выступало за признание Гаагских конвенций о законах и обычаях войны и Женевской конвенции (и которые именно оно не признавало), которое, якобы, хотело обращения с военнопленными по международно-правовым стандартам, — по разным поводам, например, 9 декабря 1941 г. и 14 января 1942 г., высказывался о немецких военнопленных следующим образом: «Когда их берут в плен, они скулят и причитают… Они клянутся, что не виноваты… Убийцы выдают себя за ягнят», «Сидят и плачут — плачут не от чувств — какие могут быть чувства у этих зверей? Нет, плачут от мороза». «Побежденный немец дик и бечеловечен, — говорится 17 февраля 1942 г. — Летом он убивал женщин. Теперь он убивает детей.» «За день, иногда лишь за час перед тем, как сдаться, — подстрекал Эренбург солдат Красной Армии 17 августа 1944 г., — они еще мучают до смерти безоружных людей», а 23 ноября 1944 г.: «Каждый военнопленный знает, что он преступник… Проиграв сражение, они вешают женщин или мучают детей».

Эренбург распространяет о немецких солдатах огульные оценки, используя такой метод: представлять единичные случаи (которые к тому же настолько нетипичны, что, должно быть, являются выдумкой) как показательные для миллионов военнослужащих германского Вермахта. Не считая «менее, чем горстки», как он утверждает, исключений не существует. В бесчисленных местах его провокационных сочинений, распространявшихся в 1941-45 гг., находит выражение то, чего он добивается: подстрекнуть солдат Красной Армии к беспощадной истребительной войне против немцев. «Наше дело — убивать немцев, неважно как», — пишет он 20 сентября 1941 г., и в этом кроется секрет всех его усилий. «Они родились в Магдебурге, в Свинемюнде, в Швейнфурте (эти два названия городов по нему должны стоять рядом), в Кайзерлаутерне, в Люденсшейде, — говорится 20 февраля 1942 г. — Там их родина. Но умрут они в Киеве, в Харькове, в Минске, в Смоленске, в Новгороде. Здесь их могила.» «Мы в нашей стране найдем место для них для всех, — писал Эренбург 29 января 1942 г., — для солдат и гражданских… Земля Украины их примет. Они будут похоронены.»