Дар лесной отшельницы - Лана Синявская

Но судьба – странная штука. Заставив Александра Барскова поверить, что его обман полностью удался, она решила немного позабавиться: к Михаилу начала возвращаться память! Постепенно, очень медленно, но он начал вспоминать родителей, детство, затем вспомнил саму катастрофу и наконец с ужасом понял, что полжизни провел в чужой шкуре, на побегушках у родного брата.

Поначалу он растерялся, потом ему захотелось бросить брату в лицо страшное обвинение, но он скоро понял, что таким образом ничего не добьется. Его слово ничего не значит. Взбесившийся слуга, переживший тяжелую черепно-мозговую травму… Нет, без доказательств он добьется только одного – братец засадит его в сумасшедший дом, чтобы навсегда заткнуть рот.

И он начал искать доказательства, собирать документы, свидетельствующие о его происхождении. На это ушел не один год. В конце концов он получил в свои руки неопровержимые доказательства и со дня на день собирался предъявить их вероломному брату, но тот внезапно покончил с собой.

– Врешь, это ты убил моего отца! Ты должен был ненавидеть его за то, что он сделал! – выкрикнул Герман.

Фрэнк, то есть Михаил Федорович, даже не пошевелился.

– Я его не убивал.

– Погодите, но ведь Александр Федорович покончил с собой! – раздался голос Клонова. – При чем здесь убийство?

– Вот и нет! – в запальчивости заявил Герман, не обращая внимания на предостерегающие знаки Анны. – Его убили в оранжерее, а самоубийство инсценировали!

– Невероятно! – воскликнул Клонов.

– Как бы то ни было, не надо забывать, что я здесь вообще отсутствовал, когда все произошло, – напомнил Михаил Федорович.

Герман нахмурился, не зная, что возразить.

– Кроме того, – продолжал бывший слуга, – смерть брата была мне просто невыгодна. О завещании я понятия не имел. Александр написал его спонтанно, после вашей ссоры. А половину состояния я получил бы в любом случае. Бумаги, которые я собрал, однозначно доказывают наше родство, мне достаточно было просто обратиться в суд или, чтобы избежать громкого скандала, уладить с твоим отцом все полюбовно. Он был умным человеком и не допустил бы, чтобы его имя трепали все бульварные газеты. В его бизнесе репутация – дороже денег. Кстати, у тебя было гораздо больше поводов разделаться с отцом. О ваших стычках ходили легенды.

– Думай, что говоришь! – взвился Герман. – Я любил отца. Я не верю, что ты говоришь правду. Отец не мог пойти на такую подлость. Он был порядочным человеком.

Анна быстро встала, подошла к Герману и положила руку ему на плечо. Он сбросил ее как раскапризничавшийся ребенок.

– Успокойся, – попросила Анна, глядя на него с сожалением. – Сейчас не время выяснять отношения.

– Самое время, – строптиво дернул головой Герман. – Я докажу, что он врет.

– Знаете, молодой человек, – неожиданно вступился за Фрэнка Клонов, – мне кажется, рассказанная история похожа на правду. Я мог бы тоже кое-что рассказать про вашего отца. Не хотелось бы вспоминать эту историю, но, видимо, – придется.

– Что еще? – задохнулся от негодования Герман. Но Клонова не так-то легко было остановить. Он вздохнул и медленно произнес: – Дело в том, что именно ваш отец стал косвенной причиной того, что я оказался в этом кресле…

– О господи, – прошептала Анна.

Герман с минуту смотрел на Клонова округлившимися глазами, потом сказал неожиданно спокойно:

– Рассказывайте.

У Оскара не было отца. Точнее, он был, но исчез с горизонта еще до рождения ребенка. Мать, совсем юная красотка, ничуть не расстроилась и, едва оправившись от родов, принялась менять любовников, точно цветные стеклышки в калейдоскопе. Надолго никто из них не задерживался, но таким образом все же удавалось кое-как сводить концы с концами. Малыш кочевал по квартирам временных кавалеров вместе с матерью. Жили они тогда в Москве.

Хуже всего бывало, когда матери хотелось порезвиться на стороне. Иногда она отправлялась на пикники и на два-три дня запирала трехлетнего сынишку в квартире очередного любовника. Оскар навсегда запомнил, как страшно было, когда он сидел один в темноте и ему казалось, что мамочка его бросила, что она никогда не вернется и он так и умрет от страха и голода. Когда он подрос, мать сплавила его к дальней родственнице, у которой не было своих детей, и продолжала веселиться. Жизнь его, казалось бы, наладилась, тетка любила его и ни в чем не отказывала, но Оскар отчаянно тосковал по матери. Он безумно любил ее, несмотря на то, что никогда не видел ответной ласки и любви.

Иногда она все же наведывалась к сыну, очень редко, примерно раз в год, и тогда мальчик не отходил от нее ни на шаг, вдыхая сладковатый, такой родной запах дешевых духов. Однажды во время очередного визита ему в голову пришла блестящая идея: он тайком стащил из косметички флакончик маминых духов и выпил их. Малыш надеялся, что если пропитается любимым маминым ароматом, то она передумает, полюбит его и заберет с собой.

Но чуда не произошло. Мать уехала через два дня. Оскар, забравшись на широкий подоконник, как брошенный щенок, следил полными слез глазами, как мать выбежала из подъезда и села в поджидавшую ее машину. Она даже не обернулась, чтобы на прощание помахать ему рукой.

И тогда всепоглощающая любовь в его сердце сменилась такой же сильной ненавистью. Холодея от страха, он пожелал, чтобы его мать умерла.

И это произошло на самом деле, правда, гораздо позже, когда Оскару исполнилось четырнадцать. Одновременно с этим печальным событием воспитывающая его родственница слегла в больницу. Врачи сказали, что домой она больше не вернется. Мальчик остался сиротой без своего угла и прямо с похорон матери отправился в детский дом.

И тут ему впервые в жизни повезло. Закрытое престижное заведение было обязано ежегодно принимать на обучение нескольких сирот, которые воспитывались в тех же условиях, что и более чем обеспеченные сверстники. Оскар в шестнадцать лет попал в число избранных.

Но счастливее от этого не стал. Его беда заключалась не столько в том, что он был сиротой, сколько во внешности. После десяти лет он вдруг перестал расти. Это сейчас существуют препараты, стимулирующие рост. Они бешено дороги, но они есть, а в то время никто и понятия не имел о чем-то подобном. Оскар едва дотянул до полутора метров, лицо его оставалось таким же нежным и круглым, как в десять лет, разговаривал он писклявым тоненьким голоском. Само собой его отчаянно дразнили все кому ни лень, и он частенько плакал, забившись в пустую уборную.

Там же учились еще четверо юношей, которыми Оскар восхищался. Они были настоящими друзьями, кроме того, умными, красивыми, бойкими. От девиц у них не было отбоя, а об их проделках рассказывали легенды. Больше всего на свете Оскар мечтал о том, чтобы они приняли его в свою команду. Это была неосуществимая, невероятная мечта, но однажды он набрался смелости и предложил им свою дружбу.