Антология Фантастической Литературы - Хорхе Луис Борхес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы будете исповедовать завтра, отец Пруденсио?
Его преподобие, озабоченный честностью торговли, заставил наложить себе полную миску сваренной на молоке масаморры — той самой масаморры, которую еще помнят старики и которая исчезла после того, как город замостили булыжником.
Бледное солнце пробивалось через попону облаков, улицы постепенно стали наполняться прохожими, знакомые крики уличных торговцев смешались с сигналами трамвайного рожка; продавцы дров и газет, кондитеры, баски с глиняными горшками, висящими по бокам их мулов, торговцы парагвайскими апельсинами и бразильскими бананами громко расхваливали свой товар; их голоса слились в ужасную какофонию, под которую каждое утро просыпалось поколение 1885 года.
— Не хотите ли немного прокатиться? Я провезу вас бесплатно, — спросил Реарте смуглую толстушку, мывшую порог перед домом.
— А вы не хотите ли, чтобы вам бесплатно рожу начистили? — нахмурившись, отвечала девушка.
У Пьедад трамвай наполнился, отец Пруденсио очень почтительно уступил место нарядной даме с вуалеткой, опущенной на глаза, и четками, которые она перебирала тонкими пальцами. Та снисходительно кивнула в ответ и дружески помахала господину со светлой бородой, в которой чуть пробивалась седина.
— Так рано и одна?
— Я из церкви, ведь вам известно, что я каждый месяц обязательно хожу причащаться. А вы, куда вы направляетесь в столь ранний час и на трамвае?
— Возвращаюсь, Теодорита, возвращаюсь...
— И признаетесь в этом мне! Какой позор!
— Дело в том, что я, к сожалению, возвращаюсь из клуба, всю ночь обсуждали рекламную кампанию.
— Чтобы отклонить кандидатуру Хуареса...
— Это единственное, в чем я смею вам противоречить, Теодорита. Дон Бернардо опирается на разум.
— А Хуарес — на народ. Скажите, вы были вчера вечером в Колоне?
— Я не вездесущ. Как «Лукреция»?
— Никуда не годится. Вот если б вы видели Гильермину...
— Не будьте сплетницей. Поговорим о чем-нибудь другом.
— Боитесь? Впрочем, я только что с исповеди и обещала не осквернять свой язык...
— Так значит, Борджи Мамо не так уж хороша? — попытался отвлечь свою собеседницу господин с бородой.
— Уверяю вас, она отнюдь не блистала. Если помнишь «Лукрецию» с Теодорини! А бас? Когда он пел «Час отмщения настал», я думала, у меня барабанные перепонки лопнут!..
Читавший новости в «Насьон» господин с головой, полной перхоти, и в огромных резиновых ботах с выпирающими подагрическими шишками громко чихнул.
— Вот это было бы неплохо...
— Что? — поинтересовался юноша, который развлекался тем, что громким голосом переставлял буквы в объявлениях, украшавших салон трамвая.
— В трамваях Сан-Хосе-де-Флорес хотят положить толстые циновки, чтобы у пассажиров не мерзли ноги. Я сам от этого страдаю...
Господин с загнутыми вверх усами почтительно поздоровался с похожим на иностранца господином в светло-коричневом пиджаке.
— Поздравляю вас, друг Икаса. Ваше предложение муниципалитету, который совершенно не занимается этими вопросами, мне кажется весьма полезным...
— Это единственный способ покончить с тучами москитов и заразными болезнями...
— О чем идет речь? — спросил с другого конца трамвая доктор Велес.
— Все очень просто. Нужно перепахать десять мансан земли вокруг загонов для скота и направить туда по канавам сточные воды, которые впитаются в почву...
— Не говоря уже о том, что орошение и внесение удобрений заметно увеличит плодородие...
Трамвай загрохотал, пассажиров швырнуло друг на друга, раздались возмущенные возгласы.
— Вы не ушиблись, Теодорита?
— Господи, в жизни больше не сяду в трамвай, даже если придется вызывать экипаж к «Кабралю» в четыре утра!
— Чтобы ездить в этих вагонах, нужны стальные мускулы...
Читатель «Насьон» стал обсуждать ужасный случай, описанный в новостях.
— Представьте себе, несчастный носильщик спокойно отдыхает на краешке тротуара на углу Кангальо и Ла-Флориды, а проезжающая мимо повозка расплющивает ему ногу...
Часы на Сан-Игнасио пробили семь. Профессор, не переставая возмущаться, попрощался со священником, а тот, прикрыв веки, стал перебирать четки. Сошли также нарядная дама и элегантный господин. Два пассажира, стоявшие в тамбуре, заняли места в салоне, предсказывая кризис английского кабинета.
— Правительство Гладстона не удержится, это неизбежно...
— А что вы думаете о деятельности доктора Пеллегрини?
— Умелый дипломат, блестящий ум, он обязательно добьется займа...
— Скажите, сеньор Поблет, — вмешался в разговор молодой человек, — верно ли, что участок Родригеса в Сан-Хуане продается?
— Что вы, друг мой! Дон Эрнесто богатеет с каждым днем! Он баловень судьбы, если таковые вообще бывают!
— Мне сообщили, что рядом с Ла-Роситой продаются триста лиг земли, и я подумал... если бы вы могли предоставить мне точные данные... меня это заинтересовало.
— Почему же нет?! Это участок Аркадини — старая семья, разъезжает по Европе, а в это время их мошенник-управляющий обделывает здесь свои делишки... Тот, кто приобретет эту землю, станет богачом, за этой землей будущее, дружище Камбасерес...
В этот момент кто-то посмотрел на часы.
— Какой ужас! Уже двадцать минут восьмого! Как!
Прислушиваясь к разговорам, Реарте позволил слабосильным клячам плестись шагом и неожиданно обнаружил, что опаздывает... В половине восьмого он должен быть в Бахо-дель-Ретиро, чтобы прицепить свой вагон к электрическому.
Он с силой хлестнул коней, которые галопом прошли поворот в Майпу, едва не опрокинув конку, и устремились на север.
ХУАН ПЕДРО РЕАРТЕ СОВЕРШАЕТ ПРЫЖОК В ТРИДЦАТЬ ЛЕТ
Страшный грохот колес и дребезжание стекла заглушили разговоры пассажиров. Охваченный мрачным нетерпением, Реарте отчаянно трубил в рожок и вихрем мчался через перекрестки. Регулировщики в белых крагах и фуражках с кивером шутливо его приветствовали, а кучера с длинными усами и острой бородкой призывали его с высоких козел ехать еще быстрей. Реарте, гордый своими конями, не обращал внимания на отчаянные звонки пассажиров...
Неожиданно перед его глазами встала пелена, земля ушла из-под ног и знакомый пейзаж исчез: регулировщики в фуражках и белых крагах, бородатые извозчики, повозки с масаморрой, молочники-баски верхом на лошадях, сеньориты в мантильях и кабальеро в широкополых шляпах... Даже двойной ряд низких домов растаял на горизонте, слившись с последними метрами рельсов.
С печальной покорностью Реарте закрыл глаза, чтобы не видеть, как исчезают последние призраки его мира: плавно удаляющийся фонарщик с шестом на плече и повозка водовоза, которую с трудом тянули три маленьких мула.
Когда он вновь открыл их, то обнаружил, что лежит у чьей-то двери, в тени семиэтажного дома. Вокруг него столпились люди, через ноги которых он смог различить обломки трамвайного прицепа и трупы двух лошаденок, лежавших на мощеной дороге в луже крови.
Рядом с ним