Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - Геннадий Тоболяк

По долгу службы я через свои связи продолжал интересоваться жизнью «Зурапа», знал, что стоит нашим войскам покинуть Афганистан, начнется еще больший хаос, месть, многие лица, поддерживающие с нами связь, могут лишиться головы. Но «Зурап» стоял на своем и не хотел покинуть Афганистан ни при каких обстоятельствах. Кроме всего прочего, он боялся сибирских морозов и, несмотря на начитанность и интеллигентность, считал, что в России разгуливают по улицам медведи, хватают людей и тащат в берлогу, сдирают шкуру и этими жертвами питаются. Было странно слышать от взрослого человека такую чепуху, но он верил в то, что говорил, полагал на полном серьезе, что Россия – дикая страна, населенная воинственными русскими и медведями.

«Зурап» принял окончательное решение остаться в Кабуле и никуда не уезжать.

– Пусть все идет своим чередом, – говорил он спокойно своим тихим голосом, – что начертано самой судьбой и Аллахом, так и будет, от этого никуда не деться и не спрятаться. За все следует платить, включая зло, причиненное людям. В моих делах и поступках не все было согласовано с моей совестью и, понимая это, я готов нести любое наказание. Что сбылось в моей жизни, что не сбылось – об этом не тужу.

Трудности, через которые прошел «Зурап», не закалили его, а подорвали здоровье, силы уходили, прибавились седины. Не все нравилось «Зурапу» на новой работе в банке, он говорил: – Моя служба в банке – это огромное мошенничество ценными бумагами, – но продолжал работать, пристрастившись к спиртному.

К тому времени, пока «Зурап» находился в Кабуле, у меня было немало причин для внутренних тревог и волнений, кто-то погибал из друзей, знакомых, их гибель я воспринимал очень остро, как личное горе. Любая напрасно загубленная жизнь была для меня большим моральным испытанием и, кажется, по сей день, хотя прошли года, я хорошо помню, при каких обстоятельствах погиб тот или иной мой товарищ. Не заглядывая в свой походный блокнот, мог назвать их имена, фамилии и отчества. Память о павших священна, но не каждый начальник так думал и воспринимал гибель военнослужащих на поле брани. Привыкшие обходиться словами «не потерплю» и «разорю», эти начальники никогда не скорбели о гибели подчиненных. Считали, раз идет война, гибель солдат и офицеров неизбежна, и гнали военнослужащих в бой, как на скотобойню. Эти безразличие и тупость, как мать пороков, дорого обошлись России и Афганистану. Судьба десятков тысяч солдат и офицеров, загнанных в Афганистан, как в мышеловку, во многом напоминала судьбу узников ГУЛАГа и концентрационных лагерей, разбросанных на просторах Сибири и Дальнего Востока. Народ был статистом немых злодеяний большевистской партии, совершаемых втайне. История как пролог к диалогу повторялась в Афганистане на судьбах моих соотечественников, словно доказывая на многочисленных примерах, что зло вечно и с ним нельзя бороться, чтобы не причинить новое зло.

«Эти всегда, как дети, – говорил И. А. Бунин о большевиках и их зверствах, – и главная их черта – жажда разрушения».

«Жажда разрушения» в Афганистане была доведена до абсурда. Даже кровожадный король Филипп Второй и Жан Поль Марат не смогли перещеголять большевиков, пожелавших строить свой собственный рай на костях и несчастье миллионов русских людей.

– А ведь я бросаю вызов советской власти! – размышлял я в минуты тягостных раздумий об итогах Афганской войны, тысячах погибших и искалеченных войной, включая афганцев, таких, как «Зурап», попавшего под жернова войны и смятого морально, идейно, физически.

Известно, что король Филипп Второй любил истязать кошек иголками. Кошек запирали в специальный ящик – клавесины, и король наблюдал за поведением кошек, наслаждался своей жестокостью. Кошки, как люди, плакали, а он уже думал о том, как будут вести себя люди, запертые в ящике вместо кошек.

Судьба готовила «Зурапу» свою «клавесину», не менее жестокую и злую.

Прошло около двух лет, как «Зурап» находился в Кабуле с того дня, когда я отправил его в афганскую столицу, а через месяц его семью, полагая, что прошлое «Зурапа» надежно спрятано на кандагарском кладбище и «Зурапа» никто не станет искать. Однако в реальной жизни бывает не все так, как задумано. Тайные и явные недоброжелатели «Зурапа», соприкасавшиеся с «делом «Зурапа», стали искать, как ищейки, куда пропал след «Зурапа», сделали вывод, что не все здесь чисто и поэтому можно из дела «Зурапа» иметь свою выгоду. Утечка информации о «Зурапе» и откровенное предательство ряда лиц приводили к тому, что тайное постепенно становилось обыденным делом, но только с привкусом смерти. Словом, подтверждалась старая, но не стареющая истина, что Восток – деле тонкое, и если умело подобрать ключи к любым тайнам Востока, они заговорят.

В конце апреля 1983 года обезображенное и обезглавленное тело «Зурапа» было обнаружено полицией в мусорном ящике кабульского торгового рынка, рядом со старой сосной, изуродованной взрывом гранаты.

На фоне нищеты, голода, изуродованных войной деревьев происходили жизненные коллизии афганских граждан, с такими же изуродованными судьбами, как судьба громадного валуна, лежащего на самом краю обрыва. Упадет громадный валун вниз сегодня или завтра, задавит кого-либо или нет, это никого не волнует, как и судьба каждого человека в годы войны.

Убитая горем жена «Зурапа» с трудом опознала тело мужа, изуродованное, без головы, изъеденное мышами и крысами. Она не была посвящена в «дело «Зурапа» и не могла понять, что же случилось с мужем, почему он убит и за что? Как бы ни был слаб голос жены «Зурапа», он был услышан новыми друзьями мужа и семье была оказана помощь. Однако угрозы расправы над семьей «Зурапа» не были лишены основания. Вначале какие-то люди разбили окна в доме вдовы, затем убили брата «Зурапа». Он бил найден на площади с веревкой на шее. Чувствовалось, чья-то вражья сила подбирается к семье «Зурапа». Жена закрывала на ночь все двери на запоры, но покоя от этого не было, изнеможенная угрозами физической расправы, она засыпала лишь под утро, оберегая детей. Друзья «Зурапа» похоронили его тихо и скромно, без каких-либо почестей, с оглядкой на незнакомцев, пытавшихся закидать траурные носилки камнями. Похороны «Зурапа» напоминали смерть старого верблюда, донесшего свою поклажу до нужного места и сдохшего от усталости на глазах хозяина. Не было слез и речей, лишь желание положить в могилу мертвеца и закопать в землю, зарыть и не вспоминать, как страшный сон.

Однако трагедия семьи «Зурапа» на этом не закончилась, стал осуществляться нечеловеческий сценарий торжества зла, приведший в замешательство многочисленных соседей «Зурапа», ничего не знавших о тихом и скромном служащем банка.