Охота на Чупакабру - Татьяна Рябинина

Чупин закусил губу по самую бороду. Лилечкина физиономия окрасилась в изысканный цвет бордо… или борща, но не суть. Совершив полицейский разворот, она взяла с места так, что каблуки едва не задымились.

- Наверно, живот прихватило, - пробормотала я себе под нос и пошла к машине.

- Яна!

Не оборачиваясь, я показала средний палец, предельно четко обозначила направление к известной перуанской деревне, села за руль и выехала со стоянки.

Сейчас у меня не было никакого желания разбираться, забыл ли Чупин поставить Лилечку в известность, что та в отставке, или же она плохо расслышала и заявилась уточнить, куда именно ее послали: в ту самую деревню или, может, на XYII съезд КПСС. Дважды за неделю – это уже переборчик. Если подобное случится еще раз, я больше не буду влезать. Куплю билет в первый ряд, колы и попкорна. И делайте что хотите. Без меня.

Вадим

Видимо, я резко поглупел под воздействием гормонов, если подумал, что эта коза так просто сдастся. Ждал ответного звонка если не сразу же в четверг, то хотя бы в пятницу. Слез, заверений, что она белая, пушистая и оклеветанная, признаний в большой и светлой любви. Не дождался и выдохнул с облегчением. Подумал, что Володя там на месте ей доходчиво объяснил, что лучше тихо слиться в закат, пока не стало хуже. Но то ли не объяснил, то ли не слишком доходчиво, раз заявилась собственной персоной. Надо бы выяснить, конечно, как узнала, куда заявляться, вопрос любопытный. Хотя… ну да, конечно, еще перед первой поездкой говорил ей, что в ВМА зайду на консультацию. Наверняка позвонила в справочное и уточнила, там ли я.

По закону подлости принесло ее при Яне. Чтобы жизнь не казалась медом, а то слишком уж хорошо все шло. Второй раз за неделю при ней на меня вешались бабы – страшно даже представить, что она подумала. И если с Ляной моей вины не было: ну правда, спас девчонку от гопоты и больше ничего, то тут… Я уже знал, какой моя белка может быть зубатой. Акулья белка. Никакая вакцина от бешенства не спасет. Прививать уже некого будет. Хорошо бы осталось хоть что-нибудь, чтобы похоронить. В коробке из-под обуви.

Когда Лиля повисла у меня на шее, я потерял равновесие и оперся на больную ногу. Чуть не заорал и пропустил тот момент, когда Яна вышла из машины и направилась к нам. Еще успел подумать, что это уже не белка, а песец. Полный. Но того, что случилось, предположить никак не мог.

Вот не смешно ни разу, но это был восторг. Ей бы в театре играть. Убила Лильку наповал, особенно последней фразой. А потом так же эффектно удалилась, одарив на прощание острым, как бритва, взглядом и показав фак. Элегантный, изящный фак, сверкнувший перламутровым ногтем. Ну а я развернулся и пошел внутрь. Не догонять же ее, топоча костылем, с воплями: «Прости, дорогая, я все объясню». Пусть остынет сначала. Оставалось только надеяться, что до вечера ей времени на это хватит и она за мной приедет. И что Лилю я больше не увижу.

Но для очистки совести все-таки Яну набрал, пока ждал, когда начнут оформлять в дневной стационар. Она вполне ожидаемо звонок сбросила. Ясень пень, злилась. Ну ладно.

Я понимал, что оправдываться нет никакого смысла. Тем более раз так неосторожно ушел от разговора, когда Яна спросила, знает ли моя женщина о том, что она уже не моя. Любые попытки только все усугубят. Значит, остается одно. Спокойно рассказать, как все было. Главное – чтобы захотела выслушать. Ну и понять, конечно.

Оформили меня быстро и отвели в тот же самый бокс, но в соседнюю палату - двухместную. Извинившись, что на дневном стационаре одноместных нет. Соседом моим оказался парень лет двадцати. Оторвавшись от телефона, невнятно поздоровался и снова уткнулся обратно, закупорив уши наушниками. Меня это вполне устраивало.

Для начала хотел позвонить Володе, но не вышло: забрали на лечебную гимнастику, потом на массаж. Все это было адски больно, но врачи упирали на то, что чем ответственней я подойду к реабилитации, тем лучше окажется результат и меньше вероятность неприятных последствий в будущем. Поэтому стискивал зубы и терпел. Сейчас мотивация для этого была гораздо более веской, чем еще неделю назад.

На обед приковылял в столовую, где меня застал звонок Макса. Поинтересовавшись, как дела, он сказал, что звонила Яна.

- Зачем? – неприятно удивился я.

- Да какие-то проблемы у нее на работе. Понял так, что сорвалось интервью, и она срочно искала замену. Помнишь ведь, приглашала меня на передачу? Спросила, не могу ли сегодня приехать. Но у нас с Нинкой встреча важная.

А вот это было уже плоховасто. И так злая, а еще рабочие траблы. Похоже, задачка осложнялась. Ну деваться-то все равно некуда, придется разговаривать.

После обеда позвонить Володе тоже не удалось, повели на физиотерапию. И только когда под занавес поставили капельницу, открыл в ноуте рабочие бумаги и набрал его номер.

Выслушав мой рассказ, разумеется, без описания сцены с Яной, тот выразился непечатно.

- Заявление она принесла в пятницу, с сегодняшнего дня, я в приказ подписал. И популярно объяснил, что к чему. Чтобы не рыпалась. Так что, думаю, в Питер она прикатила подсоснуть на два фронта. И тебе, и своим дружкам. Перед тобой попытаться выкрутиться, а им объяснить, почему не предупредила, с какой мы целью приехали. Разъе…нить все их гнездо гадючье.

- Ладно, с этим все ясно. Интереснее другое. Что все-таки с гадюшником делать.

- А что делать, Саныч? – хмыкнул Володя. - Трусить надо. Аудит должны сегодня закрыть, вот и посмотрим. Присядка там точно будет, даже если мы претензии снимем, а мы ведь не снимем?

- Ясный перец, нет. И заметь, мы их в последний момент прищучили. Судя по тому, что склады по документам забиты, а в реале – пустые. Наверняка готовились с денежками свалить. Я склоняюсь к тому, чтобы вообще эту халабуду закрыть. Производство продать. Пусть в убыток, но восстанавливать – еще больше потерять. Лучше в Москве второй завод открыть и черепицу туда отдельно вынести. Короче, пока я здесь, подумаю еще. Приеду – решим окончательно.

Наконец капельницу сняли и через полчаса отпустили.

Начало шестого.