Абхазские рассказы - А. Аншба

Потом наступил вечер и она, стесняясь родителей, ушла к себе позже всех. Нодар уже спал, и она легла в темноте. А рано поутру проснулась с таким ощущением, словно кто-то за ночь перенес их в сад. Комнату заполнял теплый легкий запах персиков, у изголовья кровати на табуретке стояла большая миска с желто-розовыми бархатистыми персиками.

Проснулся Нодар, улыбнулся Заире, утро у него всегда начиналось с улыбки. И протянул руку за персиком.

— Это ты принесла? — Нет, мама...

И с благодарностью она подумала о том, что мать среди множества вчерашних забот не забыла поставить в комнату персики, как не забывала в течение двадцати пяти лет ставить около кровати мужа стакан мацони, он любил натощак выпить кислое молоко. — Я буду каждый вечер приносить тебе персики и двадцать лет и тридцать! — пообещала Заира.

— Каждый вечер персики? Да я через неделю их возненавижу и сбегу. Пожалей меня! Нодар засмеялся и спрятал голову под одеяло.

Он был ребячлив, он был покладист, он был, был... Все это было тысячу лет назад.

— У тебя ведро наполнилось! — сказал Мард.

— Верно! — она взялась за холодную мокрую дужку ведра. Ну и глазастый, Мард, все замечаешь! Он удивленно посмотрел на нее.

— Так давно же льется через край! — подумал и добавил: Как ливень! — Точно! — обрадовалась Заира. — Как ливень! А теперь, давай, малыш, чайник поставим. Сполоснем и поставим.

— Сам знаю, что ополоснем! — невесть отчего он опять надулся, старательно поболтал воду в чайнике, вылил, заглянул во внутрь, проверил чисто ли и отвернувшись от Заиры, подставил его под желобок.

Заира вздохнула, положив руку ему на плечо. Он вытянул шею как индюшонок, напрягся. Она сняла руку.

Однажды, было это когда Мард едва научился ходить, они втроем приехали погостить дней на десять. Нодар предпочел бы все каникулы провести в Сухуме у своих родных, но перечить Заире не стал, только договорился с ней, что сам больше двух дней не останется, а она может и погостить подольше. Отец, как всегда, был молчалив. Мать суетилась и все больше вокруг зятя. И на дню по десять раз принималась хвалить мать Нодара, которая теперь месяцами жила в том северном городе, чтобы приглядывать за Мардом.

— Такой маме ноги надо мыть! — восклицала Гушка с несвойственным ей и потому особенно Заире неприятным умильным выражением лица. — Смотри, Заира, она родную мать тебе заменяет даже больше, чем мать. Разве я смогла бы из своей дыры выбраться и помочь тебе?

Нодар, улыбаясь, не раз говорил Заире:

— Если отец эти деньги, которые присылает матери, отдавал мне, то я на них десять нянек бы нанял, да еще нам осталось бы.

И отцу не пришлось бы на старости лет вести холостяцкую жизнь! Ехала бы мать приглядывать за ним. А мы, как ни тяжко, обошлись бы и без опеки. А? Он больше был привязан к отцу и часами мог рассказывать о нем. Родители Заиры знали, как он сильно почитает отца, хотя в доме тестя Нодар редко заговаривал о своем отце, то ли считал, что им все равно по достоинству не оценить его, то ли боялся выглядеть хвастуном.

Гушка радостно говаривала Заире:

— Тот, кто с почтением к своим относится, тот и твоих не станет обижать.

А Хакуца — Заира это услышала невзначай — однажды грубо кинул жене:

— Отчего ему отца не любить?! Нетрудно полюбить бездонную бочку, в которую за чем не сунешься, все готовенькое получаешь. Живи себе, забот не знай. Такой бочкой каждый непрочь бы обзавестись. Но, слава богу, не всем удается.

В тот день Заира так и не заставила себя поднять глаза на отца. Видно, углядел он в ней эту перемену. И на следующий день, оседлав недавно объезженного гнедого жеребца, кликнул дочь.

— Давно ты не вдевала ноги в стремя, неужто не тянет? З

аира вспыхнула. Школьницей она брала призы на районных скачках, и отец, как бы ни был молчалив, не мог при таких случаях удержаться: — Парнем бы ей родиться, парнем! Огонь!

И было яснее ясного: отец несказанно рад тому, что у него дочь, а не сын. Храбростью сына не похвастаешь, а трусости его будешь стыдиться, как тяжкого позора. Другое дело, когда дочь в смелости и ловкости мужчинам не уступает.

Как ни ругалась Гушка, Заира каждый день гарцевала на скакуне под одобрительным взглядом отца. Но так было, пока она училась в школе, да и то короткое лето перед замужеством. С тех пор отец даже не заговаривал с дочерью о лошадях и нехотя отвечал на ее расспросы — о том, как прошли районные скачки, вполуха слушал ее одобрительные замечания о новом скакуне, будто не доверял более ее мнению. А на этот раз caм позвал.

— Я не прочь! — сказала Заира, подбегая к отцу.

Она разом счастливым благодарным взглядом охватила и сутулую спину отца и огненный бок высокого жеребца. Заира тотчас заметила, что на гнедом дамское седло с высокой лукой. Значит, отец оседлал коня специально для нее. Раньше Заира ездила в мужских седлах, могла вовсе и без седла обойтись, набросить на спину коня попону и лучшего не надо, но то было раньше... Нодар стоял поодаль и смеялся. Спустилась с крыльца Гушка, держа на руках Марда, недовольно заметила:

— Вечно что-нибудь затеешь!

— Ничего, пусть ветром обдует! — улыбнулся отец. — Дай я тебе стремя подержу, — предложил он ласково.

— Как можно! Словно ты мальчишка! — запротестовала Заира и, вдев ногу в стремя, легко вскочила в седло.

— Совсем как Петушкова! — засмеялся Нодар.

— Это наездница такая, всему миру известная! — наклонилась к отцу Заира.

— Я-то подумал какая-нибудь соседка по сухумскому вашему дому! — сказал отец.

Заира тотчас выпрямилась, дернула поводья.

— Осторожнее, жеребец с норовом! — предупредил отец.

— И почище коней видали! Отец молча отошел в сторону. Гнедой покосился на него, сделал нехотя несколько шагов и остановился. Он чувствовал, что Заира давно не ездила верхом и не торопился подчиниться ей.

— Плетка по тебе плачет! — пробормотала Заира.

— Дай ей меж ушей, ходко пойдет! — крикнул Нодар.

Краем глаз Заира заметила как отец, побагровев, круто повернулся к нему, но промолчал...

Нодар поднял с земли бамбуковый прутик и, держась на безопасном расстоянии за кончик, протянул Заире.

Гушка засмеялась:

— Оставь их, Нодарик, что дочь, что отец на конях помешались, будто лучшего не видели...

Заира схватила прутик и что есть мочи хлестнула по боку гнедого.

— С ума сошла! — услышала она окрик отца.

А гнедого как подменили. Он задрожал, будто впервые почувствовал ношу, изогнул шею и прямо понесся к высокой изгороди.

Гушка вскрикнула. Гнедой шарахнулся в сторону, Заира едва удержалась в седле. Туго стянула поводья! Конь тотчас встал на дыбы. Еще громче вскричала Гушка.

— Ослабь поводья, ослабь, — кричал отец. Но она и сама уже ослабила слева повод и заставила коня повернуть к настежь распахнутым воротам, пусть он вынесет ее на вольный луг, а там она справится, лишь бы гнедой не налетел на высокий забор...

К ней наперерез бежали отец и Нодар.

— Возьми под уздцы, под уздцы! — кричал отец Нодару, заметив, что зять обгоняет его.

На миг перед конем мелькнуло белое лицо Нодара, но тотчас он отскочил в сторону, взбешенный конь несся прямо на него.

Отец перехватил гнедого у самых ворот.

Заира просила:

— Не надо, я сама, не надо.

Опасалась, что гнедой собьет отца.

Но он уже висел на коне, туго стягивал поводья и крепко вцепился в холку.

— Спрыгни! — велел он, багровый от натуги. — Спрыгни! Не бойся.

— Нет, — твердо сказала Заира. — Прошу, отпусти поводья. Уж больше он не посмеет, дай мне выехать со двора, я справлюсь с ним. Отпусти, прошу тебя.

Во дворе на чем свет стоит ругалась Гушка, проклиная мужа.

На ее руках заливался смехом маленький Мард. Рядом с Гушкой стоял Нодар и издали наблюдал за ними.

— Отпусти! — повторила Заира. — Прошу тебя.

Гнедой, прядая ушами, дрожал, часто-часто перебирал ногами.

— Мать съест меня живьем, если отпущу! — улыбнулся отец. — Да и молодец твой... Видишь, потерянный... Испугался за тебя... Зла ведь тебе не желает, а еще меньше себе...

Первый раз отец заговорил с ней о Hoдape.

— Отпусти! — закричала Заира. — Отпусти! Больно ты его разбаловал! Через час приведу — не узнаешь! Шелковым станет! Отец молча отпустил. И она погнала коня к косогору далеко за воротами. Она знала, что отец из-под руки смотрит ей вслед, и старалась держаться прямо.

Мард поднял полный чайник, ладонью старательно обтер его выпуклые мокрые бока и, немного кренясь набок под тяжестью чайника, понес воду. Заира двинулась за ним, сдерживая шаг, чтобы он не заторопился, почувствовав ее нетерпение.

— Хочешь, в субботу возьмем и сбежим в Сухум? Покупаемся вдоволь, мороженым полакомимся!

— Ерунда мороженое! — сказал Мард, не оборачиваясь. — Забава и только.