Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми

* * *

Приближаться к отцу нужно сзади. В таком случае, если он решит метнуть в вас дротик, то скорее всего промахнется. Пока он будет разворачиваться, отводить назад метательную руку, прищуривать глаз и прицеливаться вдоль древка, вы вполне успеете убежать и заказать билет на самолет в какую-нибудь другую страну. Лучше всего - в Рукманию, так как там вообще нет отцов. В этой блаженной стране непорочные божества злаков зябко жмутся друг к другу под покровом из эластичного цемента и рубиновой крошки всю долгую, промозглую рукманскую зиму и производят потомство неким способом, не известным ни нам, ни науке. Новым гражданам вручают карликовые пальмы и свидетельства о рождении, затем их ведут (или везут на санях без полозьев) на «зокало», главную площадь страны, и гравируют их augenscheinlich происхождение на огромной серебряной чаше. Зри! Там, на стене пиршественного зала - дротик!

Ореховые панели изранены в сотнях мест.

* * *

Я был знаком с отцом по фамилии Ыз, который имел прорву детей и продал их всех до единого на костолом- ню. Костоломня не принимала злых и угрюмых детей, поэтому Ыз был для своих отпрысков самым добрым и покладистым папашей, какого только можно представить. Он щедро кормил их конфетами с кальцием и поил хорьковым молоком, рассказывал им забавные истории и ежедневно выводил их на костеукрепляющие прогулки. «Высокие и крепкие,- говорил он,- вот какими должны быть сыновья». Раз в год костоломня присылала к дому

отца Ыз маленький синий автобус.

* * *

Имена отцов. Отцы имеют следующие имена:

Аалбиэль

Авель

Аариэль

Авессалом

Аарон

Агав

Абабалой

Аголиаф

Аббадон

Агасон

Абан

Агвенд

Абатур

Адам

Аббот

Адео

Абдия

Адитьяс

Абиу

Адония

Аввакум

Адоссия

Авда

Азаил

Авдий

Азария

Авдиил

Альберт.

Отцы обладают голосами, каждому голосу присуща своя terribilita[48]. Отеческие голоса звучат по-разному: как горящая фотопленка, как глыба мрамора, со скрежетом выламываемая из карьера, как звяканье канцелярских скрепок в ночной тиши, как шипение ямы, где гасят известь, как любовная песнь нетопыря. Есть отцы, чьи голоса дробят стаканы. От одних отеческих голосов можно растрогаться до слез, от других можно тронуться умом. Отцы, временно свободные от исполнения отеческой роли, могут быть фермерами, драматическими тенорами, жестянщиками, автогонщиками, боксерами или торговцами. Чаще всего - торговцами. Многие отцы не слишком чтобы рвались стать отцами, эта морока свалилась им на голову по несчастному стечению обстоятельств, либо по чьему-либо злому умыслу, либо просто по чьей- то неосторожности, безо всяких там умыслов. При всем при том именно эта - нечаянная - подгруппа отцов наиболее часто являет миру примеры тактичного, покладистого, воистину прекрасного отцовства. Отец, ставший отцом двенадцать или двадцать семь раз, вполне заслуживает удивленного взгляда, судя по всему, он относится к себе без подобающего отвращения, этот отец в дождь и непогоду непременно надевает синюю вязаную шапочку с козырьком - чтобы напомнить себе о своем героическом прошлом, о боевых действиях в Северной Атлантике. Есть отцы, безупречные во всех отношениях, это либо священные мощи, прикосновение к которым излечивает неизлечимые болезни, либо тексты, изучаемые из поколения в поколение с единственной целью - найти наиболее верный способ широкого распространения этой уникальной особенности. Текстовых отцов принято переплетать в синий коленкор.

Отеческие голоса отличаются невероятной настырностью.

Образчик голоса, А.

Сынок, у меня для тебя плохая новость. Правда, ты не поймешь до конца всю ее значимость, ведь тебе еще только шесть, да и с головой у тебя не все в порядке, вот родничок так никогда толком и не затянулся, не знаю уж почему. Но я не могу больше откладывать, я обязан сообщить тебе эту новость. Ты только не думай, сынок, в этом нет злого умысла, надеюсь, ты мне поверишь. Дело в том, сынок, что ты должен пойти в школу и научиться жить в коллективе. Вот такая вот новость. Ты побледнел? Да, сынок, как я тебя понимаю. Это ужасно, но куда же от этого денешься? Мы с твоей матерью могли бы преподать тебе навыки общежития прямо здесь, дома, но только мы просто не выдержим этого ужаса. А я и твоя мать, мы, которые любим тебя и любили всегда, и всегда будем любить, мы немного слишком чувствительные. Мы не хотим слушать твои вопли и визги. Не бойся, сынок, будет очень скверно, но ты этого почти не почувствуешь. И я знаю, что ты будешь держаться молодцом и ничем не огорчишь нас, твою мать и меня, которые так тебя любят. Я знаю, что ты будешь держаться молодцом и не сбежишь никуда и не закатишь истерику. Сынок, у тебя сейчас такое лицо, что жалко смотреть. Но куда же тут денешься, нельзя же, чтобы ты вот так вот слонялся по улицам, как безмозглая скотина. Ты должен научиться держать себя в рамках. Тебе не хватает чувства реальности, ты должен взнуздывать свои порывы. Там, в школе, они будут сосать из тебя кровь. Они тебе устроят такое, что мало не покажется. Тебя там научат думать, ты узнаешь там буквы, буквы и цифры, глаголы и все такое. Мы с твоей матерью могли бы преподать тебе навыки общежития здесь, дома, но это было бы слишком мучительно для меня и твоей матери, которые так тебя любят. Ты, сынок, познакомишься с розгой, розга подойдет к тебе, скажет здрасьте, как поживаете? Там, в этой школе, ты узнаешь про свою страну, о, сколь прекрасна ширь небес[49]. 

Они там навалят на тебя целую кучу всякой хрени, в этой школе, и я бы не советовал тебе сопротивляться, они такого не любят. Принимай все как должное, и все будет тип-топ, сынок, просто ты должен трезво смотреть на вещи. Там, в этой школе, будут другие ребята, и каждый из них только и будет думать, чтобы отнять твои деньги на завтрак. Но ты, сынок, ты не отдавай им свои деньги, ты их засовывай в ботинок. А если они очень пристанут, ты скажи, что денег нет, их отобрали другие ребята. Ты их обманешь, и они тебе поверят, понимаешь, сынок? Что это с тобой такое? И берегись смотрителя, он мужик зловредный. Он не любит свою работу. Он хотел стать президентом банка. И не стал. Вот почему он такой зловредный. Берегись дубинки, с которой он расхаживает. И училки, сынок, ее ты тоже берегись, она всегда всем недовольна. И язычок у нее такой, порезаться можно. Она будет орать на тебя, а ты молчи и слушай, сдерживайся, сколько можешь. Так-то я ничего не имею против школы, они там просто делают свою работу. Слышь, да что это с тобой? А если эта школа не справится со своей работой, мы подыщем другую, которая справится. Мы же всегда на твоей стороне, я и твоя мать, мы же тебя любим. Там с тобой будут заниматься спортом, и с мячиком, и охота, и всякое такое, и ты поосторожнее с тренером, он неудачник и вообще разочарованный в жизни, некоторые говорят, что садист, но тут уж я точно не знаю, а врать не буду. Тебе же, сынок, нужно развиваться физически, а то что же получится? Если тебя пихают, ты их тоже пихай, чтобы не было так, что тебя обидели, а ты и скис. Никогда не показывай, что боишься. Не вылезай вперед, смотри, что делает сосед, и делай то же самое. Если только он не придурок. Если он придурок, ты сразу поймешь, что он придурок, потому что все будут его лупить. И вот еще что я скажу тебе про эту школу. Они будут делать то, что будут делать, не сами по себе, а потому, что я сказал, чтобы они так делали. Вот потому они и будут так делать. Не думай, что они все это сами придумали, это я им так сказал. Я и твоя мать, которые тебя так любят, вот мы им и сказали, чтобы они все это делали. Держись молодцом, сынок! Будь на высоте! Ты там отлично приживешься, просто отлично. Слушай, да что это с тобой? Не надо так, не надо. А что это такое я слышу? Это же мороженщик кричит. Хочешь, сынок, мороженого? Сбегай, сынок, за мороженым и проследи, чтобы посыпали шоколадом. Беги к мороженщику, сынок, дай ему четвертак и сразу назад.

В

Эй, парень. Пошли-ка мы погоняем мячик. Мячик погоняем. Ты что, не хочешь погонять мячик? А чего это ты вдруг не хочешь погонять мячик? Да знаю я, знаю, почему ты не хочешь погонять мячик. Это все потому, что ты… ладно, забудем. Мне даже думать об этом противно. Ладно, раз ты не хочешь погонять мячик, помоги мне оборудовать патио, уж это-то ты можешь. Ты хочешь помочь мне в работе? Конечно хочешь. По глазам вижу, что хочешь. Когда мы закончим патио, у нас будет такое патио, что зашибись. Эти, которые напротив, они сдохнут, как увидят. Пошли, парень, ты будешь держать ватерпас. И сегодня мне хотелось бы, чтобы ты держал эту долбаную хреновину ровно. Я хочу, чтобы ты держал его ровно. Это ж проще простого, любой придурок бы справился. Ниггер и тот бы справился. Мы этим говнюкам напротив такую клизму вставим, неделю с горшка не встанут, а то они и то, они и сё. Бегите от гнева будущего, вот так я всегда говорю. Я это на плакатике прочитал. Бегите От Гнева Будущего[50]. Псих какой-то расхаживал по улице с этим плакатиком, бегите, значит, от гнева будущего, я от смеха чуть не рухнул. А потом целый месяц повторял это вслух, бегите от гнева будущего, бегите от гнева будущего. Застряло в голове, и никак. Это они, значит, про Бога, вот это они про что, про Бога, про Бога, понимаешь? Это все эта божественная хрень, которую они нам втюхивают, у них же все продумано, что и как, только лучше об этом не будем, а то у меня прямо в жопе свербить начинает. А вот мамаша твоя, она всей этой хрени верит, я ничего не говорю, она нормальная баба, все бы такие были, поменьше бы ей только церковью этой заниматься, а то она малость на ней свихнулась. Ладно, не будем об этом. Она делает, как она знает, а я - как я знаю, и все, хватит об этом. Она ведь что, она на этом, считай, что свихнулась, и я ее не виню, просто так уж ее воспитали. Ее мамаша, она ведь тоже была на этом деле повернутая. Вот так вот эти церкви и делают свои денежки, баб задуряют. Всех этих придурочных идиоток. Держи эту штуку ровно. Вот так-то лучше. Теперь возьми карандаш и проведи по опалубке линию. Я давал тебе карандаш. Да куда ж ты засунул этот долбаный карандаш? Господи Исусе, да найди ты этот долбаный карандаш. Лады, беги домой и возьми другой. И побыстрее, не могу же я стоять здесь и держать эту хрень до вечера. Подожди, вот он. Ну да, карандаш был у меня. Теперь держи эту хрень ровно и проведи линию. Не так, придурок, горизонтально. Мы что, по-твоему, хлев строим? Вот так. Хорошо. Теперь веди линию. Хорошо. О'кей, теперь сходи и принеси угольник. Плоская такая хрень, на букву L похожа. Смотри, вот такая. Хорошо. Спасибо. О'кей, теперь приложи эту хренопень к опалубке, где ты провел линию. Тогда у нас тут получится прямой угол, понимаешь? О'кей, теперь держи доску, а я забью колья! ДА ДЕРЖИ ТЫ СПОКОЙНО, МАТЬ ТВОЮ! Как по твоему мнению должен я забивать колья, когда эта хрень вахляется? Держи ее спокойно. Проверь еще раз по угольнику. Ну как там, прямо? Теперь держи, чтобы не качалась. Совсем не качалась. О'кей. Готово. А чего это ты весь трепыхаешься? Делов-то всех, попросили мужика пару минут подержать сраную дюймовую доску, а с ним чуть не припадок. Прекрати. Прекрати сейчас же! Кому сказано, прекрати! А теперь отдохни, успокойся. Ведь ты же любишь помогать мне строить, верно же, любишь. Ты только представь, как это будет, когда мы все закончим и сядем, и нальем по стакану, и выпьем без спеха, эти засранцы напротив, они же сдохнут от зависти. Беги от гнева будущего, вот так-то, парень, беги от гнева будущего. Хе-хе.